– Моя госпожа, может ли это быть смута?

– Боюсь, Серафина, это именно она и есть, – отвечала Колетт, помертвев. Где-то там, в ночном городе, находится ее муж, а еще – ее король, и кузен с тетушкой и дядюшкой, и многие люди, которых Колетт успела узнать и полюбить.

– Что прикажете делать, госпожа?

– Я жду барона де Аллата, – сказала Колетт. – Он, несомненно, расскажет точнее, что происходит в Париже. Но приготовь на всякий случай тот мужской костюм, что лежит в сундуке. И еще, Серафина, сложи в дорожный мешок все драгоценности и те вещи, которые сочтешь нужными. Если Кассиан скажет, что нужно уезжать, мы уедем. Возможно, – предложила она нерешительно, – тебе тоже следует одолжить у кого-нибудь мужские чулки?

– Ах, мадам, я выросла в Наварре, я и в юбке смогу скакать на лошади так, что любой наездник от зависти лопнет, – засмеялась Серафина, и Колетт стало тепло оттого, что рядом с нею есть хоть одна подруга.

– Тогда ступай, ступай.


Серафина выполнила все в точности. Ночь плескалась за окнами, издалека долетали крики, однако дом стоял далеко от центра, и если в городе бушевала смута, сюда она пока не докатилась. Время шло, Кассиана не было. Часы пробили девять, десять, одиннадцать, стрелки подбирались к полуночи, когда наконец кто-то забарабанил в дверь. Один из лакеев, вооруженный аркебузой, открыл – но это не обезумевшая толпа ломилась в дом, а долгожданный барон де Аллат.

– Все кончено! – стремительно сказал он, входя в гостиную. Одет Кассиан был полностью в черное – никакой вышивки, никаких украшений, даже белого плоеного воротника нет, даже столь любимых бароном кружев. – Колиньи убит.

– О Господи! – воскликнула Колетт, на которую сказанное обрушилось гранитной плитой. – А король Наварры?

– Он в Лувре, как и его кузен, Генрих Конде, как и еще многие, и что с ними – мне неизвестно.

– А мой супруг? – спросила Колетт, страшась услышать правду.

– Он жив, и он не в Лувре – вот куда он желал бы попасть, но, увы, туда не пройти! Все кишит предателями из швейцарской гвардии и повсюду беснующиеся толпы! – Кассиан стянул шляпу с растрепавшихся кудрей и вытер пот со лба. – Ах, мадам, что за скверное время! Что за бесчестное время! Эти подлые люди, понукаемые герцогом Гизом, ворвались в дом адмирала и убили его. Я сам видел его тело! А после того толпу было уже не остановить. Католики пошли резать гугенотов, украсившись белыми крестами, а кому-то и того не надо – лишь бы было оружие. Это смута, как и говорил Идальго, смута, и да поможет нам Бог!

Он прервал свою пламенную речь, словно опомнившись, и заговорил более спокойным и сухим тоном:

– Ренар прислал меня к вам. Он сказал, что вы помните, что надлежит делать и что вы ему обещали. Сейчас вы переоденетесь, мадам, и мы с вами покинем Париж. Ваша служанка и ваши люди из Грамона едут с вами; не бойтесь, вместе с ними мы сумеем вас защитить.

– Они не испугаются толпы? – Колетт, конечно, нравились конюхи и лакеи, однако это были люди простые, и они могли запросто отступить, увидав столь внушительную угрозу.

– Если Господь поможет нам, никаких толп мы не встретим. И к тому же не стоит вам об этом беспокоиться, сударыня. – Кассиан позволил себе улыбку. – Ваш супруг давно позаботился о том, чтобы ему служили люди, которые знают, что от них требуется. Все мы вооружены и сопроводим вас из Парижа. Неподалеку отсюда есть замок, стоящий уединенно; его хозяин дружен с графом. Там вы и укроетесь, пока ваш супруг не приедет за вами, что он твердо вам обещает.

– Тогда извините меня, барон, и подождите немного. Я скоро буду готова, – быстро проговорила Колетт и устремилась вверх по лестнице.

Обещание, переданное от Ренара, пролилось словно бальзам на растревоженную душу Колетт. Граф привык держать слово. Значит, он придет.

Она не стала думать о том, что может делать Ренар сейчас на парижских улицах; он хотел, чтобы его жена поступила определенным образом и не доставляла ему лишних хлопот – и она, видит Бог, подчинится. Это самое мудрое, что можно совершить в таких обстоятельствах.

– Мы едем, Серафина, – войдя в свои покои, сказала она служанке.

– Я готова, мадам. Я помогу вам переодеться.

Они действовали ловко и быстро: рубашку Колетт надела прямо на корсет, с чулками тоже справилась проворно, сапоги сели на ногу как влитые. В зеркале отражалась странная фигура, и ужасно непривычно было ощущать себя в такой одежде; но ради спасения своей жизни Колетт могла пойти и не на такое. Волосы ее Серафина заранее уложила наиболее удобным образом, собрав в тяжелый узел, – никакого следа виртуозной прически. Мягкая шляпа с перьями, плащ, пояс с висящим на нем кинжалом – Колетт была готова в считаные минуты.

Она спустилась в гостиную, и барон де Аллат на несколько мгновений потерял дар речи, а когда снова обрел его, то воскликнул:

– Ах, мадам! Никто в здравом уме не примет вас за мужчину в этой одежде, однако поедем мы быстро. Вы прекрасны даже в этот грозный час.

– Вы настоящий трубадур, барон, – сказала Колетт, улыбаясь. – Позже я отвечу на ваши слова подобающим образом. Готовы ли кони?

– Еще несколько минут, сударыня. Ваши люди проверяют оружие.

И правда, откуда-то слышалось бряцанье клинков. От этого металлического звука мурашки поползли по спине Колетт; мысль о том, что придется выйти из надежного дома в прямом смысле в убийственную ночь, наполняла сердце страхом.

«Будь сильной, – сказала себе Колетт, – будь храброй ради него».

Только бы он не сгинул в этой тьме, ее насмешливый муж, которого она не понимала и о котором думала теперь так часто, словно он ни на миг ее не покидал.

От нового стука в дверь Колетт вздрогнула всем телом. Кассиан насторожился, словно пес, потянул из ножен шпагу. Один из слуг бросился узнать, кто явился, и, прибежав в гостиную, доложил:

– Это барон де Саваж; он просит разрешения переговорить с графом и графиней. С ним несколько человек из мушкетерской роты, однако барон обещает войти один и без оружия.

– Саваж? – переспросил Кассиан, весьма озадаченный. – Этому-то здесь что понадобилось? Не впускайте его, мадам, он может быть опасен.

Однако Колетт была иного мнения.

– Если он враг, то вы успеете меня защитить. Если он друг, то он поможет спастись. Если он принес весть, я хочу ее выслушать. Он не знает, что Ренара тут нет, иначе не спрашивал бы о нем. Луи, – обратилась она к слуге, – впусти барона, только посмотрите, сдержит ли он свое обещание насчет оружия. Встретьте его с аркебузой.

– Да, моя госпожа.

– Кассиан, – обратилась Колетт к де Аллату, впервые называя по имени, – барон полагает себя чрезвычайно умным, и что бы он ни хотел сказать, он легче выболтает это слабой глупой женщине, а не вооруженному до зубов мужчине. Вон там дверь в музыкальную комнату; прошу вас, идите туда и оставьте створку приоткрытой. Вы будете слышать все, что мы станем здесь говорить, а если мне будет угрожать опасность, то успеете вовремя.

– Но, сударыня! – запротестовал барон. – Я обещал Ренару!..

– Ренар называл бы это мягкими лапами, – улыбнулась Колетт. – Небольшая военная хитрость. Прячьтесь скорее!

Что подействовало на барона сильнее – его собственная растерянность при столкновении с непонятной ситуацией или же тон Колетт, – но Кассиан не спорил более и ушел в музыкальную комнату, успев прикрыть дверь за мгновение до того, как в гостиную вступил барон де Саваж.

Выглядел капитан мушкетерской роты чрезвычайно самодовольно; он не выказал негодования, вступая безоружным в дом, где могло ожидать что угодно. На воротнике Саважа Колетт заметила несколько темных капель и вдруг поняла, что это кровь; на душе у Колетт стало тоскливо и тошно.

«Я должна быть сильной… и хитрой».

– О, мадам! – воскликнул Саваж восхищенно, увидав Колетт в ее костюме. – Кто бы мог подумать, что мужские чулки так восхитительно смотрятся на женских ножках! Ах, надо всех наших дам заставить так ходить!

– Вы прибыли в неподходящее время, барон, и даже не утруждаете себя церемониями; я также не стану, – сухо проговорила Колетт. – Чего вам угодно?

– А где же блистательный граф де Грамон? Я хочу беседовать с ним.

– Я не знаю, где мой супруг. – Колетт говорила чистую правду, хотя отчаянно жалела, что не лжет. Как бы ей хотелось, чтобы Ренар был здесь! – Если у вас есть дело, изложите его мне.

– Ну, вскоре вы найдете своего супруга, мадам, это точно, – усмехнулся барон. – Нынешней ночью платятся все долги. Полагаю, так как вы одеты столь необычным образом, вы уже знаете о происходящем в городе и готовитесь покинуть его? Мне жаль вас огорчать, но вам придется немного задержаться. Вы отыщете своего супруга и передадите ему небольшое послание.

– Почему бы я должна это делать?

– Потому что иначе семья де Котен умрет. Ваш кузен, ваши тетушка и дядя. Вы не позабыли о них, верно?

У Колетт перехватило дыхание, а барон де Саваж улыбался, как сытый кот.

– Я не понимаю, что вы говорите, – пролепетала она.

– Так я поясню вам, сударыня, сей же час поясню! Сегодня мне непременно надо повидаться с Идальго, но я не имею ни времени, ни желания разъезжать по улицам в поисках этого негодяя, который, несомненно, крутится волчком, спасая протестантские задницы! – Он говорил все громче и громче. – Только как я сказал, мадам, – ночь платы по счетам именно сегодня! Ваш супруг знает Идальго, знает, кто этот человек, я в том искренне убежден. Вам надлежит отыскать графа и сказать ему, что если Идальго не явится через два часа в определенное место, вся семья де Котен отправится в преисподнюю, ибо ничего, кроме преисподней, проклятые гугеноты не заслуживают!

Пока он говорил, Колетт лихорадочно размышляла. Барон прямолинеен, барон не хитер, – и все же он мог измыслить такую простую хитрость.

– Откуда мне знать, что вы не лжете? – Даже с голосом ей удалось совладать. Ренар бы гордился ее тоном. – Мои родственники, возможно, мирно спят в своих постелях, а вы расставили мне ловушку, надеясь, что я доверчиво туда пойду!