Любовь Рябикина - Женька

Голубая машина свернула в улицу и Женька, уронив стул, опрометью бросилась в большую комнату. Спрятавшись за занавесками приникла к окну. Через мгновение «Москвич» промчался мимо, но девчонка успела заметить четкий профиль водителя. Ее сердечко учащенно забилось.

В доме никого не было и она принялась кружиться по комнате, радостно повторяя вновь и вновь: «Я видела дядю Сережу! Я видела дядю Сережу…». Ей было глубоко плевать, что проехавший мужчина не обращает на нее внимания. Главное, как казалось Женьке, что она любит его. И было ей всего пятнадцать лет…

Годы мчались, Женька потихоньку взрослела, но по–прежнему следила за голубым «Москвичом» и его владельцем. Иногда, возвращаясь с танцев одна, она подолгу стояла, спрятавшись в тень развесистого вяза и глядела на темные окна чужого дома.

Сергей Зотов много лет жил один, вернувшись с севера, где проработал пятнадцать лет. В городе поговаривали, что он был женат, но ему сильно не повезло с женой. Попалась гулящая. Некоторые облегченно говорили: «Слава Богу, хоть детей не заимели! А то мог бы сейчас воспитывать неизвестно от кого пригулянное, раз баба такая беспутная попалась…».

Дом в городе достался ему от родителей. Не один раз, вернувшись с заработков, Зотов пытался ввести в дом хозяйку, но, как на грех, женщины попадались ленивые или пьющие и он их без сожаления выгонял. Сергей любил порядок, работал много и этого же требовал от других. Вел довольно замкнутую жизнь, хотя назвать его «бирюком» было нельзя. Часто он отправлялся по вечерам в клуб на последний сеанс кинофильма.

Женька следила за ним и едва замечала, что Зотов направился в центр, торопливо собиралась и бежала следом, на ходу говоря:

— Ой, забыла совесм, меня же девчонки в кино звали! Я побегу…

Родители не возражали. Дочка училась хорошо и они не препятствовали ей отдыхать. Ночью она шла за мужчиной, глядя в его прямую спину и молилась, чтоб он наконец–то заметил ее. Но чаще старалась идти в тени, чтоб он не увидел. Почему она так делает, Женька и сама не смогла бы объяснить. То на нее нападала безудержная смелость и она готова была сказать мужчине о чувствах. То страшная робость сковывала ее словно цепями.

Когда приезжали артисты с области, Зотов шел на концерт или цирковое представление, заранее купив билет. В общем, не отставал от жизни. И Женька снова шла следом, зная его любовь к искусству и точно так же купив билет заранее. Пару раз они даже сидели рядом в кино. И в эти минуты Женька не видела ничего из того, что происходило на экране. Она слушала дыхание сидевшего рядом мужчины. Искоса глядела на темный профиль и ее юная душа пела.

Иногда Сергей подолгу разговаривал с Женькиным отцом, заходя к ним во двор или в дом и девушка сразу же находила сотню дел, чтобы быть поблизости. Тайком глядела на гостя, запоминая его жесты, голос, чтобы ночью вспоминать и мечтать. С замирающим сердцем, стараясь сделать это украдкой, разглядывала смуглое лицо, чуть тронутые сединой темные волосы, карие глаза мужчины и ей хотелось петь от радости. А дядя Сережа, поздоровавшись, больше не обращал на нее внимания. Женьку это расстраивало и злило.

Оставшись в доме одна, она часами разглядывала себя в зеркале, пытаясь найти «изъян», из–за которого Зотов не глядит на нее. Но из зеркала смотрела красивая семнадцатилетняя девушка: чуть раскосые зеленые глаза лукаво блестели из–под темных ресниц, темные дуги бровей и яркие пухлые губы на нежном овале лица, обрамленного светлыми волосами с модной удлиненной стрижкой, дополняли картину.

Никто из сверстников не нравился Женьке так, как этот мужчина, ровесник ее матери. Смутные надежды и желания бродили порой в ее голове. Одноклассники пытались ухаживать за ней, приглашали в кино, но каждый раз получали отказ. Кареева все свое время отдавала учебе и наблюдениям за «дядей Сережей». Родители не догадывались ни о чем, искренне радуясь целеустремленной дочери. Они знали о ее мечте.

Женька закончила школу с серебряной медалью и довольно легко поступила в медицинский институт в Костроме. О профессии хирурга она мечтала класса с третьего и вот ее мечта исполнилась. В трех группах будущих хирургов Кареева была единственной девушкой. По этой специализации шли лишь ребята. В деканате попытались уговорить упрямую девчонку идти учиться на терапевта или отоларинголога, но она решительно отказалась.

Осенью, вздохнув про себя, уехала учиться. Поселилась в общежитии, с тремя девчонками–сверстницами, пожелавшими стать терапевтами. Часто, когда оставалась в комнате одна, вспоминала «дядю Сережу».

Прошло три года. Девушка успешно овладевала специальностью и на курсе ее считали «весьма перспективной и талантливой». Никто из однокурсников за эти годы так и не сумел завоевать ее сердце, хотя ребята искренне старались. Женька с удовольствием принимала участие в вечеринках, но едва дело доходило до ухаживаний, становилась колючей и насмешливой. В конце концов ребята стали воспринимать ее, как хорошего друга. Украдкой вздыхали, глядя вслед. Поведение Женьки являлось для них загадкой.

На Новый Год и каникулы Кареева решила ехать домой, хотя подружки сманивали на недельную экскурсию в Москву. Ей хотелось увидеть «дядю Сережу». Красоты столицы не прельщали. Сборы заняли минут пятнадцать. Женька, вернувшись с занятий в последний день, торопливо покидала в сумку кое–какие вещи и отправилась на автовокзал. Уговорила шофера посадить ее в переполненный автобус, воспользовавшись своей красотой и обаятельной улыбкой. Билетов не было.

Почти всю дорогу пришлось стоять, но она не унывала. Не ругалась, как другие пассажиры, на толчки со всех сторон. Смотрела в окно на проносившиеся мимо деревни. Мечтала, как увидит «дядю Сережу» и легонько улыбалась. От автостанции до дома добралась за десять минут. Ноги сами несли ее к родному порогу.

Родители обрадовались приезду дочери. Расспрашивали об учебе. Осторожно пытались узнать есть ли у нее «кавалер». Женька смеялась в ответ, уплетая зеленые щи из русской печки. Рассказывала о приятелях из группы, об учебе, делилась мыслями насчет будущей практики и следующего лета. Показывала привезенные фотографии.

Вечером она собиралась на танцы и прихорашивалась перед зеркалом, когда произнесенная отцом фамилия «Зотов», заставила ее прислушаться. Женька замерла перед зеркалом с поднятыми руками и чуть повернула голову. Дверь в горницу была распахнута из–за протопленной печки. Спать в духоте тяжело. Открытая дверь позволяла температуре выровняться во всем доме. Алексей Федорович рассказывал жене, сидевшей на низенькой скамеечке напротив и резавшей мелкую картошку в ведерный чугун:

— …сильно его избили, а в нашей больнице раны обработали, руку загипсовали и домой привезли. У них, видите ли, в хирургии мест нет!

Женька выглянула на кухню. Отец сидел на диване, собираясь подшить прохудившиеся валенки. Дратва, шило и лоскут толстой кожи лежали рядом на расстеленной газете. Тщательно скрыв охватившее душу волнение, спросила:

— Пап, о ком это ты рассказываешь?

Отец обернулся:

— Да о Сереге Зотове. Вчера, средь бела дня, к нему в дом ввалились двое. Избили. Деньги требовали, а они у него на сберкнижке. Милиция наша немного покрутилась вокруг, узнали, что напали нездешние и укатили к себе. В больнице корпус ремонтируют. Мест нет. Отправили домой мужика. Хоть бы подумали, а что он может сделать с одной рукой, да с сотрясением мозга? Все прекрасно знают, что никого у Сереги нет, а так поступили.

— А что у него с рукой–то?

— Бандиты сломали. К чему катимся? Средь бела дня нападают…

Женька с трудом подавила слезы и переменила разговор, повернувшись к вешалке:

— Ну ладно. Я к подружкам, потом на танцы. Так что скоро не ждите.

Родители заулыбались. Под их внимательными взглядами обула модные сапожки на каблучке. Застегнула пальто. Повертевшись возле зеркала, натянула серую пушистую шапочку. Кокетливо улыбнулась отцу с матерью и выскочила за дверь. Сердце билось как сумасшедшее, но девушка твердо знала, что сделает сейчас. По тропинке выбралась на дорогу. Снег тихонько скрипел под сапожками. Яркие звезды смотрели на нее с темно–синего неба. Луны пока не было. От труб кое–где горизонтально стелился дым. Верная примета, что утром станет теплее, хотя вечером морозец хорошо чувствовался. Кожу пощипывало и Женька прикрыла нос варежкой.

Она решительно дошла до дома Сергея Зотова. Свернула на тропинку, ведущую к калитке. На улице не было ни души. Толкнула дощатую дверцу, с удивлением обнаружив, что она не заперта и вошла во двор. На мгновение остановилась возле тераски. Решимость медленно угасала, готовая смениться чувством паники. По коленкам пробежала дрожь, но девушка взяла себя в руки. Поднялась на крыльцо и открыла первые двери. В доме Зотова она не бывала ни разу и ничего не знала. Ощупью поднялась еще на четыре ступеньки, споткнувшись практически на каждой. Нащупав дверь, дернула ее на себя и очутилась в доме. Встала у порога, прислушиваясь.

В комнате горел свет, проникавший в прихожую, отделенную от кухни ситцевыми цветастыми шторками. На дверной стук не раздалось ни звука. Девушка прошла вперед, с любопытством оглядываясь. Зотов лежал на диване в кухне с закрытыми глазами и Женька испугалась, что он умер. От природы смуглая кожа посерела. Забинтованная голова дяди Сережи покоилась на подушке в голубой наволочке. Губы опухли и почернели, а лицо было все в синяках и ссадинах. Поверх одеяла лежала закованная в гипс правая рука. Душу пронзила жалость.

Девушка подошла ближе и наклонившись, робко дотронулась до его шеи. Кожа была холодной, хотя она профессионально почувствовала биение под пальцами и обрадовалась. Мужчина приоткрыл глаза, но видимо не разобрал, кто перед ним, так как спросил: