– Привет, Люсенька, – удивленно сказал «мерзавец», – ты не заболела?!

– Я заболела, – ошарашенно кивнула она, – заболела. Отравилась! Проходи. – И она побежала в ванную комнату.

Когда живешь одна, можно много чего не делать, в том числе и не следить за своей внешностью, пугая хулиганистых мальчишек. Можно незаметно для самой себя превратиться в этакую Бабу-ягу и пугать не только их, а всех окружающих. Можно, но не нужно. Однажды залетный принц обязательно ошибется адресом и постучит в дверь. И если испугается он, то на личной жизни можно ставить крест, принцы не стучат дважды. Этот, залетный, хоть и не ошибся адресом, но чуть не испугался. Поливая себя живительными струями теплой воды, Люся превращалась в Людмилу Прекрасную и корила себя за недопустимую расслабленность.

Когда она через час в полной боевой готовности вышла из ванны, Федор облегченно вздохнул. Он сидел на диване и играл с Пятихаткой, которая бегала вокруг него, заливаясь звонким лаем, и пыталась укусить за палец. Полевые цветы стояли на столе в вазе с водой.

– Люсенька, – начал Федор, глядя на нее с нескрываемым любопытством, – у тебя все в порядке?

– А что? – Люська села в кресло, демонстративно закинула ногу на ногу и потрясла старым тапком.

– Мне показалось, что ты…

– Тебе показалось, – перебила она его и подбросила тапок к потолку. Вернее, он устремился туда сам, подчиняясь указанной амплитуде движения. Люся дернулась следом, молниеносно поймала обувку, заметила на нем дырочку возле большого пальца ноги и спрятала тапок в карман халата. Федор, внимательно следивший за этими манипуляциями, потерял бдительность, и Пятихатке наконец-то удалось прихватить его палец.

– У! Ё! – вскричал гость и подпрыгнул на диване.

– Федя, – поинтересовалась Люся, – у тебя все в порядке?

– Все в порядке, Люся, у-у-у, как больно, все хорошо. Славный песик, чтоб его…

– Это она, девочка. Моя единственная радость, – последнее предложение она сказала с особым надрывом в голосе.

– Единственная? – тупо переспросил Федор, тряся укушенным пальцем.

– Она не любит чужих людей, – объяснила Люся поведение Пятихатки.

– Чу-жих? – инфантильно потянул вопрос Федор.

Люся вздохнула, скинула оставшийся тапок и пошла за аптечкой. Мужчины способны думать только о своих ранах, не реагируя на страдания других. Если она сейчас же не перевяжет ему этот дурацкий палец, то он станет трясти им до бесконечности. Никакого разговора не получится, не говоря уже о чем-то более конкретном и приятном: об обвинениях в его адрес. Она вернулась с бинтом и йодом, Федор все так же тряс укушенным органом. Люся густо намазала палец йодом, стараясь как можно больше налить в саму ранку. Федор взвыл, доставляя ей практически физическое наслаждение.

– Больно? – хищно поинтересовалась она, глядя в его испуганные глаза.

– Все в порядке, – простонал он, – Люсенька, спасибо.

– Не за что, – буркнула она, обматывая палец бинтом. – Зайди в травматологию, я не знаю, возможно, у нее бешенство. Сколько там полагается уколов? Штук сорок?

– Последние достижения медицины позволяют ограничиться одним, – как бы оправдываясь, что ему не доведется испытать счастье от сорока прокалываний собственного тела, сказал Федор.

– Жаль, – вздохнула Люся, – ты так и не узнаешь, как я страдала.

– Тебя тоже кусала бешеная собака?! – изумился он, тупея на ее глазах.

– Нет, меня чуть не съел бешеный кабан! – взорвалась Люся. – И все по твоей милости! В этих самых Ромашках эти бешеные кабаны без зазрения совести жрут ланкомовскую помаду и людей! И я чуть не стала их жертвой. И некому было бы тебе перевязывать палец, между прочим.

– Бедная ты моя, – расчувствовался Федор и попытался ее обнять.

– А ты в это время развлекался! – не унималась Люся, пытаясь завершить процедуру морским узлом бинта. – Катался на своих тарабарках!

– Байдарках, – поправил ее Федор и пожалел об этом.

– Ах! Байдарках! Так тебе они дороже, чем я?! Так и отправляйся к ним, развлекайся дальше!

Пятихатка, сопереживая настроению хозяйки, подпрыгнула и вцепилась Федору в штанину. Держа в зубах ненавистную брючину, она рычала и царапалась. Федор, стараясь не разозлить подругу еще больше, постарался незаметно сбросить щенка с ноги, одновременно обнимая девушку за вздрагивающие плечи. Это было круче, чем удержаться на повороте бурной реки с одним веслом. Люська фонтанировала обидой и злостью, а Пятихатка безжалостно драла выходной костюм.

– Люся! – Федор нашел неожиданный выход и бухнулся на колени. – Скажи, чем я могу искупить свою вину?! – Оказавшись в нескольких сантиметрах от своей ноги и наглой собачонки, он отодрал ее от себя вместе с клоком ткани и откинул на диван. Довольная добычей, Пятихатка улеглась там и принялась жевать клок его брючины. – Люся! Хочешь, я поеду с тобой в гипермаркет! На целый день! Только ты и я, и твои любимые тряпки!

– Гипермаркет? – заинтересовалась Людмила. – На весь день?! И ты согласен?! Какая большая жертва с твоей стороны.

– Да, я жертвенник! – заявил Федор, обнимая ее коленки. – Я на все готов ради тебя. Хочешь, прямо сразу и поедем?!

– Прямо сразу? – в глазах Люси загорелись искры любви. – Ты согласен прямо сразу. – Федор понуро кивнул головой. – Поедем, – сказала Люся и вскрикнула, – ой, нам к Кошелевой нужно ехать, а не в гипермаркет! У меня же подруга умирает! – Она бросила Федора и побежала переодеваться.

Он, довольный тем, что она больше не сердится, сел рядом с Пятихаткой и в порыве чувств погладил ее по голове. Щенок, не выпуская из пасти трофея, предупреждающе зарычал.

– Ну, будет тебе, будет, – сказал ей Федор, – покусали мужика со всех сторон, и хватит.

– Брюки снимай! – скомандовала ему Люся, пробегая раздетая мимо дивана.

– Люсенька, – обрадовался Федор, – это я мигом, это я сейчас!

– Ты что, – она удивленно посмотрела на него, – хочешь сам дырку зашить?

– Хочу, – ответил обескураженный Федор.

– Держи иголку, – она сунула ему портновские принадлежности и побежала дальше. – И куда я джинсы подевала?! Пятихатка, ты не видела?!


Светлана, с трудом преодолевая тошноту, доползла до телефона.

– Мама, приезжай, – выдавила она из себя, – мне кажется, что я умираю.

Мама пообещала приехать сразу же. Если она выполнит свое обещание, как Люська, то застанет лишь ее холодное бесчувственное тело. Кого еще нужно вызвать? Ах да, врача! Светлана нашла телефонный справочник и попыталась дозвониться до поликлиники. Добросердечная медсестра приемного отделения ответила, что она записала ее домашний адрес. Но врач доберется до нее только к вечеру, потому как у умирающей Кошелевой нет температуры.

– Есть температура! – попыталась соврать Светлана. – Есть!

– Сколько? – недоверчиво поинтересовалась медсестра.

– Тридцать шесть и семь, – со вздохом ответила Светлана и поняла, что потеряла надежду на своевременную медицинскую помощь.

Помощь же стучалась к ней в дверь. Радуясь, что добрый доктор Айболит все-таки передумал и решил спасти ее одинокую молодую жизнь, Светлана пошла открывать. Но это был не доктор, а счастливая троица: Люся, Федор и Пятихатка, выглядывающая у него из-за пазухи.

– Что случилось?! – театрально-громко воскликнула Люська, даже при виде умирающей подруги не сумевшая скрыть свое счастье.

– Головокружение, тошнота, общая слабость, – пожаловалась Светлана и провела троицу в комнату. – Весь день обнимала унитаз. При воспоминании о пицце, – она снова схватилась за горло, – так и тянет…

– Отравление, – махнул рукой Федор, – от этого не умирают.

– Да, – язвительно заметила Светлана, – всего лишь травятся. – Она провалилась в мягкое кресло и закуталась в плед. – Жуткое состояние, и никто не хочет помочь.

– Как это никто?! – возмутилась Люська. – Я помогу. Сейчас сделаем промывание желудка марганцовкой, где у тебя кипяченая вода?!

– Промывание желудка нужно было делать сразу, – сказал Федор, бережно укладывая сонную Пятихатку к Светлане в кресло. – Активированный уголь принимала? – Она кивнула. – Тогда нужно ждать врача и пить много жидкости. Ты пьешь? – Светлана кивнула. – Очень хорошо. – Он оглянулся на Людмилу, которая возилась на кухне, и радостно добавил: – Лана, мы с твоей подругой помирились. Ты уж, будь добра, на меня зла не держи. Глупо все получилось.

– Я упомяну тебя в своем завещании, – пообещала Светлана. – После моей скоропостижной кончины возьмешь себе форму для выпечки кексов. Я дарю тебе свою форму для Люськи, она ей давно нравится.

– Ты даришь мне форму для выпечки для Люси?! Надо же, какая ты добрая девушка.

– Чистый бессребреник, – согласилась с ним Светлана, – только этого никто не ценит…

– Я ценю, ценю, – засуетилась возле нее Люся, протягивай ей кружку с розоватым содержимым.

– Не нужно, – внезапно сказала Светлана, отстраняя кружку от себя. – Кажется, все прошло. Или я все-таки умерла и сижу на небесах?

– Форму-то даришь?! – поинтересовалась подруга.

– Нет! – замотала головой Светлана.

– Тогда за твою жизнь можно не беспокоиться. В раю жадины не нужны. И симулянты тоже.

– Я не знаю, что это было, – ответила Светлана, – но оно закончилось. Я не симулировала.

– Такое бывает, – согласился с ней Федор, – организм порой сам справляется с вредной инфекцией.

– Что это за вредная инфекция? – задумалась Светлана. – А разве инфекция бывает полезной? Нужно позвонить маме, а то я сорвала ее с премьеры. Люся, сделай, пожалуйста, чаю.

Люся кивнула, сунула ей в руки трубку и пошла на кухню. За ней, как привязанный, направился Федор.

– Мамочка, не нужно приезжать, – Светлана была рада, что успела застать маму дома. С одной стороны, это было хорошо, а с другой – ей стоило задуматься над тем, что если с ней и в самом деле что-то случится, то врач приедет только вечером, а близкие люди – не раньше чем через два часа. За это время она сможет умереть несколько раз вместо одного. Нет, все-таки одной жить плохо! – Ты идешь в театр с Аркадием Павловичем? Я за тебя рада, мама. Нет, честное слово, все прошло. Сначала очень тошнило, кружилась голова, была слабость. Сейчас я чувствую себя вполне сносно. Ко мне пришла Люся, она помирилась с Федором, и мы скоро сядем пить чай. Я ни с кем не помирилась, да мы и не ссорились. Разошлись как в море корабли. Куда я дену его маленький парусник? Мама, ты о чем?! Что ты говоришь, мама?! Да я… – Светлана набрала воздух в легкие, насыщая их до предела. – Нет, я… Не может быть! Когда? Именно в обеденное время?! – И она положила трубку.