Джон Клеланд - Женщина для утех

С несдерживаемым возбуждением она схватила мою руку и сильно притянула ее к себе, к тому самому месту, которое только что разглядывала у меня.

Я ощутила разницу между этим местом у нее и у меня. Разница была огромной. Здесь рос густой, обильный лес, говоривший о зрелости женщины, а просторное отверстие, в которое Феба впихнула мой палец, легко и мягко открылось под слабым натиском руки.

Женщина начала ритмично двигаться вперед-назад и все быстрее, а когда она несколько раз вздрогнула и замерла, я вынула палец из ее тела. Он был влажным и липким.

Феба страстно меня поцеловала и вытянулась рядом на кровати. Теперь она была спокойна.

Я не знаю, сколь сильное и какого типа наслаждение испытала со мной эта женщина. Однако ясно было одно: с первой ночи, проведенной с Фебой, начался процесс моей деморализации.

Я тогда поняла, что любовная связь между женщинами может быть не менее опасной и не менее чреватой последствиями, чем связь между мужчиной и женщиной.

На следующее утро я проснулась поздно, около десяти, отдохнувшая и свежая. Феба уже суетилась в комнатке. Заметив, что я открыла глаза, она спросила, как я спала и как себя чувствую. Ни взглядом, ни жестом, ни словом она не напомнила о том, что было ночью между нами.

Я поблагодарила ее за заботу о моем самочувствии и спросила, с чего должна начинать службу в доме. Феба только улыбнулась.

Через минуту появилась служанка с чаем, а за ней неуклюже вкатилась в комнату мадам Браун. Я испугалась, что хозяйка дома начнет меня отчитывать за то, что я поздно встала. И была приятно удивлена тем, что она вместо нареканий в мой адрес сказала с восхищением:

— Ты свежа и прекрасна, моя дорогая. Настоящий бутон распускающейся женственности. Тебя ждет замечательная карьера… Редкий мужчина устоит перед твоей красотой. Все будут вынуждены ей поклоняться. Весь Лондон окажется у твоих маленьких ножек.

Комплименты моей благодетельницы были мне приятны. Я наивно и глупо благодарила ее. Обеих женщин радовала моя наивность. Им только того и надо было: лишь бы я пока оставалась в неведении, не понимала, какую судьбу они мне готовили.

Впрочем, совсем скоро начали вырисовываться контуры моей будущности. После завтрака служанка принесла кучу одежды, предназначенной для меня.

Я потеряла дар речи от восторга! Мое маленькое глупое сердце затрепетало, как мотылек. Шелковое ношеное платье с серебристыми цветами, шляпа из брюссельского материала, высокие ботинки со шнуровкой и другие вещи казались мне самыми великолепными драгоценностями мира.

Однако очень скоро стало ясно, что получила я все эти королевские дары только потому, что мадам уже присмотрела для меня клиента, которому не терпелось как можно скорее оценить мои прелести. Клиент, судя по всему, прекрасно понимал, что такой редкий товар, как девственность, долго не задержится в этом доме.

В задачу Фебы входило подготовить и украсить меня на продажу. Она наряжала меня медленно и вдумчиво, а я, сгорая от нетерпения, стояла перед зеркалом. Мне так хотелось поскорее надеть все эти чудесные вещи.

Я была возбуждена и счастлива. Сейчас я понимаю, что скромная деревенская одежда была во сто крат красивее искусственных блестящих тряпок, которыми Феба первый раз украшала тогда мои девичьи прелести.

— Прекрасна, как роза! — восхищалась Феба. — Просто воплощение весны!

Ее восторги были как нельзя более искренними. Я была действительно красивой высокой девушкой, но не слишком высокой. У меня были гибкие бедра и стан столь упругий, столь тонкий, что не было необходимости в поясах и корсетах.

Каштановые волосы локонами ниспадали мне на плечи, оттеняя гладкую белую кожу утонченного лица. Родинка на подбородке придавала лицу лукавое и смешливое выражение, контрастировавшее с мечтательными, то слегка затуманенными, то пылавшими огнем глазами. Грудь была высокой и маленькой, пока еще, может быть, слишком маленькой, но уже округлой и упругой, обещавшей стать великолепной с приближающейся зрелой женственностью.

Стоя перед зеркалом, стройная и красивая, я и не думала о том, что никто просто так, без расчета, не стал бы наряжать бедную девушку, объясняла происходящее со мной только добротой благородной госпожи Браун и ее помощниц. Я не удивилась и тому, что мадам, как бы затем, чтобы обезопасить мое скромное родительское наследство, забрала — как утверждала, на сохранение — все привезенные из деревни деньги.

Меня схватили и посадили в клетку, а я и не заметила этой клетки.

Когда мой туалет был готов, я перешла в гостиную. Взглянув на меня, мадам жеманно воскликнула:

— Выглядишь в этом платье так естественно, словно от рождения ничего другого не носила. Познакомься с моим племянником.

Только после этих слов я заметила так называемого племянника, стоявшего у окна.

Он повернулся и поклонился мне. Я ответила скромным реверансом. Он подошел ближе и потянулся меня поцеловать в уста, но я подставила ему только щеку. Он что-то с упреком пробормотал и неожиданно для меня прижался горячими от желания губами к моим. Меня передернуло от отвращения. Он был так омерзителен, что у меня не хватает слов для описания его внешности.

Представьте себе, пожалуйста, мужчину лет около сорока, коротконогого, брюхатого, с выпученными глазами и болезненного оттенка сероватой кожей лица, с потрескавшимися сухими губами, дышащего со свистом и хрипом. Его кривая усмешка вызывала тошноту и придавала этому отталкивающему уродцу пугающее выражение.

Несмотря на это, он был свято убежден, что нет женщины, которая устояла бы перед ним. Он проматывал свое состояние на проституток, которые, зная его слабость, не скупились на похвалы «чарам его неотразимой мужественности».

С девочками же, которые не умели скрыть своего отвращения и страха, он был грубым и резким. Слабая половая потенция побуждала его постоянно менять женщин. Он неустанно искал новых форм возбуждения и партнерш, надеясь усилить свою исчезающую эротическую возбудимость.

Не раз случалось, что в момент наивысшего возбуждения тело этого мужчины переставало ему повиноваться, так и не достигнув полной разрядки, что вызывало у него припадки бессильного гнева, направленного на несчастных партнерш.

Я должна была стать очередной жертвой, которую приодела и подготовила для этого чудовища моя мнимая благодетельница.

Мадам приказывала мне садиться и вставать, поворачиваться к нему спиной и лицом, снять с шеи шаль, чтобы он мог видеть движение поднимающейся и опускающейся при дыхании груди, давала указание прохаживаться перед ним, чтобы он полностью оценил мою прелесть и очарование. Этот всесторонний показ встретил с его стороны полное одобрение. Он ощупывал меня жадным взглядом и кивал головой. Глазами пожирал мое тело, а когда я, натолкнувшись на его скотский взгляд, отшатывалась со страхом и отвращением, он наверняка объяснял это всего лишь моей девичьей застенчивостью.

Наконец после длившихся вечность минут этого тяжкого осмотра моих прелестей мадам Браун позволила мне покинуть гостиную и удалиться с Фебой наверх, в нашу комнатку. По своей наивности я еще не понимала намерений хозяйки. Я считала, что «племянник» не должен занимать мои мысли дольше, чем того требует вежливость и благодарность хозяйке дома.

— Ты знаешь о том, что этот почтенный и благородный господин мог бы на тебе жениться? — начала Феба. — Что ты об этом думаешь, малышка?

На мгновение я потеряла дар речи. Эта мысль была просто ужасна! Овладев собой, я, однако, пытаясь быть спокойной, возразила:

— Я не думаю о замужестве. А если когда-нибудь выйду замуж, то скорее всего за человека моего положения.

В тот момент я была обижена на всех господ, поскольку к их кругу принадлежал также и «племянничек» мадам Браун.

Между тем, как я позже узнала, мадам Браун как раз закончила торги со своим «племянничком». Сошлись на том, что хозяйка получит 50 гиней за само разрешение на его пробу со мной и еще 100 гиней, когда ему удастся удовлетворить со мной свое желание и овладеть моей девственностью.

Наградой же для меня было лишь его признание.

Когда с торгами было покончено, клиент загорелся желанием тут же получить товар. Он не хотел и слушать объяснений сводницы, что я еще не достаточно подготовлена, что не прошло и двадцати четырех часов моего пребывания в этом доме.

Желание его ослепило, нетерпение возбуждало. А самомнение мешало сообразить, что не только стыд и страх, но и, прежде всего, отвращение девушки может стать причиной его провала.

Такому напору со стороны клиента хозяйка вынуждена была уступить. Было окончательно решено, что проба состоится тем же вечером после ужина.

Во время ужина Феба и мадам Браун без устали хвалили «племянника».

— Этот великодушный джентльмен влюбился в тебя с первого взгляда, — твердила хозяйка. — Тебе так повезло, что он заинтересовался тобой. Если будешь умницей, получишь все, что душа пожелает: состояние, наряды, кареты, тебя ждут даже путешествия в другие страны. Ничего плохого с тобой не случится. Можешь положиться на его рыцарскую честь.

И чтобы еще больше ослабить мою волю к сопротивлению, обе женщины все подливали и подливали мне вина.

Около шести я вернулась в мою комнатку. Там уже стоял столик, накрытый к чаю. Вскоре вошла мадам в сопровождении «племянника».

Он сел рядом и вперился в меня своими выпученными глазищами. Его пристальный взгляд вызывал во мне почти физическую боль.

Вскоре хозяйка заявила, что, к сожалению, очень занята и должна нас покинуть на некоторое время, но потом вернется.

— А пока, — с металлом в голосе обратилась она ко мне, — составишь компанию моему племяннику, а ты, — повернулась она к чудовищу, — будешь добр и снисходителен к этому слабому ребенку.