Он не надеялся, что она ответит, но после долгой паузы она сказала безжизненным голосом:

— Он так и не простил меня.

Гриффин провел рукой по ее волосам:

— За что?

— За то, что я стала причиной смерти брата, а потом и матери.

Он закутал ее в меха по плечи и привлек ближе к себе.

— Что произошло?

С минуту она молчала, потом начала говорить короткими фразами монотонным голосом:

— Мне было десять лет. Я отправилась на верховую прогулку. Я не должна была этого делать. Весной с севера часто совершались набеги. Мне не позволяли удаляться от замка одной. Не позволяли даже доехать до деревни. Я это знала. Но услышала, как мать говорила, что ей нужны цветки бузины. Весной от сырости у отца болели кости.

Она устремила взгляд на дальнюю стену:

— Я знала, где росла бузина. И ускакала. Я нашла целебные растения, встала на колени и…

Она сглотнула:

— И увидела скачущих всадников. С полдюжины наемников из Шотландии.

Ее речь стала стремительной, слова сливались друг с другом:

— Я вскочила на Ветра и попыталась скрыться, но они заметили меня. Я слышала, как они улюлюкали и вопили, как подгоняли своих лошадей. Я тоже кричала. И тогда…

Слезы градом покатились из ее глаз.

— Роджер и несколько лучших людей выскочили и помчались галопом на помощь мне. Они звали меня, я неслась как ветер и оказалась в самой их гуще. Они сомкнули ряды за моей спиной. Началась стычка. Слышались крики, громкие крики. Я осталась жива, а Роджер, окровавленный, лежал на траве, — закончила она шепотом, указывая пальцем туда, где мысленно видела тело брата.

— И мать так и не простила тебя?

— Простила. Но вскоре умерла. Три месяца спустя. Однажды ночью сердце ее не выдержало.

Гриффин глубоко вздохнул, помолчал и снова задал вопрос:

— А твой отец, Гвин? Он не простил тебя?

— Нет. Да и как бы он мог?

— Но ведь это был несчастный случай.

— Я знала, что делаю, — ответила она безжизненным голосом. — Я знала, что поступаю скверно.

Гриффин держал ее в объятиях, пока она не уснула.

Рука Гриффина коснулась ключей, висевших на шее, — черного железного и маленького серебристого, отданного ему де Лудом.

Какое-то время он питал надежду. Надежду на то, что они с Гвин будут жить по-новому. Надежду, что для них все будет иначе. Что их брак будет другим, чем у их отцов, и сам он будет другим. Но она ни разу не сказала в ответ на его признания, что любит его, как никогда не говорил и его отец.

Неужели ужасной истории суждено повториться и все будет так, как было с их отцами? Неужели это судьба, которую он не сможет отринуть?

Желание обладать сокровищем разрасталось в его душе.

Но вместе с этим росла в нем энергия сопротивления. Годы борения и страданий закалили его душу. Он мечтал теперь не о том сокровище, которое погубило его отца. А о том, что поднимет его, дает ему силу и власть, возвысит и облагородит его.


Глава 23


Ранним утром следующего дня Гриффин стоял в подвалах «Гнезда», пытаясь вставить факел в металлический держатель на стене под таким углом, чтобы свет падал вперед. Перед ним была дверь, искусно укрытая в одном из самых темных убежищ подвала.

Он внезапно остановился на этом перекрестке тоннеля и отчасти нащупал, отчасти вспомнил, где дверь, и нашел ее. Тени затеяли вокруг причудливую пляску, по-видимому, под действием струи свежего воздуха, поступавшего неизвестно откуда. Гриффин не мог определить источник его движения.

Он провел пальцами по волосам:

— Я забыл за все эти годы, где это место, а теперь вдруг вспомнил.

Он подался вперед, вглядываясь в длинный темный тоннель справа, казавшийся бесконечным.

— Если я правильно помню, он ведет в пещеру или дупло в дереве, — пробормотал Гриффин, обращаясь скорее к себе, чем к Алексу, стоявшему с изумленным видом поодаль.

— Ты здесь играл?

Гриффин ответил слабой улыбкой:

— Все время.

Александр содрогнулся:

— А Гвиневра? Она ведь тоже жила здесь ребенком. Она тоже здесь играла?

— Не знаю, — пробормотал он. — Думаю, она здесь бывала.

— В таком случае вы оба безумны, — пробормотал Алекс убежденно.

Он указал на дверь острием своего короткого меча. С нее свисал замок в форме головы дракона.

— Ты собираешься открыть его?

— А ты всю жизнь собираешься оставаться Наблюдателем? — пробормотал Гриффин в ответ и вставил в замок железный ключ, висевший у него на шее. Ключ не подходил.

Алекс выругался.

Гриффин сделал новую попытку, стараясь надавить на ключ посильнее. Ничего не произошло.

— Просто срежь его, сруби, — сказал Алекс.

Слова его были тихими, но он произнес их с напором.

— Это нелепо, — резко возразил Гриффин. Мысленно он назвал бы такое действие святотатством. — Не думаю, что стоит это делать.

Алекс поднял брови:

— Так что теперь?

— Подождем.

Взгляд Алекса стал очень жестким.

— Гриффин, я был Наблюдателем много лет. Всю жизнь я жду твоих действий. А теперь, когда весь мир в твоей власти, стоит лишь тебе протянуть руку, ты собираешься ждать.

— Ты понятия не имеешь, о чем говоришь, — возразил Гриффин, с трудом сдерживая себя.

Он опустился на огромный камень, на несколько футов выступающий из массы остальных, подогнанных друг к другу, будто место было специально приготовлено для того, чтобы посидеть и поразмыслить, как проникнуть во внутреннюю камеру.

— Уходи, Алекс.

— Гриффин, каждый мой шаг предназначен для того, чтобы служить тебе. Если…

— Оставь меня.

Алекс постоял с минуту, потом повернулся и зашагал прочь.

Внутри, защищенный висячим замком, наготове стоял Дункан с коротким мечом в руке, готовый убить любого ради своей госпожи. Пот ручьями стекал по его лицу. Рядом с ним лежал умирающий принц Эсташ, ко Дункан почти ничего не знал о молодом принце и не думал о нем. Он был готов на все ради доброй леди Гвин и ее солнечной улыбки. Ведь она спасла его с маленькой сестренкой от мятежников, готовых сжечь Англию дотла. Его родители погибли, а он убежал в Эверут, взяв с собой сестру Эллис. Леди Гвин приняла их под свое покровительство, дала им кров и пищу и обещала, что так будет и дальше, пока они живы.

Приглушенные звуки голосов удалились, и Дункан опустил свой меч. Сердце его бешено колотилось.

Гриффин поднялся из подземелья наверх, в главный зал, и тотчас же встретил Уильяма Йорка, как всегда, сурового и взволнованного.

— Милорд, прибыл еще один гонец. Гриффин огляделся. Мускулистый человек средних лет сидел за столом, но вскочил, как только вошел Гриффин.

— Милорд, — приветствовал он его с улыбкой.

Гриффин улыбнулся в ответ.

— Ральф, — сказал он тепло, пожимая руку одному из доверенных людей Генриха. Много раз сам Гриффин выступая в этом качестве с поручениями от Генриха, когда речь шла о самых непростых и деликатных делах.

— Какие новости? — спросил он, выпуская руку Ральфа. — Тебя хотя бы накормили?

Он бросил взгляд на Уильяма поверх головы Ральфа, а тот сделал знак слуге, который поспешил на кухню по коридору, отделенному от зала экраном. По всему залу отдыхали солдаты и рыцари, сменившиеся с постов. Они болтали и играли в кости. У огня сидели несколько женщин с ручными прялками, объединившись в маленькую пеструю группу. Они щебетали, создавая приятный для слуха фон.

Ральф вынул документ из мешка, прилаженного к бедру:

— Фиц Эмпресс собирается в Эверут.

— Знаю, — ответил Гриффин, пробегая глазами бумагу. — Через несколько недель, после того как заключит соглашение.

— Нет, теперь. Он будет здесь через день.

Гриффин мгновенно поднял глаза на посланца:

— Что? Почему так? Ральф встретил его взгляд:

— Он счел удобным приехать сюда теперь.

Гриффин кивнул в полном замешательстве и, перечитав пергамент, бросил взгляд в окна. Холодало. Волнистые облака собирались на горизонте в кучу.

— Почему?

— Наш лорд Генрих всегда делает то, что хочет.

— Верно. Но все же, Ральф, — спросил Гриффин тихо, — почему?

Посланец отвел глаза:

— Генрих всегда любил тебя.

— Не настолько, — мрачно возразил Гриффин. — Не настолько, чтобы отложить заключение соглашения, отдающего страну в его власть.

Он снова пробежал глазами бумагу.

— Два дня назад к нему прибыл гонец от фиц Майлза, — неохотно произнес Ральф.

Гриффин медленно кивнул с задумчивым видом:

— Но какое отношение это имеет ко мне?

— Фальк, что ты знаешь об Эсташе? — спросила Гвин как можно непринужденнее.

Этим утром мир окутала жемчужно-серая пелена тумана, и голоса их отдавались эхом, будто они были в пещере. Фальк смущенно посмотрел на нее:

— Об Эсташе?

— О принце как о человеке, хочу я сказать, и обо всем остальном.

Она стояла совсем близко к своему военачальнику. Волнение сжало ее желудок спазмой, и там образовался тугой узел прямо под стучащим как молот сердцем. С самого раннего утра, как только Гвин поднялась с постели, ее преследовало ощущение нависшей над ними неотвратимой опасности. Возможно, виной тому были ночные кошмары: от них ей всегда бывало скверно на следующий день, она ощущала слабость и тошноту.

Они стояли возле покато спускавшейся части двора, где тренировались оруженосцы и рыцари. Было еще слишком рано, чтобы приниматься за дневную работу. Даже Фальк при всей своей строгости не требовал, чтобы его люди начинали тренироваться до того, как проглотят свой кусок хлеба и запьют его кружкой эля.