Крис Кеннеди - Жена завоевателя

Тропа, по которой они пробирались, была так хорошо укрыта, что солдаты, рыскавшие где-нибудь в кустах, не могли бы на нее выйти. Но не настолько забыта, чтобы несколько вопросов, заданных престарелому крестьянину, не могли бы вывести эту тропу на почти разрушенную крепость, запечатленную в саксонских преданиях.

И теперь он вез ее туда, в укрытие мятежников и шпионов.

Почему он это делал? Он не знал.

Возможно, из-за ее улыбки.

Он провел ладонью по лбу. Его восставшая плоть все еще пульсировала, а сердце бешено колотилось в груди, и желание все еще было таким сильным, что он ощущал его вкус. Вкус горячего меда. У нее был именно такой вкус. Именно такой.

Он провел рукой по шее, растирая ее.

— Прости меня, Гвиневра. В дальнейшем можешь не опасаться меня.

— Я не…

— Ты можешь идти?

Она отпрянула:

— Конечно.

Он посмотрел на нее с сомнением. И в эту минуту ему показалось, что равновесие восстановлено. Ветер, рвавшийся сквозь деревья, трепал ее волосы, лицо ее казалось напряженным и по-детски непосредственным, пока она пыталась разгладить свое когда-то красивое платье, и вся эта сцена навевала столько страсти и нежданной нежности, что он ощутил слабость.

Это было похоже на безумие. Она зачаровывала как демон, и Гриффин бесился и злился на себя за то, что подпал под ее чары. Он цеплялся за гнев как утопающий за соломинку.

— Так что нам теперь делать, мистрис? — спросил он резко.

Гвин продолжала разглаживать и оправлять платье. Голова у нее кружилась. От его вопроса она закружилась еще сильнее. Произнесенные хрипловатым мужественным голосом, в котором слышалось и раздражение, и попытка обуздать себя, его слова проникли ей прямо в душу, заявляя о том, чего он хотел.

И что она позволила бы ему сделать.

Она спрятала руки в складках платья и уставилась в землю. Ей не требовалось много времени, чтобы понять, что находиться в его объятиях опаснее, чем сражаться с врагами на пустынной большой дороге. Они могли причинить ей вред. Язычник же был способен проникнуть глубоко в тайники ее души и причинить боль.

А этого она боялась больше, чем насилия.

Гвин сглотнула. Ей следовало держаться подальше от него. Ночь была населена духами — лукавыми, шаловливыми, настойчивыми и бесцеремонными. Ей грезились королевские пиры и таинственные рыцари, осажденные замки и рукопашные схватки. И поцелуи. Обжигающие, страстные поцелуи, вкус которых проникал ей прямо в душу. Глубоко-глубоко. И опалял ее.

Надо было бежать от него как можно дальше.

— Что значит «что делать»? — огрызнулась она, и голос ее прозвучал так же раздраженно, как и у него.

Он улыбнулся, и в этой улыбке таилась опасность.

— Я имел в виду постоялый двор.

— А я аббатство.

— И ты настаиваешь на том, чтобы мы брели ночью по лесу до приюта монахов, рискуя встретить еще большую опасность? Это было бы глупостью.

Она выпрямилась и набрала воздуха в легкие.

— Говорите о себе, сэр-р.

Он бросил на нее мрачный взгляд.

— Я и говорю о себе.

Она выдохнула:

— О-ох!

— Сейчас не время спорить — где-то здесь бродит вожак вражьей стаи, а мы в круге его поисков, — добавил он сурово.

Слова его тотчас унес налетевший порыв ветра. Холодный, пахнущий дождем.

— Или же мы можем добраться до постоялого двора, обмыть свои раны, полечить твою голову, поесть и отдохнуть. И проснуться со свежими сил’Ами и в лучшем настроении.

Она скептически оглядела его.

— Не слышала, что в этих местах есть постоялые дворы. Он вздохнул.

— Я знаю, что есть.

Она стояла в нерешительности.

На фоне зелено-пурпурного леса силуэт Язычника выделялся четко и казался источающим опасность. И все же он был ее единственной надеждой.

— Поедем на твой постоялый двор.

Гриффин вздохнул с облегчением, взял в руки поводья и щелкнул языком, подавая знак Нуару.

Долгое время они двигались в молчании, ожидая, что кто-нибудь прервет его первым. Наконец она спросила:

— Куда ты меня везешь?

Он едва бросил на нее взгляд через плечо:

— Я уже говорил тебе, Гвиневра. На постоялый двор.

Она подняла бровь:

— Должно быть, ты сдерживаешь своего коня.

— Мы уже почти на месте.

— Где?

— Пригни голову, — скомандовал он и поднырнул под низко свисающую ветку.

Они оказались в середине прогалины.

Впереди возвышалось одинокое каменное строение, огромное, местами с искрошившимися стенами.

Несколько окон светились желтым светом — там горели свечи, но в целом сооружение выглядело мрачным и неуклюжим.

Он услышал, как за его спиной Гвиневра судорожно втянула воздух. Его жеребец запрокинул голову и принялся топтаться на месте.

— Спокойно, Нуар, — пробормотал Гриффин.

Она не сводила взгляда со здания.

— Мне показалось, ты обещал доставить нас на постоялый двор.

— Это и есть постоялый двор. — Он сделал ей знак спешиться.

— Гм! — фыркнула она.

Каждая мышца в ее теле болела. Осенний ветер холодил мокрые пальцы рук и ног.

— Ну так где же хозяева постоялого двора и почему…

Она не успела закончить фразу — заметила спешащего к ним человека. Язычник поторопился ему навстречу, и они стали тихо говорить о чем-то, но она не могла расслышать ни слова. Человек приблизился, взял Нуара под уздцы и повел в дальнее крыло здания.

Минутой позже из строения выбежали двое мужчин и скрылись в конюшне, а вскоре галопом выехали и умчались в лес. Проезжая мимо Язычника, они приветствовали его поднятием рук.

Язычник подошел к ней. Лицо его было хмурым и мрачным.

— Пойдем.

Он повернулся и зашагал к строению. Она буравила злым взглядом его удаляющуюся спину, но, похоже, он даже не заметил ее враждебности. А возможно, его не встревожило то, что она все еще осталась стоять. Он не обернулся и не замедлил шага.

И Гвин со вздохом последовала за ним, блуждая рассеянным взглядом по высокой, примятой дождем траве и прихрамывая, потому что от одного из ее башмаков оторвался каблук.

— Должно быть, делу вредит то, что они так далеко от большой дороги, — фыркнула Гвин громко и раздраженно.

— У них есть покровители, — последовал краткий и сухой ответ.

Она снова фыркнула:

— Как им повезло!

Гвин продолжала идти за ним, обхватив себя руками, пальцы ее при этом дрожали. Все представало в искаженном свете, и земля под ее ногами колебалась.

Что касается Язычника, то из обаятельного спасителя он превратился в опасного соблазнителя со сжатыми в ниточку губами. И это превращение пугало ее. Какие еще сюрпризы ожидали ее в этот вечер?

Начался дождь.

Он обрушился сплошным потоком, будто небеса устали держать свой тяжелый груз и решили сбросить эту ношу на тварей, населяющих землю. Небо прорезала внезапная вспышка молнии, а несколько мгновений спустя раздались раскаты грома, сначала усиливаясь, а потом постепенно ослабевая. Косые жесткие стрелы дождя низвергались с неба, бросая в глаза круглые, как дробинки, капли и попадая между складками одежды. Они вошли в дом промокшие до костей. С кончиков их пальцев стекала вода.

Отбросив со лба капюшон плаща, Гвин прислушивалась к голосам из-за стены, но никого не услышала. Из дальней комнаты доносились голоса, потом и они отдалились. Она заметила, что помещение было чистым и просторным. Даже лестница довольно широкая. Странно, что в поле зрения не появилось ни одного путешественника. И все же ей показалось это место вполне подходящим, чтобы провести ночь.

Из тени выступило маленькое женское лицо. Женщина смотрела на них так, будто не хотела, чтобы ее запомнили. Она улыбнулась Гвин, ответившей ей улыбкой, но при этом гостья почувствовала себя странно.

Потом женщина повернулась к Язычнику:

— Мил…

— Нам нужна ванна, — сказал он твердо, подталкивая Гвин к лестнице.

Остальную часть пути они проделали молча, преодолевая ступеньки в темноте, время от времени рассеиваемой светом фонарей в железных держателях, прикрепленных к стенам.

Их свет казался мягким и приветливым в отличие от мрачных теней. Тень Гвин на стенах сначала показалась низкой и приземистой, потом предстала перед ней длинной и угловатой, но все время она видела ее высоко над головой, а тень Язычника, идущего сзади, оставалась темным пятном.

— Вот эти комнаты, — сказал он, показывая ей на дверь справа.

Она резко остановилась:

— А где буду я?

— Здесь только эти покои.

Она предпочла не отвечать и не двигаться, пока он не задел ее бедром, обогнав, чтобы открыть дверь.

Кто-то готовился к его прибытию, и Гвин подавила вздох облегчения, войдя в покои. Комнаты оказались небольшими, но чистыми. К тому же им предшествовала прихожая, а дальше в темноте угадывалась спальня. Обитые ивовыми ветками стены отражали золотистое сияние огня в жаровне. На двух стенах были темно-красные гобелены.

Сквозь маленькую дверцу спальни, тоже завешенную выцветшим гобеленом, она смогла разглядеть постель, на которой громоздилась гора мехов. Гвин снова испустила вздох, чувствуя, как напряжение оставляет ее. Она покрутила шеей, расправляя затекшие мышцы.

— Сначала ванна, — сказал он.

Она подняла плечи:

— Что?

В дверь постучали. Язычник открыл ее, и в комнату проследовали слуги с круглой большой ванной и ведрами горячей воды. Как он сумел так быстро все организовать? Мгновенно ванна оказалась готовой, а в комнате остались только они с Язычником.