Роберт с умным видом кивнул. Он ничего не знал о том, как управлять замком, имением или хотя бы коттеджем, имел самое слабое представление о том, что такое хозяйка дома, но понадеялся, что это означает одно: Мэри может со всем справляться без его помощи.

– Можете возвращаться к своим обязанностям, – сказал Роберт. Он надеялся, что говорит уверенно; в домашней обстановке он чувствовал себя огромным и неуклюжим. Дайте ему поле и два десятка солдат – и он бы двигался уверенно. Предоставьте ему одну самонадеянную служанку – и он готов жевать тростник. Роберт попытался спрятать неуверенность, отвернувшись от Мэри, но передумал и перехватил хозяйку дома на середине реверанса.

– Подождите. Почему леди Имоджин не встречает гостей? – Даже он знал основное правило гостеприимства – леди сама должна проследить за встречей и размещением гостей.

Мэри смутилась.

– Миледи, она… она спит и просила не тревожить ее.

Мэтью фыркнул, впервые оторвавшись от благословенного огня.

– Тебе нашли прекрасную жену. Она может спать под твой боевой рык.

Пойманная на откровенной лжи, Мэри покраснела и опустила глаза.

– Нам с леди надо многое обсудить, – мягко сказал Роберт, – и по-моему, начать нужно сейчас же. Пойдите разбудите ее и скажите, что сэр Роберт просит ее появиться в зале.

Казалось, Мэри онемела; но через миг присущая ей уверенность вернулась.

– Извините, сэр Роберт, но леди Имоджин никогда не выходит из своей комнаты.

Роберт пришел в замешательство. Может, леди Калека не в состоянии спуститься по лестнице? Может, ее увечье вообще не позволяет ей двигаться?

К горлу подступила тошнота. Он не был брезгливым – на поле боя Роберт не раз видел смерть, а она не бывает красивой. Он видел мужчин, изрубленных на куски, изуродованных так, что их нельзя было опознать. Он видел возмездие: хладнокровное, механическое убийство врагов. Может, это его и не радовало, но он это принимал. Это казалось естественным, он научился с этим жить, привык к тому, что смерть – часть его жизни и иногда – ночные кошмары.

Но он никогда в жизни не видел, чтобы женщина была так изуродована, что не могла покинуть комнату и должна была прятаться от мира. Воины с гордостью носят свои шрамы, это знак того, что они выжили. Роберту стало так больно, что он захотел бежать, навсегда оставить эту леди, заживо погребенную в своей комнате, но новообретенная честь не позволяла этого сделать. Он расправил плечи.

– Что ж, если леди не может встретить нас, я сам пойду к ней. Показывайте дорогу.

Мэри наклонила голову; она взяла со стола подсвечник, щепкой из камина зажгла свечу. Роберт удивился. Солнце встало два часа назад, неужели никто в доме не открыл окна живому свету? Мэри как будто услышала его мысли, передернула плечами и извиняющимся тоном сказала:

– Наверху темновато, сэр рыцарь, и ступеньки плохо видно. Несколько раз упадете и поймете, что лучше брать свечу.

Она улыбнулась и пошла; Роберт помедлил, но понял, что откладывать некуда, пора познакомиться с невестой.

Деревянные ступени угрожающе скрипели под ногами. Роберт поморщился. Кажется, прежде чем он сможет хозяйничать на земле так, чтобы она приносила плоды, нужно будет восстановить главный дом! Даже в тусклом свете свечи он видел царящие вокруг уныние и упадок.

Мэри остановилась перед дверью и обернулась. На миг ее ясные глаза заглянули в глубину его глаз, доискиваясь до сути. Роберт смутился, но не отвел взгляда, не желая сдаваться. Похоже, она пришла к какому-то заключению и кивнула.

– Может оказаться, что вы – неплохой человек, – загадочно произнесла она, еще раз кивнула, протиснулась мимо Роберта, усилив его смущение, и дотронулась до кожаного рукава. – Она там, сэр рыцарь. Последние недели она жила в страхе, пожалуйста, будьте к ней добры. – Она быстро удалилась, оставив Роберта в темноте.

В страхе? Роберт предположил, что страх вызван его репутацией, и сразу же вспыхнуло чувство вины. Наверное, надо было начать как-то иначе, надо было рассеять страхи леди перед тем, как предстать перед ней мужем-воином. Надо было как-то поухаживать за ней.

Ухаживать. Незнакомое слово.

Ну и что? Ее репутация тоже не способна воодушевить поклонника. На секунду он почувствовал удовлетворение, но спохватился – каким же неуклюжим он покажется будущей жене, получившей хорошее воспитание! Черт возьми! Что он знает о доме, о домашнем очаге, об ухаживании? Как не ужаснуть бедную девушку, калеку? Может, час-другой он и продержится, но потом природа возьмет свое.

Он набрался храбрости и постучал. Ответом было молчание. Секунду Роберт медлил, но нетерпение победило, слишком сильно было желание первой встречи, чтобы по капризу дамы топтаться в холодном коридоре.

Он толчком открыл дверь.

После темного коридора солнечный свет ослепил, и Роберт не сразу разглядел фигурку в другом конце комнаты.

Когда глаза привыкли, у него замерло сердце. Имоджин сделала шаг вперед – как будто ангел сошел с небес.

Длинные черные волосы спускались волнами, ореолом светились в солнечных лучах, подчеркивали тонкую талию, нежный изгиб бедер, полную грудь. Кожа сияла, как слоновая кость, на белом лице ярко выделялись красные, тонко очерченные губы и глубокие карие глаза. В таких глазах мужчина может утонуть, благословляя смерть.

Она стояла, гордо выпрямившись, но все же не доставала Роберту и до подбородка. Он вдруг почувствовал себя огромным и неуклюжим, недостойным видеть такую неземную красоту. Красоту, вызвавшую в теле вполне земную реакцию: забилось сердце, в легкие хлынул воздух, закружилась голова.

Впервые в жизни Роберт был потрясен, он смог лишь хрипло выговорить, когда рассудок вернулся к нему:

– Боже мой, как вы прекрасны!

Глава 2

Она засмеялась. Глухой звук тяжело повис в воздухе. Она быстро закрыла глаза, желая прекратить смех. Имоджин не хотела поддаться истерике, подступавшей откуда-то снизу. Что за абсурд – он увидел, что она прекрасна. Она же слепа!

Его низкий, сильный голос создал в уме образ, но она не видела мужчину, не могла сказать, что он за человек, пришел ли он для войны или для утешения.

По спине пробежала дрожь. Она в крайне невыгодном положении – хочет скрыться, но не может.

Ее преследовал шепот мрачных насмешек Роджера: у Роберта хватило сил и решимости посвятить свою жизнь одной цели, и вот он приехал за наградой, полученной от короля, он ее не упустит. Но Имоджин боялась не короля. Нет, все это мрачная игра Роджера под прикрытием короля.

Если Роберт Боумонт – часть планов Роджера, то он ее враг, а враг, которого не видишь, – опаснейший противник.

От страха перехватило горло. Она хотела кричать, взывать к свободе, драться, царапаться. Ей не терпелось выбраться из комнаты, заполненной этим мужчиной, выбраться из темноты, из жизни. На миг ей захотелось действительно стать такой калекой, от которой этот неодушевленный голос с воплем кинулся бы прочь.

Ничего не получится, убито подумала Имоджин. Это игра Роджера, он доведет ее до конца, и ей оставалось только надеяться, что, когда наступит конец, у нее хватит сил драться.

Она сделала два напряженных шага, села на краешек кресла и сцепила руки. Роберт, кажется, секунду колебался, потом подтащил другое кресло и тяжело сел.

Большой мужчина, подумала Имоджин. Мужчина, чьи колени не умещаются в пространстве между креслом и подножкой, мужчина, под которым стонет ее прочная мебель.

Вообще-то она особенно не думала о его физических пропорциях, рыцарь и должен быть большим и сильным, мелкие мужчины не убивают с легкостью. Вот у Роджера не такое тело, чтобы быть настоящим рыцарем. Он не может сразить человека одним ударом меча, не может повелевать тем, что происходит вокруг. Нет, ему приходится пользоваться более тонкими средствами – страхом и изоляцией. Человек, которого он к ней прислал, явно побеждал благодаря своим размерам.

Трудно сказать, что сейчас больше страшило Имоджин. Может быть, предположение, почему Роджер выбрал именно его. Роберт представлял физическую угрозу в отличие от Роджера. Роджер мог мучить ее играми, а этот человек прихлопнет одной рукой. Имоджин одернула себя.

– Мое молчание невежливо, леди Имоджин, прошу прощения, но вы совсем не такая, как я себе представлял, – проговорил Роберт.

Он изо всех сил старался не пялиться на нее, как юнец, и безуспешно надеялся, что она не заметит выступившего на его щеках румянца.

Она горько улыбнулась:

– Удивление – одна из неприятностей, когда покупаешь товар, не проверив качество.

Роберт вздрогнул. Он ожидал от нее любезности, приготовился отвечать покровительственно и никак не думал, что встретит открытую грубость. Он считал, что леди ведут себя иначе.

Первым порывом было ответить ей тем же, но что-то шепнуло ему, что за горькими словами прячется уязвимость, и он воздержался. Он хорошо понимал, что это реакция раненого животного – наброситься на охотника. Лучше подождать, когда уйдут страх и боль.

– Я не считаю вас покупкой, – натянуто сказал он, – и предпочел бы, чтобы и вы отказались от торгашеских терминов.

– Прошу прощения. – Она приподняла голову. – Конечно, вы правы. Меня не покупали. Предметом сделки были мои земли, а я – вроде колючки на хвосте, довесок к сделке. Должно быть, вас разочарует ваше имение, но и обладание леди Калекой не обрадует. – Она горько улыбнулась. – Какой же вы, должно быть, храбрый рыцарь, что пошли на сделку, которая свяжет вас узами брака с леди Калекой.

Он сжал губы, с трудом сдерживая злость.

– Мне не нравится это прозвище, и я не позволю его повторять.

– Вы слишком суровы, сэр рыцарь. Бедные женщины, обслуживающие имение, ведут такую убогую жизнь, что им больше не о чем поговорить. Разве можно лишать их этого маленького удовольствия?

– Если их удовольствия задевают мою честь, боюсь, я должен буду их прекратить. – Он наклонился к ней, стараясь перехватить взгляд, но она упорно смотрела поверх его плеча. – К тому же я не вижу никаких оснований для такого прозвища.