— Теперь знаешь, — сказал он холодно.

— Я знаю и другие вещи, не менее важные, чем эта, милорд.

Эти ее горькие слова были произнесены с особой четкостью.

— Я знаю, что этим войнам пора положить конец. Я знаю, что в последние две недели мои люди почти ничего не ели, в то время как ваши резвились на полях и в амбарах бедных крестьян на всем пути следования к этому полю боя. Я знаю, что моя армия мала, а ваша огромна. Я знаю, что ваши лошади, вероятно, ели лучше, чем всю прошлую неделю ели мои слуги.

— Ничего ты не знаешь.

— Я знаю, что мы можем проиграть…

— Ты ничего не знаешь.

— …и проигрывать снова и снова, но вам никогда не одержать победы.

— Ты ничего не знаешь, — повторил он холодным и ровным голосом. — Ты не знаешь, какие ужасы предотвратила моя армия…

— Какой героизм!

— И уж конечно, не знаешь, чем кормили моих лошадей, Гвиневра.

Оба они помолчали. Потом уголок его рта приподнялся в безрадостной улыбке:

— Ты, должно быть, считала меня простаком.

— Я считала тебя ужасным. И…

Он сбросил с руки перчатку, и его растопыренные пальцы с силой обхватили ее подбородок:

— И что?

— Мертвым, — пробормотала она шепотом, от которого он ощутил ярость и удовлетворение. — Я думала… ты умер.

— И сделала так, чтобы обеспечить мою смерть наверняка?

Она затаила дыхание.

— А сколько смертей на твоей совести — смертей, причиной которых был твой меч?

Его пальцы сжались, впечатываясь в нежную плоть ее подбородка.

— Твоя семья была нацелена на то, чтобы погубить меня, — сказал он так тихо, что голоса его почти не было слышно. — И я намерен рассчитаться за это. Ужасным? Ты считаешь меня ужасным? Да ты и понятия не имеешь о том, какой я.

— Не здесь и не сейчас, — перебил голос из-за спины. Александр.

Гриффин мгновенно очнулся и вернулся к действительности. На него были обращены глаза всех собравшихся во дворе. Они смотрели на своего нового лорда и видели, как он вспылил и вышел из себя из-за этой женщины.

Он стремительно опустил руку, глубоко и прерывисто вздохнул, сознавая, как близок был к пределу. Он мог бы ее убить. Если бы она произнесла еще хоть слово, если бы Алекс не остановил его, он мог бы еще крепче сжать ее стройную гибкую шею.

Гриффин резко повернулся.

— Отведите ее наверх, в солар, — рявкнул он.

И после того как ее увели, всего через несколько мгновений, с сердцем, все еще бешено бившимся в груди и кипевшим яростью, он переговорил со своим сенешалем и командирами и отправил их пообщаться с рыцарями и прислугой замка, а затем отдал приказ проинспектировать гарнизон и заставить людей Гвиневры принести ему клятву верности под угрозой изгнания.

Александр присутствовал при допросе солдат замка. Они были непреклонны и непоколебимы в своей верности Гвиневре, и это было вполне предсказуемо, но гораздо большее угадывалось и открывалось в том, что не было облечено в слова.

Они были крепкими мужчинами, но черты их лиц заострились, потому что они почти голодали. Они были стойкими, но усталыми, оттого что их земли постоянно разорялись и опустошали во время бесконечных войн. Солдаты привыкли к битвам и к странным причудам военного времени, а потому приняли как должное и капитуляцию, если иной выход грозил разорением и гибелью. Они привыкали теперь к человеку, который вел себя с ними благородно, и готовы были присягнуть ему на верность — новому лорду Эверута Гриффину Соважу. И делали это по доброй воле и охотно.

— Вот этот, — сказал Эрве Анжуйский. — Он вызовет затруднения. И вот этот тоже, — пробормотал он, указывая на человека, возбудившего сомнения.

Александр перевел взгляд на молодого рыцаря, хмуро взиравшего на тех, на чьей одежде красовалось изображение грифонов. Его сила была очевидна — тугие мускулы перекатывались под туникой, но лицо не выглядело простоватым. Он казался лояльным, если бы только не бросал взгляды на третий этажа замка, где теперь содержалась леди Гвиневра. Впрочем, это ничего не доказывало. Он выглядел лояльным к своей госпоже, но не глупым. И было бы нелепо сейчас поднимать из-за него шум.

— Пусть решает Язычник, — проворчал Эрве.

— Язычник знает, что делать, без напоминаний, — мягко возразил Александр, но внутри у него росло глубокое беспокойство.

Он видел, как легендарное самообладание покидает Гриффина. Александр знал, что Гриффину не свойственна склонность к насилию и безжалостным поступкам и он никогда не позволяет своим чувствам брать над собой верх. Кроме одного случая, одной ночи год назад.

И вот теперь…

Гриффин оказался в опасной близости к бездне, куда могла его завести необузданная ярость, которую он научился сдерживать рано. Все его самообладание, отточенное с помощью строжайшей дисциплины в течение долгих месяцев и лет кровопролитной войны, оказалось под угрозой из-за всего лишь одной минуты слабости, когда граф Эверут очутился в своем родовом замке.

Александру показалось это очень странным и нелогичным.


Глава 4


Гвин стояла в небольшой уединенной комнате, соларе, на третьем этаже, глядя на рыцаря, сопроводившего ее сюда и уже собиравшегося уйти. Он указал ей на поднос с едой и кувшин с вином:

— К вашим услугам, миледи, и для вашего удобства.

Она возразила, что если бы имелись в виду ее удобства, то, возможно, ей было бы лучше остаться в собственных покоях.

Он ответил:

— Сейчас вам там лучше не быть, миледи. Лорд Гриффин… обставляет их заново.

Да, думала она, когда рыцарь с поклоном вышел из комнаты, он обставляет ее комнаты заново… то есть отбирает. В какие бы слова это ни было облечено, смысл оставался тот же самый: он собирается их отнять. Он отбирал у нее главную башню замка и старался уничтожить все следы пребывания там дочери ненавистного ему де л’Ами. Когда все будет закончено, ее отсюда выведут, несмотря на ее сопротивление.

— Все они одинаковы, — огрызнулась она вслух и чуть не вскрикнула, когда из-под ее кровати появилась голова Дункана, ее юного пажа.

— Дункан! — зашептала она яростно. — Что ты здесь делаешь?

— Миледи! — отозвался он шепотом, выползая из своего укрытия с такими предосторожностями, будто шел по следу оленя, опасаясь его спугнуть. — Мне надо было повидать вас.

Она поспешила к нему и, опустившись на колени, провела рукой по его голове и тонким рукам в поисках ран.

— Монстры! Почему они ранили тебя, если я открыла ворота?

— Миледи! — пробормотал он умоляюще, высвобождаясь из ее рук. — Я не ранен. Я пришел помочь.

Она присела на корточки.

— Помочь, Дункан? Как, ради всего святого, ты мне поможешь?

Его худенькое лицо стало еще уже за последние три месяца, особенно по сравнению с тем, каким оно было, когда он вместе со своей сестренкой прибыл к воротам Эверута как беженец, жертва войны, спасая свою и ее жизнь. И вот теперь он был здесь и серьезно смотрел на нее, воображая, что в свои десять лет может ей помочь, в то время как весь ее мир распался на части.

— Я могу присматривать за тем, миледи, кого вы прячете в подвале.

Рот Гвин изумленно открылся:

— Что ты сказал?

Он смущенно смотрел на нее.

— Я видел, миледи, как вы туда спускаетесь не менее трех раз в день. Однажды я видел, как вы несли туда поднос с едой, и последовал за вами.

— Почему?

— Я подумал, что однажды вам может потребоваться помощь, потому что заметил, что никто не знает, что происходит. Когда возвращались оттуда, вы казались такой печальной. И я подумал, что вы так одиноки.

Она подалась вперед и крепко обняла мальчика, потом отстранилась и сказала тихим, но ясным голосом:

— Ладно, Дункан, возможно, это отличная мысль. Ты умеешь держать язык за зубами?

— Я могу быть тихим как мышь.

— И будешь следовать моим указаниям?

— Вернее, чем монах.

— Но ты не сможешь выходить оттуда, Дункан. Тебе придется оставаться там до тех пор, пока… — Голос ее прервался. — Пока я не скажу. Возможно, это продлится недели. Возможно, месяцы.

— Леди Гвин, я готов вытерпеть это, если требуется. Она положила руку ему на плечо и кивнула с серьезным видом.

— Быть по сему, Дункан. В таком случае ступай в подвал. Вот ключ.

Она выпростала мешочек из своих юбок и протянула ему маленький золотой ключик.

— Ты узнаешь помещение, в котором он находится, по ужасному висячему замку в форме головы дракона. Я спущусь вниз, как только смогу, чтобы проверить, все ли в порядке, и забрать ключ. А теперь, — продолжала Гвин, — подождем несколько минут, пока страж отойдет подальше, и можешь отправляться прямиком в подвал.

— Да, миледи.

Он помолчал.

— Вы его видели, миледи?

— Видела ли я… Кого?

— Его.

Гвин тряхнула своими своевольными кудрями, пропитанными запахом дыма и пыли, и они рассыпались по плечам. Она холодно посмотрела на Дункана.

— Кого?

— Со-ва-а-жа! — сказал Дункан, произнеся второй слог имени как один долгий, лениво растянутый звук.

— Язычника?

Она тяжело плюхнулась на кровать. О Господи! Даже звук его имени вызывал в ней бурление пламени. Она смотрела на Дункана с несчастным видом.

— Да. Я его видела.

— Я тоже, — ответил Дункан шепотом. — Он великан.

— Да, — согласилась Гвин, отводя глаза.

— Огромный как гора.

Дункан помолчал.

— Мы теперь в безопасности?

Гвин медленно выдохнула. В безопасности? Все зависит от того, как понимать безопасность.