Тиана улыбнулась сама себе. Рассеянное состояние понемногу уходило, мысли становились четче. Ей хотелось жить, почувствовать жизнь, насладиться каждой ее частичкой, ведь завтра этого мига уже не будет, а сегодня, он вот, в руках. Тиана ощутила, что сбросила с себя груз тоски, груз пустоты и безмолвия. Ее мир стал иным несколько дней назад: лорд Картрайт обратил на нее внимание, сестра оказалась замужней и беременной… Хватит замыкаться в себе, нужно действовать. Отец ни разу не заговаривал о браке с того дня, однако это не значит, что он обо всем позабыл. Наоборот.

Тиана встала и дернула за шнурок, чтобы пришла Мэри и одела ее.

На утренней молитве выяснилось, что отца нет.

— Он уехал еще до рассвета, — объяснила за завтраком тетушка Джоанна. — Сказал, что по делам. Вернется ближе к ужину.

— А мы можем отправиться на прогулку?

Альма ухватилась за возможность ненадолго вырваться из дома.

— Нет, — сухо ответила тетя. — Ваш отец строго приказал вас никуда не выпускать.

Альма разочарованно уставилась себе в тарелку, Клара, как обычно, смолчала; Тиана знала, о чем думают сейчас сестры.

Они написали Бартоломью той же ночью; даже если письмо дойдет быстро, раньше чем через неделю мистера Финча ждать не следует. Еще неделя испытаний и ожидания. Тиана видела, как побледнела и осунулась Клара: ей становилось все тяжелее выдерживать такую жизнь. Во-первых, она себя не очень хорошо чувствовала; во-вторых, ее снедала тревога. Что, если Бартоломью не получит послание или не сможет приехать сразу же? Что делать тогда? Еще неделю интересное положение Клары можно будет скрывать, при особом старании — две или три, но потом… Потом придется сознаваться. А поддержки никакой, довериться некому. Бежать тоже некуда.

После того ночного разговора сестры собирались за полночь только один раз: тетя Джоанна мучилась желудочными коликами и спала плохо, проскользнуть в спальню к Кларе было тяжеловато. И разговор вышел скомканным; решили пока что ждать, а если вестей от Бартоломью долго не будет — действовать на свой страх и риск.

— Ты ведь можешь предъявить документы о браке нотариусу и получить законную часть наследства нашей матушки, — объяснила Кларе сообразительная Альма. — Если у нас не будет иного выхода, мы так и поступим.

С этим все согласились; но до чего же страшно было сознавать, что придется принимать подобное решение! Едва история Клары откроется, двух оставшихся сестер запрут дома и на всякий случай выдадут замуж в течение месяца. Эта мысль преследовала всех троих неотступно.

— Не поведут же нас силой под венец, — вслух размышляла Тиана.

— Сила и не понадобится. Честь семьи должна быть сохранена, — скривилась Альма. — Наша с вами проблема в том, что мы слишком много думаем о чести.

— Только не я, — вздохнула Клара.

— А ты в первую очередь. Иначе не молчала бы так долго, надеясь, что все обойдется.

Тиана понимала, что Альма права: они все не осмелятся на публичный скандал, а тихо решить дело в свою пользу, скорее всего, не удастся. И если Кларе есть к кому идти, то куда деваться Альме и Тиане? Хорошо, Альма может выйти замуж против воли отца, как это сделала старшая сестра; но до двадцать первого дня рождения Тианы еще много времени.

— Нам нужно найти себе мужей, — уверяла Тйана.

— Если бы это было так легко! — вздохнула Альма.

— Кларе же удалось.

Словом, к единому решению сестры так и не пришли. Поэтому отсутствием отца дома следовало воспользоваться; получив отказ в прогулке, Альма, подумав, решилась на новую попытку:

— Но мы можем посидеть в саду?

— Да, это возможно. Я посижу с вами. Так давно не дышала свежим воздухом! — сообщила тетя.

Тиана чуть не подавилась кусочком ржаного хлеба. Тетушка глаз не спускает с сестричек — неужели что-то заподозрила?

За небольшим садом ухаживала Клара. Специального садовника не держали, зачем тратить деньги? Поэтому сад был отдан в безраздельное владение Кларе и поварихе, которая на нескольких грядках сажала укроп, петрушку и базилик. Кроме того, здесь росла парочка старых, потерявших былое величие яблонь, которые по весне цвели, но плодов не приносили. На нескольких клумбах весёлыми огоньками распускались примулы, розовый куст топорщил ветки, светились в зеленой листве первые ягоды шиповника. Здесь же стояла статуя, которую отец счел достаточно приличной для этого дома: молодая женщина в хитоне, с печальным ласковым лицом. Откуда она тут взялась, никто не помнил. За высокой стеной, огораживавшей сад, находился тихий переулок, куда редко кто заглядывал.

Клара в своем сереньком платье и широкой накидке, скрадывавшей очертания фигуры, надев старые перчатки, копалась в земле; Альма и Тиана (первая с книгой в руках, вторая — с вышиванием) сидели неподалеку на скамейке; а для тетушки слуги вынесли из дому потертое кресло. Здесь, среди живой зелени и ярких красок, женщины семейства Меррисон смотрелись особенно убого. Тиана вышивала гладью: это было ее любимое времяпрепровождение. Потом результат можно будет вставить в рамку и повесить на стену или сделать наволочку для подушки — все не так мрачно. К тому же читать все равно невозможно, когда тетушка Джоанна произносит монолог. Альма пыталась, но получалось плохо.

— Ах, ну какие же нынче времена настали! — разглагольствовала тетя, обмахиваясь веером, хотя день сегодня выдался прохладный и дул легкий ветерок. — Вот, помню, раньше я бывала в Бате. Что за место! А теперь? Теперь я никуда не выезжаю, у меня болят ноги, руки, сердце и голова. А так хочется к морю!

— Съездите, тетушка, — не выдержав, посоветовала Альма.

Одна из ее любимиц, серая кошка Звездочка, вспрыгнула на скамью и полезла хозяйке на колени. Альма рассеянно запустила пальцы в длинную шерсть.

— Это же грешно! — возмутилась тетя Джоанна.

— Но вы же об этом говорите, — не выдержала Тиана. — Это тоже грех?

— Конечно. Я старая грешница, нет мне прощения. Только и остается целыми днями Бога молить.

Тиана что-то не замечала, чтобы тетя молилась дни напролет. Своей сестре сэр Абрахам позволял существенно больше, чем дочерям. Так что при желании тетя могла бы съездить в Бат, но предпочитала ныть и жаловаться, вместо того чтобы просто взять и сделать.

Это тетушкино свойство весьма раздражало Тиану девушку, в общем-то, добрую и склонную прощать другим людям их недостатки. Но когда недостатки других не давали на протяжении многих лет жить ей самой…

Она заставила себя не слушать тетино щебетанье, сосредоточившись на вышивании и на своих мыслях, которые никто не контролировал, которые были свободны.

Она позволила себе подумать о лорде Картрайте.

Почему так случается, что одному человеку нравится другой — внезапно, сразу же? Или чувство подкрадывается из-за угла, или медленно растет в тебе, как сейчас растет ребенок в утробе Клары. Почему оно сильнее, чем доводы разума, чем все советы, которые ты сама себе даешь, — забыть, отбросить ненужные ощущения? Ведь у Тианы нет шансов быть вместе с лордом Картрайтом.

И что значит — быть с ним вместе? Как это — просыпаться рядом с ним по утрам, завтракать, обедать и ужинать вдвоем, выбирать цветы и занавески для их общего дома? Что это означает — быть вместе? Если бы так, как в мечтах: что можно высказать любую мысль, не прятать собственное мнение и говорить, если что-то нравится или не нравится. Нежно произносить «я тебя люблю». Это ведь такие замечательные слова. Почему же в семье Меррисон, образцово-показательной, во всех отношениях правильной, их говорят друг другу так редко…

Стоило Тиане представить, что лорд Картрайт (нет, Эдвард, черт возьми!) прикасается к ней, как ее охватывал жар. Она до сих пор помнила то прикосновение к ее лодыжке, словно на ногу нацепили огненное кольцо. Помнила, какие на ощупь его пальцы. Яркие ощущения, впечатавшиеся в память, запретные и недостижимые снова. Судьба подарила Тиане несколько мгновений, о которых она будет вспоминать до самой смерти.

Тиана не тешила себя иллюзиями по поводу своего спасения из отчего дома: Клара уйдет, даже если навлечет на себя гнев отца, Альма может решиться на брак без благословения, но Тиану никто отсюда не выпустит. Лорда Картрайта ей не видать как своих ушей. Едва лишь отец прознает о том, что творится, он выдаст младшенькую замуж как можно скорее. Несмотря на кажущееся смирение, Тиана была заводилой во всех тех немногих бунтах, что иногда позволяли себе сестры. Альма могла резко высказываться и мыслила достаточно здраво, однако на открытое неповиновение ей не хватало запала. А Тиана, подойдя к опасной черте, колебалась лишь несколько мгновений, а затем переступала ее. Но никакой бунт не мог изменить положения сестер к лучшему, только к худшему. О чести семьи тоже следует помнить. То, что видят слуги и родня, — это одно; что должен знать свет — совсем другое.

Общество не должно узнать позора Клары, и Тиана не сомневалась, что отец, прежде чем отпустить дочь, устроит так, будто ее брак был свершен с его благословения. Наверняка Клара и Братоломью на долгое время уедут из Лондона, чтобы не привлекать к себе внимания. Сестры Меррисон непопулярны, и Кларибеллу быстро забудут; потом она может появиться в обществе несколько лет спустя, и все будет в порядке. Как поступит Альма, Тиана не знала, однако сестре будет тяжелее избежать брака с нелюбимым, но у Альмы железный характер, и хотя к открытому бунту она не склонна, отцу ее не сломить. А вот сама Тиана… Сэр Абрахам использует оставшееся у него время, чтобы ее подчинить; и Тиана не была уверена, что не поддастся. Месяц на хлебе и воде — и брак с человеком, которого подберет отец. С учетом всей этой истории, подбирать он будет мужчину жесткого, который спуску молодой супруге не даст. И жизнь Тианы превратится в ад.

А лорд Картрайт останется в мечтах и воспоминаниях; возможно, она и забудет его некоторое время спустя, но далеко, далеко не сразу. Иногда, в качестве подарка от Морфея, Эдвард будет сниться ей; иногда Тиана будет слышать его смех, чувствовать его взгляд — и проживет долгие годы с нелюбимым мужем и с воспоминаниями. Ее дети не будут похожи на Эдварда, ее семья, изображенная на парадном портрете, ничем не будет походить на ту, которую Тиана хотела иметь. Лорд Картрайт, ощущала она, это не просто каприз, не просто яркий огонек, о который бабочка Тиана может опалить крылышки. Он для нее всегда был чем-то большим. Кем-то таким, кто разделил бы с ней не только постель и дом, но и целый мир.