Лихач на своей раздолбанной машине стоял под их окнами через пятнадцать минут. Он полностью оправдывал свое прозвище. Сонную Пятихатку пришлось перегрузить в соломенную сумку, и подруги отправились к «Галатее».

– Кто туда пойдет первой?! – прошептала Люся возбужденно.

– Из нас – никто, – ответила ей Светлана. – Бекрушев всех знает в лицо. Поймаем на улице подростка и попросим его сходить и узнать, что да как. Мальчик! – она вышла из машины и обратилась к сутулому унисексу. – Хочешь заработать?

Оно хотело, но оказалось девочкой. Это было на руку Светлане. Девочка вполне могла пойти в салон красоты и поискать там своего папу. Мнимым папой должен был стать Бекрушев.

– А вы из уголовного розыска?! – восхищенно поинтересовалась девочка-унисекс.

– Да, – подхватила ее версию Люся, – и при нас уникальная разыскная собака. – Она приоткрыла сумку и показала мирно сопящую Пятихатку. – Зверь, а не пес! Так что иди и не бойся.

– А я не боюсь, – обрадованно сообщила девочка, – мы вчера школу поджигали, и страшно не было.

– Надо же, какая нам досталась храбрая девочка! – похвалила шкодливого ребенка Люся и принялась ее инструктировать. – Поменьше сцен, – крикнула она ей напоследок, – побольше драматизма!

Администратор Томочка Воробьева обожала Максима Беркутова. Она благоговейно каждое утро встречала его и провожала вечером томным взглядом. Иногда он останавливался возле стойки и интересовался клиентами. Тогда она могла с ним поговорить. Обычно разговоры сводились к тому, кто к кому записан и на какое время, но Томочке этого вполне хватало для того, чтобы весь день торчать за стойкой в приподнятом настроении и посылать привередливых дам на массаж и корректировку. Сегодня Беркутов пришел грустным и клиентами у Томочки не поинтересовался. Она догадалась, что вернувшийся к исполнению своих обязанностей начальник чем-то испортил Максу настроение. Как он мог?! Ведь Макс столько делает для их фирмы! Неблагодарный! Шлялся неизвестно где, явился – не запылился, обвинил хорошего человека в растрате… Неужели он обвинил его в растрате? Как это было бы здорово! Томочка вдохновенно закрыла глаза. Беркутова сошлют в Сибирь за растрату, и она, как последняя декабристка, поедет за ним. Тогда, и только тогда он наконец-то поймет, кто его по-настоящему любит! А этот Бекрушев еще пожалеет, уж она постарается.

– Добрый день! – бодро отрапортовала Томочке странная девочка, больше похожая на мальчика.

– Добрый, – опешила от неожиданного вторжения малолетки Тамара, – тебе чего?

– Я хотела бы найти своего отца! – заявил несчастный ребенок и пустил горючую слезу.

– Он записан на массаж или на процедуры омоложения? – поспешила спросить Тома, пролистывая журнал. – Как его фамилия?

– Его фамилия, как и моя, – хлюпала носом девочка, – его фамилия Бекрушев!

Тамара Воробьева села. Такого поворота судьбы она не ожидала. Вот вам и честный хваленый холостяк Бекрушев! Гениальный хирург и подлый отец! Бросил несчастного ребенка…

– Девочка, ты не ошибаешься? Твой отец точно Михаил Михайлович Бекрушев?

– Точно, – подтвердил ребенок и обернулся в сторону раздолбанной машины. – Это он. Он бросил меня в первом классе, когда я принесла двойку по химии.

– Разве в первом классе учат химию? – подумала вслух Томочка. – Впрочем, как давно это было…

– Он уехал, а мне стало нечего кушать, я собирала пустые бутылки и покупала на эти деньги хлебушек. Моя мама умерла от голода, на моих руках осталась одна сестренка, с которой мы вчера поджигали школу. Тетя, где мой папа?!

– Ты представляешь?! – Тамара Воробьева схватилась за телефонную трубку, как только за голодной девочкой закрылась дверь «Галатеи». – У Бекрушева есть дочь, которую он бросил во младенчестве, когда она принесла двойку по химии! Виктория, честное слово, я сама только что с ней разговаривала! Она – его точная копия. Вылитая – твой жених Бекрушев! Он сейчас у тебя? Нет, а кто у тебя? Не Максим? Как хорошо, что не Максим! Это у меня вырвалось случайно. Куда тебя записать? Хорошо, я запишу тебя на омолаживающие процедуры. На все сразу, как обычно, я поняла. Что ты говоришь? Нет, она не сказала, где живет. Говорила что-то про поджог школы. Слушай, Вика, по телевизору показывали одну школу, которую подожгли ученики где-то в Барнауле. Да, скорее всего, он туда и ездил, только никому ничего не сказал. А ты бы призналась, что у тебя в Барнауле растет дочь?! Вот и я бы ни за что.

– С вас сто рублей за адрес, – заявила сиротинушка, протягивая бланк «Галатеи», на котором трясущейся рукой Томочки были выведены каракульки с названием улицы, номером дома и квартиры.

– Хорошая девочка, – похвалила ее Люся, – далеко пойдет!

– Да нет, мне здесь рядом, – возразила та, – за углом членовреды тусуются.

– Кто? – не поняла с первого раза Люся. Следом за ней удивились Светлана с тоскующим по скорости лихачом.

– Членовреды, – пояснила девочка, – те, которые кидаются под машины из-за денег.

– Ну, ты, это, не кидайся! – попросила Люся и сунула той еще десятку.

– Сегодня не буду! – пообещал ребенок и метнулся за угол.

– У меня такое ощущение, – сказала Светлана, – что мы сделали что-то не то. Уж лучше бы я сидела и страдала дома.

– Сиди и страдай! Но только с его адресом. – Люся помахала перед подругой заветным листком. – Здесь и номер телефона записан, и рабочее время. Гляди, по понедельникам он страшно занят, вечерами у него совещания! Или это теперь так называется? Где же мы возьмем его тепленьким?!

Ответом ей было гордое молчание. На самом деле оно лишь внешне казалось гордым. Внутри Светланы шла борьба противоположностей. Одной Светлане было на все наплевать, лишь бы вновь ощутить объятия форварда. Другая презрительно усмехалась и обещала сослать саму себя в монастырь. Борьба длилась пять долгих минут, после чего первая Светлана потерпела поражение с минимальным счетом. И они поехали домой.

– Я бы поехал по адресу вечером, – подсказал лихач, которому нравилось возить девушек.

– Вечером? – задумалась Светлана. – А что? Может быть…

– Вечером я не могу, – заявила Люся, – у Пятихатки режим.

«Не долго маялась старушка в высоковольтных проводах». Не долго Светлану раздирали сомнения. Как только на улице сгустились сумерки, зов природы, женское любопытство потянули ее на приключения. Собственно, ей хотелось, как обычно, только одного – увидеть форварда. Ради этого она нарядилась в черную обтягивающую водолазку, черные джинсы, напялила на волосы темную бейсболку, закинула за плечи черную кожаную сумку и нацепила на глаза черные очки. Кстати, обувь была белой. Темных кроссовок у Светланы не нашлось. Опасливо озираясь по сторонам, чтобы не быть узнанной соседями, она направилась на остановку общественного транспорта.

Мирно живущие граждане большого города уже отработали положенный срок и вернулись домой, уютно устроившись перед телевизором с тарелкой жареной картошки. В общественном транспорте в сумеречное время передвигались влюбленные парочки и запоздалые посетители кабачков, куда они заглянули на пару кружек пива сразу после работы. Петровичу повезло, его угостили еще одной. Но вместо радости он испытывал щемящую тоску по совести, которую, по словам супруги, пропил. И теперь ему, бессовестному, предстояло перед супругой предстать в самом ближайшем времени, ибо возвращался он домой. То, что он перепутал номер трамвая и ехал в обратном направлении, Петрович не знал. Он сидел и молил судьбу – уж лучше кинуть его в черную пасть смерти, чем в беззубый рот жены.

Она вошла в трамвай на следующей остановке. Черная, как смерть, она показалась Петровичу той самой, только без косы на плече. Он затравленно оглянулся – кроме них в полутемном вагоне никого не было. Все сразу стало ясно, она пришла за ним. Он просил и был услышал всевышними силами. Пьяные слезы потекли из его и без того красных глаз. «Костлявая пришла за мной», – застонал Петрович и упал перед ней на колени.

– Вы что?! – возмутилась Светлана, отпихивая Петровича, который вцепился в ее коленки и рыдал. – Вы что себе позволяете?! Отпустите меня немедленно!

– А! – стонал Петрович, указывая дрожащим пальцем на ее кроссовки, – так она еще и в белых тапочках! Собралась делать черное дело в белых тапочках, костлявая уродина!

– Нет, какая наглость! – отбивалась от него девушка. – Еще обзывается, алкаш несчастный!

– Да, я несчастный, да, я очень несчастный! – стонал Петрович, ползая на коленках, но стойко удерживая равновесие на поворотах. – Решилась на темное дело, старуха?! Погоди! Дай пожить хорошему человеку еще денек.

Возле станции метро трамвай резко затормозил, и Петрович все-таки не удержался. Он скатился к самой кабине вагоновожатого, ударился о нее и затих. Светлана не стала дожидаться, пока он очухается, и поспешила в метро. Встреча с алкашом и его слова показались ей пророческими. Дать пожить ему еще один денек?! Как будто она собиралась убивать Бекрушева. Откуда этот странный прорицатель знает про ее отношения с форвардом? Откуда он знает, что она собралась на темное дело в белых тапочках? Откуда он знает, что ей уже под тридцать?! Петровича Светлана восприняла, как перст судьбы, и дала себе слово ни при каких обстоятельствах не подходить к Бекрушеву ближе, чем на сто безопасных метров.

Светлана сверилась с написанным на бланке адресом. Так и есть: вот эта улица, вот этот дом. Она постаралась натянуть бейсболку поглубже и заняла оборону возле нужного подъезда. Сейчас она его увидит и поедет назад. Больше ей ничего не нужно, она даст ему пожить и не один день. Время шло, а в подъезд никто не заходил. И не выходил тоже, что показалось ей довольно странным. Впрочем, дом выглядел достаточно солидно для того, чтобы по нему шныряли взад и вперед. Она подошла к фонарю и еще раз прочитала запись. Сегодня пятница, значит, Бекрушев должен появиться дома после ресторана и бассейна в двенадцать часов ночи. Если, конечно, он не останется у Виктории, которая, скорее всего, приложит для этого все свои силы. Светлана вздохнула и замерла.