– Не буду, – пообещала Светлана, – но ты его зря позвала.

– Я подумала, что если не получится с портретом, то получится с Николаем, – оправдалась та.

– С портретом получилось, – усмехнулась Светлана, – даже чересчур.

Она вспомнила растерянное лицо Бекрушева и громко рассмеялась. Люся посмотрела на нее удивленно и выдавила из себя улыбку.

– Что?! – всполошилась Светлана. – Он так и не позвонил?! Поэтому ты не даешь мне спокойной жизни, подсовывая то живых, то неживых кавалеров? Хочешь, я сама Федору позвоню?! Только я не стану этого делать без твоего согласия. В отличие от тебя я понимаю, насколько трудно разглядывать любимое лицо или слышать его голос.

– Позвони, – буркнула Людмила и отвернулась от подруги.

– Только я возьму твой телефон, свой мобильник я забыла дома. – Она схватила сумку Малкиной и выудила из нее телефон. Через несколько секунд раздались протяжные пикающие звонки.

– Люся! Люсенька! – заорал Федор. – Ты только не отключайся! У нас здесь связь отвратительная!

– На, Людмила, – Светлана сунула мобильник в руки подруги, – поговори с человеком, который тонет. Возможно, ты слышишь его голос в последний раз. – Из глаз подруги брызнули слезы.

– Люся! Люсенька! – продолжал орать потерпевший Федор. – Как хорошо, что ты позвонила!

– Я, – со стоном вырвалось у той, – просто номер перепутала! Случайно нажала… Лана! Он отключился! Пошли гудки!

– Очень хорошо, если он не успел услышать твоих идиотских объяснений.

Они молча наблюдали за тем, как Пятихатка вертится возле их ног. Где-то поблизости из динамика раздавалась песня маминой молодости, пронзительный женский голос выводил: «Если я в твоей судьбе ничего уже не значу, я забуду о тебе, я уйду, я не заплачу!»

– Ты знаешь, Люся, – ободрила подругу Светлана, – одной тоже жить неплохо. Можно не краситься, не умываться, не есть…

– Ага, – кивнула та, – можно вообще не жить.

– Я не в этом смысле, – попыталась объясниться она, – вот Ермолаева хочет стать лесбиянкой.

– Ага, – горестно возразила Люся, – а в прошлом году она хотела стать балериной. И что? Нам тоже нужно плясать под ее дудку? Лесбиянка – это не для меня. Я не смогу в тебя влюбиться.

– Почему обязательно в меня?

– Потому что в других я тем более не смогу.

– Можно стать феминистками…

– Знаешь, Ланочка, не так уж важно кем-то стать, главное, не быть дурами. А мы с тобой такие дуры! Ты не подскажешь место, где от этого избавляют?

– Плаха, – грустно пошутила Светлана, – раз – и избавили от дури навсегда.

Они еще немного помолчали, после чего поднялись и пошли гулять по аллеям.

– Девушки, не подскажете, где находится библиотека?! – Два веселых симпатичных парня остановились на пути подруг. Ничего общего с библиотекой у них не было, довольные физиономии выдавали гостей столицы, приехавших нескучно провести выходные дни среди ее красот и красоток.

– Метро «Комсомольская», библиотека называется «Казанский вокзал».

– Эх, метелки, – пожалели девушек парни, – с таким отношением к жизни останетесь старыми девами, и никто вас не полюбит!

– А нам нравится быть старыми девами! – заявила Люся и нежно обняла подругу.

– А, понятно. – Парни переглянулись и пошли прочь.

Позади себя подруги услышали:

– Девушки, а не подскажете, как проехать к Казанскому, тьфу, к библиотеке?!

О том, что они старые девы, Светлана услышала впервые. Девы не в счет. Раньше, когда она была влюбленным подростком, ей казалось, что любить в двадцать восемь нельзя, а в тридцать совершенно невозможно. Тогда ей до коликов в животе нравился Гоша из параллельного, с переездом которого на другое место жительства чуть не рухнул весь ее мир. Но он не рухнул, девочке Лане понравился старшеклассник Павел или Владик, она забыла, как его звали. Но он предпочел встречаться с другой девочкой, а она прорыдала весь вечер, обнимая подушку. Мама обнимала ее и не уставала говорить, что у девочки Ланы все еще впереди. И вот оно, это будущее, наступило. И что же ее поджидает? Одни разочарования. Стало понятно, что любовь настигает и в двадцать восемь, и любить в двадцать восемь гораздо тяжелее, чем в пятнадцать. Одной заплаканной подушкой не отделаешься, придется рыдать в матрас.

Когда приходит старость? Тогда, когда перестаешь любить. Когда становится все равно, где, с кем и когда. Ей стало все равно, и она постарела буквально за один день. Но ведь она не перестала любить! К чему врать самой себе, Светлана все еще любит своего форварда, который на самом деле никакой не форвард, а блестящий хирург с состоянием и жизненным опытом. А что у нее? У нее даже нет высшего образования! У нее нет такой гламурной внешности, как у его теперешней подруги. Она старая, это точно.

Люська тоже постарела за дни, что поругалась с Федором. В принципе только что она вывела отличную теорию эволюции, куда до нее Дарвину! Женщина стареет, когда рядом с ней нет любимого мужчины.

Поделиться теорией с Люськой? Светлана искоса посмотрела на подругу, сюсюкающую со щенком. Нет, домашние животные не помогут. Эта эрзац-замена не приведет ни к чему хорошему. Уж лучше родить ребеночка. Правильно! Мама говорила, что ей давно пора родить ребенка! Светлана довольно улыбнулась, она нашла важное решение в своей судьбе. Она родит от форварда мальчика, и рядом с ней всегда будет находиться любимый мужчина. По крайней мере, ни на какую брюнетку он ее не променяет. Ей уже под тридцать, она попадает в разряд старородящих. Снова это коварное слово! Оно поджидает ее везде, где только можно. Тянуть со временем дольше нельзя. Нужно срочно беременеть и рожать. Да, но для этого нужен форвард! Этот самый блестящий хирург, который ее бросил. Захочет ли он провести с ней еще одну ночь? Светлана покачала головой, она ни за что не станет ему врать.

Она представила, как приедет к нему в офис, небрежной походкой пройдет в его кабинет, вольготно усядется в кресле и сообщит ему, что хочет от него ребенка. Скажет ему так, между прочим, за чашкой кофе. Естественно, она подгадает лучшее для зачатия время. Он сможет воспользоваться ею прямо тут же, она не будет ломаться! А если он не согласится? Или в самом разгаре интима к ним ворвется его невеста? Светлане стало противно до тошноты. Как жалко, что она так и не забеременела от форварда, пока они жили вместе! Нужно найти причину, чтобы прийти к нему домой. Там они закроются, она его соблазнит, и им никто не помешает. Причину? Он же ей должен! Пусть заплатит долг с процентами! Она назовет ему такие проценты, что ему будет легче с ней переспать…


Сыщик Топтыгин топтался на пороге кабинета заказчика. Ему нужно было сообщить тому нечто такое, что его могло огорчить. Очень огорчить, если не сказать больше. Прежде ему приходилось говорить разные гадости людям, которые его нанимали, но этому говорить гадости не хотелось, а придется.

– Что же вы не стучите? – подтолкнула его к действиям Томочка. – Господин Бекрушев вас ждет.

Топтыгин немного потоптался и постучал. Услышав «Войдите!», он толкнул дверь и вознес глаза к небу, готовясь произнести самое худшее, что совершенно не ожидал его клиент.

– Вас хотели убить! – выпалил он с порога, глядя на Бекрушева.

– Очень хорошо, – тот снял белый халат и повесил его в шкаф.

– Думаете?! – опешил сыщик. Он ожидал совсем иной реакции на свое жесткое заявление.

– Очень хорошо то, что вы пришли к такому же выводу, что и я, – пояснил ему тот.

– Других выводов нельзя сделать на основании анализа вашей крови. Введенный вам препарат несовместим с жизнью. Я говорил с научным светилом академиком Пореченковым, он все подтвердил.

– Понятно, – процедил Бекрушев и предложил Топе сесть. – Получается, – он устроился рядом с ним, – что в тот роковой день мне в бокал с вином подмешали сильнодействующий препарат, который должен был меня убить?

– Получается, – согласился с ним Топа. – Этот растительный препарат используется знахарками для устранения соперниц. Или соперников, в зависимости от пола.

– Получается, что меня собирались устранить.

– Получается.

– И кто же?!

Вопрос не застал Топтыгина врасплох, сегодня, после длительной, но плодотворной работы, он мог ответить на любые вопросы.

– Близкие люди из вашего окружения, – выпалил он и замолк.

– Очень хорошо, – пробормотал Бекрушев, – а более конкретно? Если вспомнить, что я сидел в ресторане, а за моим столом были еще Виктория, Макс и деловой партнер. Но он для меня не близок. Совершенно. В тот вечер мы с ним так ни о чем и не договорились. Тогда более конкретно – или Виктория Райская, или Максим Беркутов. – Или, или? И, по-вашему, это конкретно? И что же им помешало?

– Недостаточно большая доза, – ответил сыщик. – Вы, вероятно, недопили вино.

– Вероятно, – повторил Бекрушев. – Но зачем они это сделали? Вы узнали?

– Над причиной еще нужно будет поработать, – смутился Топтыгин.

– И это все, что вы можете мне сообщить? – разочарованно поинтересовался Бекрушев.

– Все, – сокрушенно признался сыщик. – Почти все. Еще я могу назвать номер автомобиля, на котором вас подвезли до пивной… Если вам это, конечно, будет интересно.

– Что?! – Взвыл Бекрушев так громко, что за стойкой у Томочки задрожали коленки. – И ты молчал?! Вместо этого ты нес всякую околесицу!

– Я не только могу назвать номер автомобиля! – заявил обиженный Топа. – Но и покажу эту машину! Сейчас она стоит на парковке, рядом с вашим офисом.

Михаил схватил сыщика за руку и поволок к выходу.

Все оказалось до безумия просто. В тот роковой для него день Бекрушев действительно ужинал в ресторане в компании вышеперечисленных лиц. Сейчас он вспомнил, что Виктория была очень оживленна, а Макс сидел хмурый как туча. Тогда Михаил подумал, что его плохое настроение вызвано тем, что партнер не соглашался на определенные уступки. Но, скорее всего, Беркутов ревновал Викторию к нему и подлил растительную гадость для того, чтобы устранить соперника. Подлил, но не рассчитал. Михаил потерял не жизнь, а память. Или Беркутов хотел, чтобы он потерял только память? Его устроил бы любой вариант.