— Можно подумать, вы им восхищаетесь!

— Восхищаюсь! Немало мне приходилось видеть людей, которые бледнели при одном упоминании его имени… А как он укрощает женщин! Тех самых, перед которыми другие мужчины ходят на задних лапках!

— Как говорил мой дядя: и на старуху бывает проруха.

— Может случиться, кто-то из собратьев вонзит ему нож в спину; возможно, жандармы набросят на него, наконец, веревки; в крайнем случае, таможенник захватят с товаром, но ещё не родилась на свет женщина, которая окрутит Черного Пашу!

Этот разговор происходил между ними на третье утро пути. Спали они по-прежнему каждый в своем углу. Ели — как придется, потому что это был сухой паек. В остальном отчужденность Флинта и оскорбленное самолюбие Ольги удерживали их на расстоянии друг от друга. Впрочем, Флинт чувствовал интерес к жизни Ольги, ведь он прежде не сталкивался воочию с аристократами. А сама Ольга… она просто терялась в догадках: как себя вести? Как те самые женщины-хищницы, о которых Флинт с таким негодованием говорил, которые сводят мужчин с ума? Какие применяют для этого уловки? Ей некому было преподать эту науку. Если не считать учебы в Смольном, когда любовные увлечения институток не шли дальше легкого кокетства и обмена записками… Знакомясь с молодыми людьми, Ольга прежде всегда видела их интерес к ней, принимала как должное ухаживания и комплименты и привыкла считать себя если не красавицей, то, по крайней мере, достаточно интересной. Равнодушие Флинта поколебало в ней эту уверенность…

— Ну как, вы узнали обо мне все, что хотели? — прервал её размышления Флинт.

"Не все! — хотелось закричать ей. — Конечно, не все! Неужели в ваших глазах я настолько непривлекательна как женщина?!" А вслух она сказала:

— Да, все!

— А вот я узнал не все. Например, продолжение вчерашней истории о вашей прабабке. Что случилось дальше? Надеюсь, за это время я не оскорбил вас ничем, чтобы наказывать меня умолчанием?

Ольга вздохнула: ну что ж, раз умершая прабабка интересует его больше, чем живая внучка…

— Слушайте…

***

Какое-то время после случившегося молодые люди ещё продолжали вместе выезжать в свет. Во всем Кракове не было красивее семейной пары — так они внешне подходили друг другу. Но только внешне… После того случая с ножом Станислав остерегался не то что поднять на жену руку, а просто повысить голос. Но теперь Лиза заметила у него тщательно скрываемое чувство брезгливости к ней, как если бы она была сумасшедшая или прокаженная… Потому вскоре молодая княгиня пригласила мужа для серьезного разговора.

— Возможно, ты предпочел бы вовсе со мной не видеться, — грустно улыбнулась она, — но случилось событие, о котором ты должен знать: я беременна… Почему ты молчишь?

— А что я могу сказать? На ком я женился? В Петербурге ходили слухи, что в вашем роду не все чисто, но я не поверил… Наверняка ты знаешь, кто родится?

— Знаю. Это не очень сложно. Сын. Твой единственный наследник. Даже если ты женишься на Еве — ведь вы по-прежнему видитесь? — она родит тебе дочь.

— Сын. Наследник… И он тоже будет знаться с нечистой силой?!

— Господи, какой ты темный! Станислав, неужели ты всерьез веришь в эту ерунду?!

— А как иначе объяснить все твои штучки? Откуда ты знаешь то, что другим неизвестно? Почему умеешь лишать мужчину силы одним взглядом?

— Трудно рассказать о движении планет человеку, еле научившемуся складывать буквы… Не забивай себе голову пустяками — ты к этому не привык. Лучше пообещай выполнить мою просьбу.

Станислав вопросительно поднял брови.

— Построй мне дом.

В его безразличных глазах загорелся зловещий огонек.

— У тебя есть любовник!

— Никого у меня нет… Помнишь, на охоте мы были с тобой у Змеиной пустоши? Там на пригорке есть сухая открытая солнцу поляна. К поляне ведет только узкая тропинка. С двух сторон — болото, с третьей — непроходимый лес. Можешь для своего спокойствия поставить на тропе кордон, чтобы без твоего ведома к дому никто не смог проехать. Когда мне понадобится повитуха, пришлю за ней Василису — она согласна жить вместе со мной. Пусть повитухе глаза завяжут, чтобы за собой никого не привела…

Она помолчала и посмотрела на него, будто прощаясь.

— Что делать, раз мы оба ошиблись? Я оставлю тебе все свои деньги, но обещай, что наш сын получит и титул, и необходимое образование, и наследство — как положено князю… Можешь не переживать: он будет самым обычным человеком, таким же, как ты.

Станислав был беспутным малым, но он был также мужественным человеком и склонил голову перед поступком жены.

— Когда родится сын, пришлешь за ним, а всем сообщи, что я умерла при родах… Если позволишь, сына назову сама.

Другой мужчина не понял бы столь странного решения жены, но Станислав сам был странным, потому и сказал на прощание странные слова:

— Как жаль, Лиза, что мы не можем больше любить друг друга. Мне нравятся женщины слабые, покорные, а ты сама создана, чтобы покорять… Сделаю все, как ты просишь. Для защиты и помощи по хозяйству дам тебе Игнаца. Он полжизни прожил в лесу, ему тесно в замке. Раз в неделю буду посылать телегу с продуктами, и чтобы правил ею глухонемой Любомир… Если со мной что случится, сестре накажу. Она никому не проговорится.

Княгиня Елизавета Поплавская перестала выезжать в свет. Говорили, она болеет, а некоторое время спустя Поплавские объявили, что она умерла при родах. Похороны были скромны, гроб закрытый. Сына назвали Данилой. Мол, так хотела его мать. Станислав выглядел задумчивым и меланхоличным: траур очень шел к его бледному лицу, но не мог же он продолжаться вечно?! Высший свет Кракова надеялся, что теперь будут наконец соблюдены приличия и князь женится на Еве, тем более что после долгого её отсутствия — она гостила у тетушки в Италии — Ева удивительно похорошела и стала ещё стройнее и свежее. Станиславу сообщили, разумеется, тайно, что в одном из итальянских монастырей растет его дочь.

Но когда для брака, как считали все, уже не было никаких препятствий, Станислав вдруг охладел к предмету своей страсти и стал регулярно наведываться в один скромный домик на окраине Кракова. Такого оскорбления родственники Евы снести не могли и однажды темным осенним вечером осуществили свою давнюю угрозу: князь Поплавский был заколот кинжалом наемного убийцы на пороге дома своей новой пассии.

Видно, он предчувствовал гибель, потому что в банк на имя Игнаца была положена приличная сумма, и несколько раз в год старомодно одетый человек средних лет снимал со счета деньги…

***

Ольга замолкла.

— Ну, а дальше? — затормошил её Флинт.

— Дальше я не знаю.

С таким концом истории Флинт не хотел соглашаться.

— Неужели ваша прабабка всю жизнь прожила одна?

— Почему одна? С нею были Игнац и Василиса.

— И никогда — любимого мужчины? Я бы дорисовал ваш рассказ: однажды к домику на болоте, несколько суток проблуждав в лесу, вышел больной, изможденный человек. Он застрелил оскорбившего женщину подлеца и теперь скрывался от властей…

— Фантазия у вас! — подивилась Ольга. — А ведь с прабабкой действительно произошла какая-то история. К сожалению, подробности мне неизвестны… Знаю только, что среди местных жителей ходили слухи, будто на болоте живет ведьма, и они пугали ею своих детей…

— А кто был отец вашей прабабушки, не знаете? Может, он тоже занимался магией?

— Не хотите сказать — колдовал? Тоже. Про чудачества с его исчезновениями, переодеваниями тоже до сих пор рассказывают, но, думаю, дед умел кое-что и посерьезнее…

— А дед вашего деда?

— Вы слишком многого от меня хотите, Флинт!

— Но это же интересно: целый род колдунов! Значит, такие способности передаются по наследству?

— Выходит… Иной раз даже через поколения.

— А ваши братья, сестры?

— У меня их нет. Род Астаховых прервется со смертью дяди Николя — ему уже сорок лет!

— Дряхлый старик… Да у него ещё может быть не один ребенок!

— К сожалению, дядя всегда был женоненавистником.

— Бог с ним! А род Поплавских?

— Я о них почти ничего не знаю. Кстати, у Черного Паши остался один парень — Ян Поплавский… Бывает же так?! Он оказался моим родственником как раз по той линии.

— А он случайно не колдун?

— Да, и гораздо сильнее меня.

— Тогда о нем волноваться нечего: превратит всех контрабандистов в свиней и уйдет, куда глаза глядят!

— Вы не понимаете… Наши способности — это совсем не то, о чем вы читали в сказках. Здесь нет никакого волшебства — только умение.

— А откуда оно появилось, умение? У кого вы учились? Молчите? Хорошо, зайдем с другой стороны: с кем вы разговаривали в тот день, когда лечили мое плечо?

— Я говорила вслух? — удивилась Ольга.

— Нет, но вы шевелили шубами.

— Мало ли… Во сне вы тоже шевелили губами…

— Не хотите говорить?

— Вы не поверите или, как Станислав, будете сторониться меня.

— А разве вам не безразличны мои чувства?

— Не безразличны! To есть, конечно, мне все равно, какие чувства я у вас вызываю… Для меня главное — благополучно добраться до России…

— Да, и опять попасть в лапы Черного Паши!.. Понравилось путешествовать в гарем?

— Послушайте, Флинт, вы постоянно грубите, вызываете на ссору; вы вообще ненавидите женщин или только меня? Может, вы хотели умереть от гангрены или поближе познакомиться с гильотиной, а я вас лишила этого удовольствия?!

Молодой капитан, не ожидавший от неё подобного взрыва, смутился.

— А зачем вы вообще меня лечили?

— То есть как это — зачем? Такая вещь, как милосердие, вам неизвестна? И этот человек цитирует Шекспира!

— Видите ли, госпожа как вас там, трогательной истории о мальчиках-сиротах, повстречавших добрых дядь-самаритян и теть-самаритянок со мной не случилось. Оставшись один-одинешенек в четырнадцать лет, я прошел жестокую школу жизни, где подростков бьют смертным боем якобы для их собственного блага; где горькие пьяницы-матросы заставляют их пить стаканами водку, а потом держат пари: упадет ли опоенный ими ребенок за борт или останется на плаву; где стареющие проститутки, чтобы потешить себя и подруг, лишают обездоленных мальчишек целомудрия…