– Ну ты, может, тоже не всегда их достоинства видишь.

– Куда уж. Оно у них спрятано – не подобраться. А подберешься – вместо ожидаемого какой-нибудь урюк сушеный висит.

– Фу, Лиза, как тебе не стыдно. Кстати, мужчинам точно так же трудно найти свое счастье.

– Да что ты говоришь! Поварихи и поломойки на Руси перевелись?

– Вот Витя, сын Аллы, помнишь?

– Не помню. И что у нас с Витей?

– Развелся! – вздохнула мама.

– Вот ужас-то. – Лиза подозрительно посмотрела на нее. Судя по тому, как мама стушевалась, разговор про разведенного Витю был заведен неспроста. – Мамуль, может, это не он развелся, а с ним развелись. Может, у него имеются дефекты, несовместимые с семейными ценностями.

– Нет, Алла сказала, что он на развод подал. У него жена такая дрянь редкостная была.

– А, ну если Алла сказала, тогда конечно, – хохотнула Елизавета. – Кстати, про бывших жен всегда гадости говорят. Если бы не было, что сказать, то с ними бы и не разводились.

– Я их в гости пригласила, – Яна Игнатьевна испуганно заморгала и прикусила губу.

– Докатились. Мужиков на дом за рога притаскивают.

– Нет у него никаких рогов, – обиделась мама. – Они характерами не сошлись, а так-то он мужчина видный.

– Разумеется, со мной сойтись характером – не фиг делать!

– А ты свой норов не показывай, все и образуется, – предложила мама.

– Образуются, мамуся, комсомольские ячейки и болячки, а счастье либо дается, либо нет, – Лиза удовлетворенно шлепнула себя по бедрам. – Ладно, веди на случку. Я теперь холостая и тоже – видная!

– Лиза, на всякий случай имей в виду, что у них довольно интеллигентная семья, так что постарайся без пошлых шуточек.

– Ишь ты, интеллигентная! Ну дак надо разбавить их голубую кровь нашей, пролетарской. Все, шучу, – притормозила она, заметив мамин испуганный взгляд. – Я ж приличная женщина, учительница, в конце концов. Все будет тип-топ. Когда вязка-то?

– Где ты набралась этих собачьих терминов? – разозлилась мама.

– Жизнь собачья, термины – соответствующие.

– В эту пятницу зайдут, – нехотя оповестила ее Яна Игнатьевна. – Ты уж прихорошись.

– Уж прихорошусь, – угрожающе пропела Елизавета. – Мало не покажется.


Умостившись на рабочем месте, Катя решительно отбросила все лишние мысли, поставив точку на мечтах о Крягине.

«Разные виды в природе не скрещиваются, – здраво рассудила она. – Где он, а где – я. Есть у меня Саша, и не надо требовать от судьбы большего, иначе можно вообще остаться у разбитого корыта».

От Катиной решимости не осталось и следа, едва в приемную ввалился только что всесторонне обдуманный и взвешенный ею Леонид Викторович. Крягин шуршал огромным желто-голубым весенним букетом, похожим на аэростат.

– Катюша, это вам, – на всякий случай развеял он всякие сомнения. – Э-э-э, в честь начала нашего… э-э-э… сотрудничества.

Катя онемела от нахлынувших чувств. Так чахнущий на иссушенной почве цветок, на который выплескивают целое ведро воды, распластывается под давлением струи и потом еще долго приходит в себя от нежданного подарка. Многозначительные паузы, которыми Крягин пытался связать свой неловкий комплимент, дополнили картину, и Катерина понимающе моргнула.

Не дожидаясь ответного изъявления благодарности, смущенный собственным пижонством, Крягин закрылся в кабинете, пытаясь унять шум в ушах и бурю в мыслях, вызванные неожиданным открытием: у новой секретарши оказались необыкновенно выразительные глаза.

Таких букетов ей никто и никогда не дарил. Это был даже не букет, а целая клумба. Сей шедевр сотворили флористы в цветочном салоне, где Крягин попросил цветы для хорошей девушки. Термин «хорошая» был понят несколько превратно, поэтому Леониду Викторовичу и вручили целую охапку нежных бутонов, похожих на кусочек весны.

Как мало надо женщине, чтобы почувствовать себя королевой! Пристраивание букета на почетное место заняло у Катерины почти час. Рассудив, что связь с начальником, даже только еще наклевывающуюся, афишировать не стоит, она напустила во взгляд тумана и всем интересовавшимся лишь таинственно улыбалась, никак не комментируя принадлежность подарка.

Каждый реагировал в меру своей испорченности. И если девочки из бухгалтерии восторженно обнюхивали упаковку и игриво строили догадки по поводу таинственного воздыхателя, то Мышкина, высаженная накануне из машины Никольского без прощального поцелуя, сварливо прогавкала:

– Это ж надо, такие деньжищи на веник ухлопать. И главное – для кого?! Кавалер не иначе инвалид по зрению.

– Почему сразу кавалер? – удивился прилетевший на звук женских голосов технический директор. – Может, это для кого-то передали.

– Ага, – хмыкнула Мышкина. – Вам – от неизвестного поклонника.

Вихров был единственным мужчиной, которого Татьяна не переваривала категорически. Она даже почти не пыталась с ним кокетничать, поэтому хамила от всей души.

– Может, у Екатерины день рождения, – предположил выглянувший из кабинета Клейстер. – Что вы тут столпились, цветов не видели?

– День рождения? – фыркнула Мышкина. – Сорокалетие, что ли? Дни рождения у меня все записаны, и цветы я сама покупаю. Буду я еще деньги фирмы на гербарий тратить. И вообще, хороший букет надо заслужить!

– Татьяна, это венок хороший надо заслужить, там заодно и все заслуги перечислят, а букеты девушкам дарят просто так, – Вихров подмигнул Кате. Разумеется, в сочетании с роскошными цветами, демонстрировавшими, что она может быть кому-то интересна, секретарша смотрелась гораздо лучше.

– Интересно, за какой такой «просто так» ей веночек преподнесли? – не унималась Мышкина.

Довольная всеобщим вниманием, Катерина краснела и смущалась, ощущая волнующий аромат общей тайны с любимым начальником.


Чудиков проспал. Такое с ним случалось редко. Впопыхах надев мятую рубаху и совершенно не подходящий ни к ней, ни к пиджаку пестрый галстук, он помчался в родную контору. Только вбежав в кабинет, он понял, что забыл купить цветы. Вчерашний успех следовало закрепить, но повторяться с леденцом не хотелось. Поэтому Игорь придумал изумительное, на его взгляд, решение – купить веточку мимозы.

Выглянув из-за спины юриста, он подумал, что все, что ни делается, – к лучшему. На фоне цветочного облака, преподнесенного Кате неизвестным соперником, его мимоза смотрелась бы нелепо.

Первым, кого он заподозрил, был Никольский. Тот заявился сегодня слишком нарядным, и туалетной водой от него несло сильнее, чем обычно.

Но Антон мигом развеял его подозрения, выдав вслух собственную версию происхождения букета:

– Иногда женщины, чтобы подогреть интерес к себе, сами дарят себе дорогие подарки.

Остро пожалев, что накануне слишком слабо дернула Никольского за ноги, Катя яростно всхлипнула и звенящим от ярости голосом сообщила:

– Мне нет необходимости подогревать к себе интерес!

В таких ситуациях ни в коем случае нельзя оправдываться. Кто оправдывается, тот и виноват, это она знала наверняка. Но удержать в себе рвущееся наружу желание восстановить справедливость оказалось сильнее здравого смысла. Более того, унять поток оправданий и доводов в свою пользу оказалось задачей непосильной.

– Мне и так дарят! И разные люди! И вообще – я бы себе такой дорогой покупать не стала! – Она едва не плакала. Так обмакнуть в грязь парящую в мечтах женщину может только крепко стоящий на ногах мужчина.

– Да уж, – скривился Никольский. – Себе бы дорогой покупать не стала! Только женщина знает себе истинную цену, не замазанную косметикой и не приправленную духами.

– Вы что, уже успели поцапаться? – с интересом покосился на него юрист.

– Еще нет. Но все впереди. С таким характером мы легко сработаемся, – скептически потряс головой Антон и вышел.

– Что стоим? Чего ждем? Работы нет? Кто не работает, тот не ест и не получает зарплату! – захлопал в ладоши Клейстер. Сотрудники в панике устремились на выход.

Катя сопела, как бык, у которого прямо из-под носа увели красную тряпку. Быть в центре внимания оказалось не так уж здорово, поскольку окружающие были теперь не только в курсе плюсов, но и получили возможность обсудить ее минусы.

– О-па, вы тут что, целовались? – в приемную впорхнула похожая на райскую птичку Диана. Она была свежа и нарядна, словно только что спрыгнула с фотографии в модном журнале. Пританцовывая, она прошлась между Кириллом Антоновичем и побагровевшей Катей.

– А что, у меня помада размазалась? – ухмыльнулся Клейстер.

– Не-а, у тебя тушь потекла, – хихикнула Диана и покосилась на Катю: – Ты чего краснеешь? О! Цветочки! Кирилл, а я и не знала, что ты романтик!

– Все правильно. Не романтик я. И цветочки не мои. Я не дарю цветы в трехлитровых банках из-под компота.

Катерина моргнула. Банку она взяла в столовой, но кривую этикетку с надписью «Сливовый компот» обнаружила только сейчас.

– Ясно. Компот выпили без меня. Нечуткие вы люди! – Диана уселась на стол, приняв свою любимую позу: попа на документах, ноги косичкой. – Так чей букетик?

Клейстер хмыкнул и ушел к себе, демонстрируя полнейшую незаинтересованность в ответе. Но двери за собой не закрыл, оставив узкую щель.

Поразмыслив, Катя решила, что Диане, как самому близкому человеку в фирме, можно сказать правду.

– Шеф, – она томно вздохнула и отвела глаза.

– Который? Вихров? – изумилась Диана и даже спрыгнула со стола.

– Вихров мне не шеф! – обиделась Катя.

– Здрасте вам, как же не шеф? Он твой технический директор!

– Но он же сидит в другом месте!

– А в этом крыле комнат не хватило, – пожала плечами Диана. – Ты с ним осторожно. За такой букет он просто потребует взаимности.

– Это не его букет. Это Леонид Викторович подарил, – Катя неосознанно вскинула подбородок и гордо повела плечами.

– Леня?! А ты ничего не путаешь?

– Нет, – Катерина стушевалась. Тон Дианы ей категорически не понравился. И еще резануло слух это свойское «Леня». Никто не имеет права называть при ней Крягина Леня, что за фамильярность?!