— Он был готов много заплатить за это. — Де Луд жестом указал на цепь и ключик, лежащие спиралью на столе. Возле них горела толстая свеча, с которой медленно капал желтый воск. — Очень много.

— Почему ты не отдал ему?

Де Луд пожал плечами:

— Он не вызвал у меня доверяя.

— За последний год у тебя появилась совесть, — холодно заметил Гриффин.

Де Луд снова пожал плечами:

— Совесть? Не знаю. Мне были нужны деньги. И дело не только в Марке.

— Так почему же ты не продал тому человеку ключ? Взгляд де Луда обратился к кружкам с элем, потом он поковырял пальцем в натеках желтоватого воска.

— Не думаю, что мои ответы устроят вас, милорд, но… он забрал его у графини. Ключ принадлежит не ему, а ей. Или вам. Но уж никак не Эндширу.

— А ты просто устал от обмана и краж. Да?

Слова Гриффина были насмешливыми, но не тон. Тон был оценивающим.

— Я устал от людских мерзостей, милорд, — ответил де Луд, — устал смотреть на то, как люди гадят друг другу.

— А что случилось?

Лицо де Луда вспыхнуло, и он взмахнул рукой:

— Не знаю. У меня родился ребенок. Моя жена умерла. Не знаю. Просто возьмите его.

Гриффин подхватил ключ. Фальк подвинул де Луду кружку с элем, к которой тот с жадностью припал.

— Но почему ты обратился ко мне? — спросил Гриффин. Он провел большим пальцем по глянцевой гладкой поверхности ключа, по прохладной стали.

— Я уже сказал вам: я видел, как он похитил его у графини. Я знал, кому он принадлежит. Он был украден у Эверута и к Эверуту возвращается.

— Но ты ведь не послал гонца к графине. Ты послал его ко мне.

Де Луд обратил к нему смущенный взгляд:

— Но ведь вы и есть Эверут, милорд.

— Зови меня Язычником, — резко оборвал его Гриффин, хотя никто не прислушивался к их разговору. В заполненном людьми зале было шумно, голоса звучали громко.

— Я знавал вашего отца.

Гриффин вскинул голову.

— Что ты сказал?

— Вашего отца, — повторил де Луд. — Я знал его. Он очень не любил Эндшира.

— Не любил. Сколько? Сколько ты хочешь за ключ?

Де Луд поставил кружку и вытер рот тыльной стороной ладони.

— Я мог бы заломить такую цену, что мне хватило бы до старости. Тем более что теперь я хромаю. — Он похлопал себя по бедру, в которое угодила стрела Гриффина. — Но, думаю, мы поладим на других условиях. Примите в дом мою дочь, когда она войдет в возраст. В качестве одной из дам графини. Воспитайте ее в безопасности и благополучии. Я не смогу этого сделать, — сказал он с горькой улыбкой. — Я даже не смог правильно выбрать господина.

— Теперь ты можешь выбрать другого.

Де Луд поднялся на ноги и покачал головой:

— Не могу. Я связан обязательствами.

— Но ты обокрал его, — возразил Гриффин.

Де Луд поморщился, услышав в его голосе недоверие.

— Разве я не оказал ему услугу, забрав у него ключ? Я понял, ради чего он хотел его заполучить. Для того же, для чего хотел человек с татуировкой. — Он посмотрел на ключ. — Эта вещь вызывает беспокойство, может привести к беде. Так мы поладим?

Гриффин кивнул:

— Тихая и безопасная гавань для твоей девочки, когда ее можно будет удочерить.

— Да. Через семь лет.

Гриффин посмотрел на него удивленно:

— Сколько же ей теперь?

Де Луд запахнул плащ на плечах. Кто-то толкнул его сзади, проходя мимо с кружками, полными эля. Де Луд подался ближе к столу:

— Она только что родилась. Две недели назад. Мне пора.

Он повернулся и исчез в толпе, среди людей, входящих в таверну.

Гриффин и Фальк бок о бок вышли из таверны.

Их каблуки громко стучали по мокрому булыжнику. Лунный свет блестел на мокрых улицах и освещал их каким-то жутковатым серебристым сиянием. Запах влажного сена смешивался с запахом мокрой кожи и слабым привкусом крови: недалеко отсюда, всего в трех кварталах, находились Тэннерсроу — дубильные ряды, и вонь оттуда разносилась далеко.

Гриффин тихонько спросил:

— А где твой знак, Фальк?

Шотландец кивнул, будто ожидал вопроса. Он невозмутимо отогнул ворот туники и развязал тесемки на нижней рубашке — под ключицей был вытатуирован отчетливо видный парящий орел.

Гриффин кивнул. Фальк поправил одежду и сказал:

— Мы часто попадали впросак, милорд, так же часто, как другие.

— У всех Наблюдателей есть такой знак? — спросил Гриффин.

— Да, но не на одном и том же месте.

Гриффин поднял бровь, и Фальк поспешил пояснить свою мысль:

— Это вопрос нашего выбора. Мы не имели права отказываться от этого, но нам было дано право выбрать место, где нанести этот знак. От нас ждали, чтобы мы проявили свою волю и власть над властью вещей.

Несколько минут они продолжали идти молча, потом свернули в узкий извилистый переулок. Дома, верхние этажи которых нависали над улицей, были темными. Большую часть пути они проделали при свете фонаря, который Фальк держал в руке, да при свете луны, отражавшейся в мокрых булыжниках.

— И ты уверен, что Гвин ничего об этом не знает?

Фальк покачал головой:

— Леди Гвинни не знает ничего.

— Думаю, этим я обязан тебе.

Фальк остановился. Взгляд его из-под кустистых полуседых бровей был острым.

— Ты ничем мне не обязан, милорд. Я плачу старые долги. Возможно, ты не хочешь этого слышать, но если бы я мог, то все рассказал бы леди Гвинни. Думаю, она имеет право знать.

— Я полагаю, что это очень опасно. Фальк кивнул:

— Да. Куда ни повернись — всюду опасность. Ты Наследник. В этом все дело.

Опасность — наименьшее из зол, подумал Гриффин. Гораздо страшнее была неуемная страсть к сокровищам. И он уже ощущал, как она в нем нарастает.

Он провел пальцем по неровному краю серебристого ключа, который все еще сжимал в руке. Теперь их было два.

— Но ведь их должно быть три, Фальк? — внезапно спросил он. — Три ключа, таящих загадку.

Фальк фыркнул:

— Да. Три ключа, и когда они вместе и вложены один в другой, то открывают тайник, где покоится святыня.

Тогда почему его отец отдал два из них? И почему он, Гриффин, должен охотиться за своей судьбой?

— Что ты помнишь о моем отце, Фальк?

— Ну прежде всего то, что он изменился — стал… жестким. — Фальк на мгновение задержал взгляд на отблесках луны в камнях мостовой. — Я уверен, что ты, Язычник, думаешь, что хорошо знаешь отца. На самом деле ты знаешь только часть его.

— Какую часть?

— Ту, что осталась после крестового похода. Когда-то, до него, он был другим.

— Что ты имеешь в виду?

— Ну, он и твоя мать любили друг друга. Это было ясно как день.

Гриффин с изумлением смотрел на Фалька.

— Они любили друг друга сильнее, чем он любил эту розу, цветущую дважды в сезон. А это кое о чем говорит. И когда-то ты был с ним неразлучен. — Фальк широко открыл свои до этого прищуренные глаза и в упор посмотрел на полное смятения лицо Гриффина. — Примерно за две недели до того, как Стефан совершил переворот и оказался на троне, твой отец снялся с места и уехал в Нормандию. И с собой он взял только твою мать и тебя. И как ты думаешь, почему он так поступил? — Он не сводил взгляда с Гриффина. — Взял такую кроху, как ты, а все остальное оставил.

Этот риторический вопрос повис между ними.

На Гриффина накатил уже знакомый приступ гнева, В самом деле отец взял и его и жену, но оставил после себя такую дурную славу, что нормандские крестьяне и соседи благородного происхождения вспоминали его с проклятиями и дали ему не особенно лестное прозвище — Дурная Любовь.

— И припомни кое-что еще, — продолжал Фальк. — Тебе было тринадцать, когда твой отец скончался. Он не хотел учить и тренировать тебя. Не знаю, что ты думаешь по этому поводу, но факт остается фактом. И кто знает? Возможно, он был прав. Долгие века все это лежало нетронутым в тишине и покое. Возможно, тысячи лет. Древнее сокровище. К чему было спешить?

— Конечно, — сказал Гриффин с горечью. — Отец хотел оставить его для себя одного. Как будто собирался жить вечно. — Он помолчал. — А разве так могло быть? Разве в этой святыне было нечто такое, что позволило бы ему жить вечно?

Фальк огляделся. Было пусто, темно и тихо. Фонарь в его руке мотался туда-сюда.

— Ходит много слухов. Так ведь, Язычник? Но большая их часть для тебя не тайна — это власть в чистом виде.

Они закончили свою прогулку по замерзшим мостовым, пройдя мимо темных складских фасадов. Деревянные платформы, служившие днем подобием прилавков, теперь были убраны. Когда они проходили мимо одного маленького домика, Фальк пробормотал:

— Золотых дел мастер Эгардли. Сюда отправили арфы леди Гвин.

Гриффин очнулся от мыслей о прошлом:

— Арфы?

— У ее матушки хранились арфы. Гвинни продала их, чтобы приобрести семена. Возможно, их здесь уже нет.

Они подошли к своему постоялому двору. Фальк широким жестом распахнул дверь, заглянул внутрь, держа в руке меч, потом отступил, давая Гриффину войти. Они поднялись по лестнице в маленькую комнатку в задней части здания, где сняли отдельную спальню с двумя постелями.

Гриффин расстегнул пояс, увешанный оружием, и бросился на кровать.

Фальк погасил пальцами пламя единственной свечи.

— Как хорошо будет вернуться домой.

— Да, — рассеянно согласился Гриффин. — Завтра мне придется задержаться в этой лавке золотых дел мастера Эгардли. А потом уедем.

Фальк улыбнулся в темноте.

— Она будет счастлива, милорд.


Глава 18