– О, нет, – ответил граф. – Всего лишь наслышан о нем. Всякий, кому доводилось свести знакомство с Идальго, со временем знакомится и с бароном. Этот капитан – самый ярый противник нашего наваррского героя, и вот уже не первый год преследует его. Надо признать – безуспешно.

– Вы полагаете, что Идальго действительно был поблизости сегодня?

– Почему бы и нет, – безмятежно сказал Ренар. – Скоро прибудет король и вся свита, однако многие, как и мы, приехали заранее. Нет никаких сомнений, что Идальго прогуливается по улицам, осматриваясь и ловя настроения. Однако барон де Саваж упустил его, и поверьте, Колетт, я не дам этому человеку, столь грубо ворвавшемуся сюда, позабыть о своей оплошности. – Граф сладко улыбнулся. – А теперь отправляйтесь-ка в постель, дорогая моя, и выспитесь хорошенько. Жизнь в Париже насыщенна, я надеюсь, что вас ждут еще неожиданности – и верю, что сплошь приятные.

Глава 10

– Ноэль.

Колетт не выкрикнула его имя, только прошептала, и все равно огляделась, пытаясь понять – не услышал ли кто. Обещанные графом неожиданности начинали сбываться.

Бал по случаю приезда короля Наваррского давали на следующий день после его прибытия; накануне Генрих торжественно въехал в город, приветствуемый разнообразными криками толпы. Преимущественно католический Париж явно не понимал, отчего их драгоценную Маргариту хотят отдать за наваррца, носящего гугенотские одежды; а потому среди приветственных выкриков часто слышались угрозы. Но это не могло смутить Генриха, приехавшего за прелестной невестой и демонстрировавшего все обаяние, которым природа щедро его одарила. Никто даже не кинул в него гнилым овощем, пока процессия двигалась к королевскому дворцу, что, как заметил граф де Грамон, уже было достижением, и немалым.

Множество влиятельных гугенотов и католиков собралось в Париже, дабы осудить или поддержать эту свадьбу, на которую папа римский до сих пор не дал разрешения. Уже стало известно, что Екатерина уговорила кардинала Шарля де Бурбона, единственного католика в семье Бурбонов, приходившегося Беарнцу дядей, провести обряд венчания. При дворе по-прежнему продолжались споры; католики истово возражали против брака девятнадцатилетней Маргариты с протестантом, а Екатерина и ее сын, король Франции Карл XI, изо всех сил пытались охладить их воинствующий настрой. Общество кипело, словно суп в котле. Смерть королевы Жанны, случившаяся всего-то два месяца назад, уже безнадежно забылась.

Колетт мгновенно запуталась бы в именах, лицах и связях, если бы не Ренар, постоянно находившийся рядом и готовый подсказать супруге, с кем ей предстоит иметь дело. До мрачных пророчеств о том, что некие люди захотят вовлечь Колетт в заговор, пока дело не дошло. На нее смотрели как на супругу дворянина из свиты Генриха Наваррского – и только. Мужчины бросали взгляды, полные интереса, женщины одобрительно кивали, оценивая крой платья и драгоценный огонь в ожерелье – и все это время в бурлящей толпе рядом находился Ренар.

Генрих оставался все так же любезен с Колетт, как и раньше, однако теперь не мог уделить ей времени для бесед: политические фигуры делали ходы на шахматной доске. За стенами Лувра бродила мрачная толпа, чьи настроения пока не мог предсказать никто. Поддержка католическим королем Карлом безумной идеи этого бракосочетания, его приглашения знатным гугенотским семьям, его широко разошедшаяся фраза: «Отдавая Генриху Наваррскому мою сестру, я отдаю в ее лице и свое сердце всем гугенотам моего королевства», – все это повергло парижан в недоумение. Столкнувшись при французском дворе, враждующие стороны кружили, словно волки, оценивая силы друг друга и пытаясь понять, чего захотят власть предержащие – праздника или драки.

Пока дело шло к празднику. Богатство одежд собравшихся поражало воображение, и даже скромно одевавшиеся гугеноты позволили себе принарядиться по такому случаю. До свадьбы оставалось несколько дней, и Ренар, чутко ловивший слухи, как раз закончил рассказывать Колетт, что кузен короля Наваррского Генрих де Бурбон, второй принц Конде, сочетается браком со своей кузиной Марией Клевской в Бланди, после чего прибудет в Париж. Кузены воевали вместе в третьей религиозной войне, завершившейся два года назад под началом знаменитого адмирала Франции Гаспара де Колиньи. Истовый гугенот при католическом престоле Франции, он также прибыл на свадьбу, и Ренар обещал позже представить ему супругу.

В тот миг, когда среди пестрого водоворота великолепных костюмов Колетт увидела своего кузена, граф де Грамон покинул ее на несколько минут, чтобы переговорить со своим королем, стоявшим в окружении свиты. И тогда, когда Ренар ушел, взгляд Колетт вдруг выхватил из толпы Ноэля; она выдохнула его имя и сделала шаг вперед, не зная, остаться на месте или идти к нему.

Он говорил с пожилой супружеской парой, протестантами, судя по их скромным костюмам, резко выделявшимся среди общего великолепия; сам Ноэль также был одет в черное, согласно своей вере, но позволил себе украшенный драгоценными камнями пояс и чудесный бархатный берет. Ноэль, кажется, еще более возмужал с той последней встречи в день свадьбы Колетт; теперь это был не юноша, но сильный молодой мужчина, с гордой головой, ясными, легкими жестами и ослепительной улыбкой. Он был так недалеко – тот, кого Колетт полагала раньше своим Тристаном! – и сейчас она не знала, как могла предположить, что он струсил или в чем-то ей солгал. Благородство отличало черты Ноэля – как егерь видит сразу, хороша ли порода охотничьего пса, так и Колетт мгновенно чуяла в людях благородство, потому что искала его.

К счастью, Ноэль повернул голову и увидел Колетт; его лицо просияло. Сказав что-то своим собеседникам, он стремительно двинулся к кузине и, остановившись рядом, взял ее за руки.

– Дорогая моя Колетт, это и вправду ты! Какой чудесной замужней дамой ты стала! – серебряные глаза его смеялись, и плясали в них до боли знакомые искры. – Отчего ты не отвечала на мои письма?

– Я… – Колетт справилась с собою, хотя сердце по-прежнему колотилось, на щеках расцвел румянец. – Жизнь в замке захватила меня, а ты не так уж часто писал.

Она думала, что почти забыла Ноэля.

И ошиблась.

Ах, этот кузен Ноэль, герой ее грез! Его растрепанные кудри все так же падали на плечи, бросая вызов всем законам моды, и улыбка все так же ослепительна, и взгляд честен и открыт! Ее Тристан, о котором она мечтала, которого создала себе, стоял рядом с нею и говорил, как счастлив ее видеть.

Он и вправду писал Колетт письма из своей провинции, где проводил время, охотясь и ухаживая за дамой, на которую положил глаз. Лишь иногда Ноэль приезжал в По, и хотя дядюшка и тетушка неизменно присылали Колетт приглашения, она находила повод, чтобы отказаться. Она не виделась с родственниками со дня своей свадьбы. Колетт вышла замуж за графа де Грамона – и вся прежняя жизнь осталась позади.

Но как объяснить это сердцу?

Ноэль отпустил ее руки, однако продолжал радостно улыбаться.

– Давно ли ты в Париже, дорогая кузина?

– Мы с супругом приехали несколько дней назад.

– Я хотел бы засвидетельствовать свое почтение графу де Грамону! – воскликнул Ноэль. – Как жаль, что я не знал, что вы в городе! Нанес бы вам визит. Не знаю, есть ли у графа дом в Париже…

– Ренар снял особняк неподалеку от заставы Сен-Дени.

– А я остановился у наших давних друзей, четы де Рабоданж. Они окажут гостеприимство и моим родителям, которые прибудут в Париж завтра. Батюшка страдал, что слишком стар для подобных путешествий, но матушка его уговорила. Мы непременно, непременно должны устроить семейный ужин! Я хочу знать все твои новости. Мы так давно не говорили! Казалось, те холмы у Сен-Илера были давным-давно, а?

Колетт сглотнула. Те холмы у Сен-Илера оставались на месте. Но если она сумела хорошо держаться перед бароном де Саважем, с чего бы осрамиться перед кузеном?

– Ну а ты, Ноэль? – с ласковой улыбкой доброй сестры спросила она. – Тетушка говорила мне, что ты всерьез увлекся: и даже собрался жениться! Ты раньше говорил, что останешься вольным, как ветер, и так быстро попался в ловушку?

– Ах, милая моя, любовь – не ловушка! – взор Ноэля сделался мечтательным. – Любовь – это то, что делает из людей ангелов, дает им крылья! Да, моя возлюбленная прекрасна, и я готов целовать землю, по которой она ходит. Однако Софи очень молода, и ее отец настаивает, что должно пройти какое-то время, прежде чем мы обручимся. Ей шестнадцать лет, говорю я, она вполне созрела для брака, и мы с нею не хотим ждать! Ее батюшка, впрочем, непреклонен. Но совсем скоро ей исполнится семнадцать, и тогда мы назначим день свадьбы. Наши родители уже сговариваются о приданом. Считай, что вопрос этот решенный, и вскоре я приглашу тебя приехать в наш сельский дом, рядом с которым есть маленькая часовня. Именно там Софи станет моей женой. Ты ведь приедешь, милая Колетт? Разумеется, с супругом.

– Мы уже куда-то получили приглашение, а я слышу об этом только сейчас? – лениво произнес рядом граф, и Колетт не посмела взглянуть на него, чтобы он не увидел, как пылают ее щеки. Она ненавидела себя в этот миг.

– Кузен Ноэль приглашает нас на свою свадьбу и обещает сказать дату позже, – произнесла она ровно.

– Как приятно! Разумеется, мы приедем, коли выдастся такая возможность. Вы давно ли в Париже, шевалье де Котен?

Колетт все-таки решилась посмотреть на мужа – тот оставался абсолютно спокоен и чуточку насмешлив, как всегда.

– Вот уже вторую неделю.

– К вам в дом не забредал Идальго?

– С чего это вы помянули его, Ренар? – удивилась Колетт, даже позабыв на миг о своих душевных переживаниях.

– А к тому, дорогая моя, что я услыхал тут забавные новости. Первый дворянин свиты Генриха, шевалье де Миоссан, намедни имел разговор с известным вам бароном де Саважем. И славный капитан клялся, что поймает Идальго еще до всеми ожидаемой свадьбы. Когда шевалье де Миоссан спросил у барона, чем же ему не угодил наваррский герой, барон отвечал, будто Идальго нанес ему некое личное оскорбление, он преступник и препятствует отправлению правосудия. Тогда шевалье, – продолжал Ренар с удовольствием, – спросил у барона, кто же преступник, если несколько сумасшедших католиков отправляются резать протестантов, хотя мирный договор уже два года как подписан? И коли речь идет хотя бы о последней войне, разве преступление – помогать людям, что спасают свои жизни? На это барон, горячась, ответил шевалье де Миоссану, что католики правы во всем без обсуждений, por derecho de fй[12], и станут резать того, кого захотят, и тогда, когда захотят и когда Бог им подскажет. Шевалье де Миоссан позволил себе усомниться в правильном толковании всех подсказок Божьих (чьи пути, разумеется, неисповедимы), а также в том, что убийство женщин и детей – это такое уж благое дело, и если посмотреть с этой стороны, то никакой Идальго не преступник, а обычный рыцарь, что защищает слабых. И тогда-то барон поклялся снова, что поймает Идальго и выпытает у него, для чего он совершал свои злодейства – ради веры или ради минутной славы. А так как Идальго – католик, разговор обещает стать куда как интересным.