Она не понравилась.

Боря был старше Катерины на четыре года. В свои двадцать он выглядел ее ровесником, был щуплым, большелобым, очкастым и низкорослым. Точнее всего к определению его внешности подходило слово «тролль». Но осознание этого факта пришло к Катерине намного позже. В тот вечер она смотрела на парня с обожанием и изо всех сил старалась понравиться.

Толстушки были не в его вкусе. Но Боря с горечью вынужден был констатировать, что на него не реагировали не только те девушки, которые были в его вкусе, но и вообще никакие. Те немногие, с которыми ему удавалось пообщаться более близко, уходили, не оставляя надежды на продолжение романа. А для морального удовлетворения и повышения самооценки хотелось чего-то постоянного. Катя в желаемую схему вписывалась идеально, хотя, конечно, Борюсик рассчитывал на нечто другое. Во всех смыслах. Во-первых, ему нравились высокие стройные девицы с некоторой стервозностью в характере, а во-вторых, Катя была дочерью знакомых, поэтому кавалер очень напрягался, силясь понять, до каких границ можно доходить в процессе общения, чтобы не схлопотать неприятности.

В результате этого спланированного родителями знакомства Катерина получила некое подобие романтических отношений, довольствуясь разговорами по телефону раз в неделю и раз в месяц – походом в кино. Боря же продолжал поиск своей любви, имея в запасе наивное создание, изо всех сил искавшее его одобрения и смотревшее на него с детским восторгом.

Новый этап в их сложных отношениях начался лишь через несколько лет, после того как Борислав имел неосторожность влюбиться в девицу, которой он едва доставал до плеча, о чем она и поведала ему в довольно грубой форме, предложив искать что– нибудь «попроще и подешевле». Именно тогда незадачливый Ромео понял, что ему для воплощения мечты не хватает не только роста и мышечной массы, но и денег. Тогда же он и пришел к выводу, что, кроме Кати, ему ничего не светит.

Так совпало, что и Катя, сначала понявшая, что Боря не такой уж завидный кавалер, а потом осознавшая, что и она – невеста не подарок, была готова на решительный шаг. Глаза на Борю ей открыла Кротова.

– Такого хоббита – только с большого горя! – сказала она как-то громким шепотом, выпив на очередном дне рождения Катюши. С тех пор Катя вынуждена была отмечать праздники дважды: один раз в компании с Елизаветой, другой – с Борисом. Вместе их сводить было никак нельзя, поскольку эффект получался примерно такой же, как от попытки посадить в одну клетку петуха с индюком.

Но первая близость разочаровала обоих. Боря, общавшийся до этого счастливого момента только с определенным контингентом девиц, привык к несколько другой манере поведения, а Катя вообще была потрясена банальностью и скоростью мероприятия. Видимо, любовь – это было что-то другое. Наутро они разбежались, мучимые жгучим чувством неловкости и желанием никогда больше не встречаться. Но жизнь сводила их снова и снова, как слепого с глухим, которые только в тандеме могли существовать полноценно. Они стали друг для друга жилеткой, психоаналитиком и одновременно тяжелой ношей, которую и нести невмоготу, и выбросить жалко.


Суббота обещала быть нудной и муторной. В перспективе маячила генеральная уборка или поход на рынок за продуктами. Катя выбрала рынок. Сидеть в четырех стенах было уже совсем невозможно.

– Я с тобой, – обрадовалась Кротова, позвонившая, чтобы напроситься в гости.

– Тебе что, на рынок надо?

– Нет, мне нужно общество. И вообще никому не дано знать, где его подстерегает судьба! – мечтательно просопела Елизавета.

– Подстерегает кирпич, – попыталась испортить ей настроение Катерина.

– Это у тебя – кирпич! С твоим пессимизмом только такого и можно дождаться. А у меня впереди сплошной позитив! – Настроение у Кротовой было железобетонно хорошим. – И вообще, надо чаще являть себя миру. Март – это шанс! Что у нас в марте, а?

– Коты? – предположила Катя и получила в ответ презрительный смешок.

– В марте в организме происходит гормональный всплеск. И у мужчин, хотя они и устроены неправильно, и мозг у них работает не в ту сторону тоже. Это – шанс!

– Лиза, ты обалдела? Ты что – серьезно? Лично мне не нужен мужик, у которого внутри что-то плещется. Сегодня плещется, завтра перестанет, а мне что делать?

– Николаева, ты тормоз. От старого колхозного трактора. Когда у него перестанет плескаться, он уже будет твой, со всеми потрохами и гормонами. Женщине для полноценной жизни нужен какой-нибудь стимул.

– У меня есть стимул…

– Твой Борюсик не стимул, а гриб-обабок – шляпа набок, – в сердцах рявкнула Лиза. – Полтора метра занудства и пятьдесят кило комплексов. Не о чем говорить. Идем искать нормального.

– Я вообще-то за продуктами, – напомнила Катерина.

– Одно другому не мешает. Только оденься так, чтобы мне за тебя не было стыдно. За продуктами – это не значит в галошах и дутом пальто.

Катюша вздохнула: Лиза явно собиралась произвести на торговой точке фурор своим боевым раскрасом и опозорить ее по полной программе. Идя на охоту, Кротова имела обыкновение оповещать об этом окружающих. Видимо, ей казалось, что ее половинка, тоже находящаяся в поиске, услышит призыв и рысью прискачет забирать свое счастье.


– Катюша, Боря звонит! – крикнула мама, когда

Катя уже наматывала на шею пушистый желтый шарф, тщетно пытаясь соорудить из него что-нибудь этакое. Длины шарф был неимоверной, поэтому ничего экстравагантного не получалось, только некое подобие толстого хомута. Он был куплен исключительно из-за потрясающе солнечного цвета, и отказываться от обновки не хотелось, хотя Катерина уже представляла, какие эпитеты могут прозвучать в исполнении Кротовой. В очередной раз стащив непослушный шарф и с трудом подавляя желание швырнуть его на пол, Катя раздраженно прошептала:

– Скажи ему, что я уже ушла.

Мама растерянно моргнула и покраснела, видимо, формулируя порцию вранья для Бориса. Парень ей нравился, особенно он был хорош в сочетании с возрастом перезревающей дочери на фоне полнейшего отсутствия претендентов в женихи.


– К такому шарфу нужна красная шапка и зеленая куртка – будешь как светофор, – фыркнула Кротова. – Хотя ладно. В ансамбле должен быть какой-то яркий аксессуар, привлекающий внимание. Это сейчас модно.

– «Ладно» в смысле – можно не снимать? – уточнила Катя.

– Можно, – милостиво кивнула Лиза.

– А встречная критика принимается?

– Нет!

– Нет так нет, – пробормотала Катерина, слегка польщенная, что ее довольно скромный наряд был назван ансамблем.

Елизавета, конечно же, накрасилась от души, следуя очередным рекомендациям какого-нибудь ультра-молодежного журнала. Учитывая мокрый снег, валивший с неба, невзирая на календарную весну, можно было предположить, что наличие косметики в создавшихся климатических условиях скорее изуродует, нежели украсит.

– Откуда макияж? – не удержалась от ехидного вопроса Катерина. – Что нынче читает прогрессивная молодежь?

– Твое ерничанье неуместно, – гордо вскинула голову Лиза. – Да, я молодежь! И пока я себя таковой считаю, я таковой и буду!

– Ага, не стареют душой ветераны! – подтвердила Катя и прыснула.

Елизавета тоже радостно засмеялась. Обидеть Кротову было сложно. Хотя при определенных усилиях можно было попытаться, не отдавая себе отчета в том, что обида оппонента влечет за собой нанесение вреда здоровью обижающего.

Резкие порывы ветра обдавали лицо мокрой колкой пылью и гнали прохожих, словно сухие прошлогодние листья.

– Давай в кафешку зайдем, – предложила Кротова, которой надоело делать вид, что на улице весна.

– Там дорого. Кроме того, я за продуктами, – напомнила Катя.

– Дорого, это если ты собираешься плотно пообедать, а мы съедим по мороженому… Нет, лучше по чашке кофе. И вообще, кто в такую погоду ходит на рынок, перенеси свой шопинг на другой день. Там небось все продавцы давно разбежались. – Елизавета даже не ждала ответа, уже затягивая Катю в теплое нутро маленького кафе. В гардеробе тосковал швейцар, и это уже Катерине не понравилось.

– Тут дорого, – упрямо прошипела она Лизе.

– Не дороже денег, – философски изрекла подруга и решительно двинулась в зал.

Народу было немало, что несколько смутило Катю, не одетую для такого случая. Лиза обвела орлиным взором присутствующих и решительно двинулась к облюбованному столику.

– Давай в уголок, – безнадежно пискнула Катерина.

– Еще чего, нас там видно не будет.

– И хорошо.

– Плохо. Ты сюда зачем пришла?

– Кофе пить. – Катя злилась на себя за то, что не могла противостоять напору Елизаветы. Иногда безапелляционность Кротовой раздражала до зубовного скрежета, но что можно сделать с несущимся на вас трактором? Ничего. Только уступить дорогу.

– А я – нет. Кофе у меня и дома есть! – Лиза мазнула взглядом по двум мужчинам, с аппетитом поглощающим обед и изредка перебрасывающимся короткими репликами. – Вот здесь нам будет удобно.

Кате удобно не было. Она вообще чувствовала себя крайне неловко в старых джинсах и скромненьком джемпере собственного изготовления. Зато Елизавета наслаждалась вниманием, которое не мог не привлечь к себе ее громкий голос. Мужчины за соседним столиком начали на них коситься. Поймав взгляд ближайшего, Лиза картинно закинула ногу на ногу и поощрительно улыбнулась в пространство, предусмотрительно не глядя на потенциального кавалера: если что, она девушка приличная и ничего в виду не имела. Тот завороженно посмотрел на ее внушительное бедро, потом попытался поймать взгляд, чтобы понять свои шансы. Видимо, обнаружился некий диссонанс между богатством фигуры и невыразительной физиономией нимфы, поэтому он снова сфокусировался на кротовских ногах. Наблюдатель был немолод, брюнетист и умеренно симпатичен той увядающей мужской привлекательностью, которая уже не потрясает, но еще и не отталкивает.

Елизавета, к огромному Катиному удивлению и полнейшему изумлению близсидящих, начала обсуждать перспективы «Зенита» после ухода Петржелы. Во взгляде брюнета появился уже откровенный интерес, смешанный с уважением и некоторым недоумением. Его сосед лишь хмыкнул и посмотрел на Катю. Она немедленно покраснела, тут же сообразив, что сейчас по ее лицу ползают отвратительные красные пятна, и от этого смутилась еще больше. Вероятно, теоретическая разбивка на пары уже состоялась.