Выдав анализы, я закрылась в кабинете Рысака и принялась обзванивать соседние хозяйства. Через час я убедилась, что:

дураков не жнут, не сеют, они растут сами.

афера века удалась.

Чтобы рассеять по миру всех фермеров области, Жукову потребовалось чуть больше трех недель. Эх, надо было сделать его донором! Это ж какие способности у человека! Гений! Криминальный, правда, но гений.

В своих фантазиях я представляла Жукова и Фаину в наручниках в зале суда.

В этой компании Француза не было: почему-то не хотелось, чтобы Максима нашли и предъявили обвинение в мошенничестве. Красивый, роскошный мужчина – пусть живет среди нас, грешных, пусть радует глаз, пусть женщины рожают от него детей. А от кого еще рожать? Не от Палыча же!

Вернувшись из города, Гена попросил у меня спирта.

– Палыч, нам нужен трезвый управляющий, – предостерегла я Рысака, – не увлекайся.

Налила Гене наркомовские сто граммов, он молодецки махнул их и произнес исторические слова:

– Жизнь – говно!


Пока власти раскачивались, на наших наделах появились какие-то людишки. Ясно: поля «причесывают», готовят к продаже.

Все тупо сидели и ждали конца света.

Впереди у меня маячила одинокая, нищая старость. Планы на зачатие рухнули. Ничего удивительного или противоестественного в том, что их пришлось свернуть, не было: на сокращение кормовой базы животный мир отвечает сокращением потомства. Я повела себя как самка в живой природе: нет работы – нет пропитания – нет детей.

Полное дерьмо.

Может, на самом деле начать приторговывать отравленными книгами, перстнями, шкатулками и перчатками? Сведущие люди говорят, что место отравительницы при дворах королей и императоров никогда не оставалось вакантным…

Призвав на помощь здравый смысл, я расклеила на остановках объявление:

«Уроки химии на дому, подготовка к выпускным и вступительным экзаменам. Майская, 13. Витольда Юрьевна».

Через неделю у меня набралась группа из трех человек: Артур Барков, Ванечка Дубинин, дочь заведующей детским садом Маша Головко. Все ученики девятого класса. Маша и Артем еще не определились с выбором профессии, а Ванечка собирался в Суворовское училище.

Их родителям показалось, что занятия со мной принесут больше пользы их чадам, чем занятия с учителем химии.

Первые ученики потрясли меня полным отсутствием знаний и ненавистью к науке химии. Чтобы увлечь своих питомцев, после урока я выступала с шоу: ставила опыты под открытым небом.

Номер «горящий платочек» прошел на ура.

Я заранее приготовила раствор силикатного клея и ацетон. Когда ребята устроились в саду на зрительской скамье, обмакнула платок в силикатный клей, потом в ацетон. Зажала тряпицу пинцетом, поднесла зажигалку – смесь вспыхнула.

Когда пламя погасло и ребята увидели, что платок не пострадал от огня, они устроили овацию.

– Витольда Юрьевна, – услышала я сквозь листву и просто поверить не могла, что сосед имеет наглость обращаться ко мне, будто ничего не произошло, будто он не говорил Жукову, что я не привлекаю его как женщина!

Я приблизилась к изгороди, раздвинула ветви и отшатнулась.

Очки от солнца делали соседа героем мистического триллера.

– Слушаю вас, Степан… как вас по батюшке?

– Михайлович, – буркнул сосед, – вы пожар не устроите с вашими юными химиками?

Подслушивал!

– Мы соблюдаем технику безопасности, – холодно заметила я.

– Ну-ну, – оскалился Степан Михайлович, – вы бы чаще вспоминали о технике безопасности.

Таким тоном при учениках делать мне замечание – какая бестактность! Но разумеется, я не стала ничего выяснять в присутствии ребят.

В тот день брюзга больше не проявлялся, зато на следующий вечер я подловила Степана во дворе и, конечно, сразу взяла в оборот:

– Степан Михайлович, у меня к вам просьба: в следующий раз, если уж вам захочется что-то сказать, дождитесь, пожалуйста, когда дети уйдут.

– Постараюсь.

– Очень обяжете. И еще: вы на что вчера намекали, когда говорили о технике безопасности?

– Не помню, – буркнул сосед.

Я давно обратила внимание, что разговаривал Степан односложными предложениями и междометиями, и только сейчас поняла причину: чтобы не напрягать связки. Что все-таки с ним произошло? Ведь не всегда же он был таким монстром.

– Разве вы не пытались меня о чем-то предупредить? – не сдавалась я.

– Вы ошиблись, – просипел Степан Михайлович.

Я призвала на помощь все свое терпение:

– Но вы вчера намекнули, что я не всегда бываю осмотрительна.

– Конечно, – прорвало наконец соседа, – раз связались с аферистами.

«Мерзкий скунс! Откуда ты знаешь?» – хотелось выкрикнуть мне.

– Вы имеете в виду Арсения Жукова?

– Жукова и второго – Француза, или как его?

– Откуда вы знаете, что Жуков и Француз – аферисты? – с детским любопытством спросила я.

– Весь город только об этом и говорит, – ужалил змей.

– А вы всегда верите всему, что говорят?

– Не всегда, но в этом случае – верю.

– Чем же этот случай отличается от других?

– Достоверностью.

– Почему вы уверены, что эти двое – аферисты? На одной грядке с ними росли?

– Я-то? Нет, я, пожалуй, с другой грядки.

– С другой грядки, а ведете себя…

– Как я себя веду?

Ух ты! Оказывается, монстру не все равно, что я о нем думаю, – у меня есть шанс отыграться!

– Как сторож на военном объекте.

– Это почему? – опешил сосед.

– И вы еще спрашиваете? – изумилась я. – Стой, кто идет? Далее следует предупредительный выстрел.

На безобразном лице появилась улыбка, от которой стыла кровь.

– И вам это не дает покоя!

– Послушайте, я ни в чем перед вами не виновата: я не обливала вас из лужи, из шланга и грязью не обливала ни в каком смысле. Это вы постоянно покушаетесь на меня, а я только пытаюсь установить добрососедские отношения.

– С каких это коврижек?

– Просто… на всякий случай. Мы же соседи! Вдруг мне понадобится ваша помощь. Или вам – моя. В Японии, знаете…

– Мне помощь не понадобится, – перебил меня Степан, в гробу он видел японскую мудрость, предписывающую дружить с соседом.

Я проявляла чудеса рассудительности:

– Никто ничего не знает заранее. Я когда вышла из магазина, не имела понятия, что какой-то ко… нетрезвый мужчина на «жигулях» промчится мимо, окатит меня из лужи, а другой на «ауди» подвезет меня домой. И уж тем более не предполагала, что первый окажется моим соседом, а второй – аферистом! Поначалу все выглядело как раз наоборот.

– Нельзя верить первому впечатлению, – поучал меня Степан.

– Между прочим, вы так и не извинились за инцидент на дороге, так что первое впечатление меня не обмануло.

– Послушайте, я обрызгал вас не специально, в вот вы сознательно вызвали ментов и засадили нас в обезьянник – какие претензии? По-моему, мы квиты.

Соседу удалось сбить меня с толку этой убийственной логикой: «око за око, зуб за зуб». Какое-то средневековье, честное слово.

Очевидно, артикуляция монстра не была приспособлена для простого слова «извини»! Желание наладить мирный диалог пропало, я уже собралась уйти, но вспомнила об Арсении:

– Кстати, вы не знаете, где Жуков может сейчас находиться?

– Нет, откуда мне знать? Это же ваш кавалер!

– Просто вы так спелись…

– Это был временный союз. Женщины иногда не только ссорят, но и объединяют.

– Так вы, значит, объединились против меня? – Любовь к ближнему требовала от меня все больше душевных сил.

– У вас завышенная самооценка?

– А у вас какая самооценка, господин Фрейд? Слабо перед женщиной извиниться?

– Да ради бога, извините, – извинился, как плюнул, Степан Михайлович.

– Принимается, – как можно презрительней ответила я, с опозданием поняв, что поддалась на провокацию монстра.


Поначалу всем казалось, что долго это безобразие продлиться не может, неделя-другая – и все разрешится, справедливость восторжествует, аферистов поймают, паи вернут.

Неделя прошла, мы по-прежнему пребывали в полной неизвестности. Стоящих идей не было.

Гена Рысак отчитывался перед коллективом каждый день. Дни были разные, а отчеты одни и те же:

– Следствие идет. Пока ничего нового.

После этих слов семьдесят человек (шестьдесят восемь, если быть точной) желали высказаться одновременно:

– Откуда у хозяйства долги?

– Что ты нам втираешь?

– Нашу землю скоро продадут новым хозяевам! – митинговали пайщики.

– Палыч, рой носом землю, но чтоб земля осталась нашей!

Палыч что-то гундел про кредит, с которым мы не рассчитались, про налоги и пеню.

– Это ты во всем виноват, Палыч, твой грех!

– Надо перекрыть дорогу! – предложил кто-то.

– Железнодорожную ветку! – поддержал почин коллектив.

– И пикеты устроить у администрации и прокуратуры.

– Митинг провести!

– Правильно! – неслись гневные выкрики.

– Надо отправить Петухову в город, пусть выяснит, что там к чему с нашими паями, – предложил кто-то особенно кровожадный.


В прокуратуре на проходной меня долго допрашивал парнишка в погонах (ничего не понимаю в звездах): к какому я следователю, во сколько мне назначено. Предлагал передать следователю мое заявление и пожелание, смотрел очень недоверчиво (наверное, адским блеском в глазах я напоминала шахидку), звонил, уточнял, советовался, что со мной делать.

Через сорок минут я уже так хотела в туалет, что потеряла всякий интерес к земельным паям.

Наконец меня сканировали и допустили на олимп – на второй этаж учреждения.

Первое, что я сделала, – заскочила в дамскую комнату, а уж потом нашла кабинет следователя Д.С. Тихомирова, который вел наше дело. Стукнула костяшками кулака в ламинированную под орех дверь и вошла.

За столом, спиной к окну, сидел мужчина – крупный человек с широченными, как мне показалось, плечами. Яркий свет падал со спины следователя, как при контражурной съемке, лицо оказалось в затемнении, и рассмотреть черты собеседника мне не удавалось.