— Понимаю. — Похоже, Ян вовсе не собирался настраиваться на серьезный лад. — Только это я уже слышал. Граф Головин все расспросами меня донимал про добро и зло. Как я от вас устал!

Ян, не спрашивая хозяев, уселся за стол и отхлебнул из своей кружки недопитый квас.

— Для чего, говоришь, мне нужна моя сила? Для защиты. Пока себя. Будет жена — жены. Появятся дети — их буду защищать. А больше мне ни до кого нет дела!

Казаки обалдело уставились на парня. Олеся опустила голову, скрывая улыбку. Этот хлопец нравился ей все больше. Как он поставил на место её самоуверенного братца!

Идеи вольных каменщиков о единении всего человечества, о самосовершенствовании личности имели приверженца в лице Олеси лишь потому, что с малых лет она воспитывалась старшим братом в послушании, привыкла не только ему подчиняться, а и думать его мыслями. Такое не могло продолжаться вечно. Девочка росла сообразительной, была начитанной и уже могла потихоньку сама расставлять по местам человеческие ценности. Горячие черные очи Яна не оставили её равнодушной, незаметно отодвинув мечты обо всем человечестве на второй план. Масоны с некоторых пор с тревогой наблюдали за развитием событий в России, где совершившаяся революция, словно брошенный в воду камень, вызвала по всему миру такие круги, привлекла к себе стольких людей, что стала серьезно угрожать не только идеями франкмасонства, но и существованию самой масонской ложи. К сожалению, вольные каменщики не сразу смогли оценить серьезность происходящего, а когда наконец оценили, не смогли противопоставить ему что-то более сильное. Большевики выдвинули масонский лозунг, издавна понятный всему человечеству — свобода, равенство, братство — как свой. Перед таким лозунгом неизбежно должны были померкнуть любые другие.

Теперь оставалось лишь уйти на дно, затаиться, наблюдать, собирать сведения, посадить своих людей в разных точках этой дикой непонятной страны, в которой вечно кипело какое-нибудь варево…

Ни Андрей, ни Григорий на одном месте сидеть не могли, да и не хотели — здесь достаточно было преданных делу рядовых исполнителей. В верности Олеси они не сомневались, а вот Ян недвусмысленно дал понять, что совершенно не интересуется их идеями. Значит, надо было либо отправлять его на все четыре стороны и искать своих сторонников — где их найдешь среди архаичных, узко мыслящих казаков! — либо выдавать за него Олесю, чтобы под влиянием жены они могли получить в этом жизненно важном краю России своего надежного человека.

От таких мыслей голова шла кругом.

— Андрюха, — предложил товарищу Григорий, — давай выйдем на крыльцо, покурим.

— Дядя Андрей не курит, — съехидничала Олеся, и брат удивился, как быстро эта неблагодарная девчонка обо всем забыла! Ишь как зыркает на хлопца — одно слово, женщина: волосы длинные, а ум короткий!

— Ничего, мне одному будет скучно, пусть рядом постоит.

Мужчины вышли, а Ян взглянул на Олесю. Он не мог объяснить себе, почему предложение Григория о женитьбе на его сестре так сразу легло на душу? Судьба щедро дарила ему встречи с девушками-красавицами — Беатой, Юлией, Марго… Но ведь ни одна из них не вызывала у парня такого горячего желания быть рядом с нею всю жизнь! Во всех предыдущих встречах он видел девушек только глазами, а Олесю — сердцем! Будто он ждал её. Будто знал, что Олеся рождена для него!

— Не обращай на них внимания, Янек, — проговорила между тем Олеся, по-своему истолковав его молчание — конечно, ей было обидно, но она тоже гордая! — Никто тебя жениться не заставит, не рабство у нас! А то наговорили тут чего ни попадя, будто я в девках засиделась! За меня они опасаются, вот и все. Хотя чего бояться: глухой хутор, сюда никто и не заглядывает. Ежели что — горы рядом, лес; есть где спрятаться…

— А ты? — не отвечая на её пылкие речи, спросил вдруг Ян.

— Что — я? — остановилась на полуслове Олеся.

— Ты вышла бы за меня замуж?

— Вышла бы, — опустила голову девушка, вспыхнув до корней волос.

— У меня ничего нет, — Ян не то чтобы отступался от своих слов, он хотел убедиться, что её намерение серьезно. — Я гол как сокол!

Они встретились взглядами.

— Это ничего, — твердо сказала девушка, — мы — молодые, заработаем.

— Я работы не боюсь! И насчет здоровья — не беспокойся, ничем не болею.

— Знаю. Ты — не толстый, но жилистый!

Она расхохоталась.

— Здесь тебе может скучно показаться, но это не так. Я в эти места сразу влюбилась, как только Грицко мне хутор купил…

— Так этот хутор — твой? — помрачнел Ян. — Значит, ты — богатая? Тогда твой брат может тебе и богатея сосватать, а не такого голодранца, как я!

Олеся от возмущения даже руками всплеснула.

— Что ты говоришь! Чтобы я за деньги вышла, а не за человека? Ты мне приглянулся, и никого другого я не хочу! Не нравится тебе, что у меня хутор есть — Бог с ним! Я пойду с тобой, куда скажешь, хоть пешком!

"Совсем ребенок! — нежно подумал Ян, от её слов чувствуя себя зрелым мужчиной — ему немедленно захотелось оберечь её и защищать. — Пешком она пойдет, с такими-то ножками!"

Он скосил глаза на её маленькую узкую ногу, обутую в вязаные из толстой шерсти домашние башмачки. Ходила она в них легко и бесшумно и, видно, сама связала, добавив по верху узор из разноцветной пряжи. Вообще, по убранству хаты чувствовалось, что Олеся была рукодельницей: занавески на окнах краснели задорными хвостатыми петухами, а над печкой висел забавный вязаный поросенок. Эти милые сердцу подробности Ян отмечал про себя с удовольствием, как если бы уже жил со славной улыбчивой девчонкой в хате, куда не доносились ни канонада, ни одиночные выстрелы… Неужели дорога привела его наконец в такой уголок, о котором он мечтал все это время? Тихий, уютный, где не стреляют, не грабят, не заставляют человека делать то, что ему не хочется?!

А в это время друзья-масоны тоже вели на крыльце разговоры.

— Видал? — запальчиво кивнул на дверь Григорий. — Мы всю жизнь положили на то, чтобы другие были счастливы, а эти думают только о себе!

— Что поделаешь, молодежь! — улыбнулся менее категоричный Андрей. Для них главное чувства, а не идеи…

— Не скажи, — не согласился с ним Григорий. — Мы тоже были молодыми, но думать только о себе!.. Кто идет нам на смену — самовлюбленные, суетные люди?

— Как бы то ни было, для нас это — выход. Несмотря на внешнюю хрупкость, этот парнишка не даст в обиду ни себя, ни Олесю.

Григорий скрипнул зубами.

— Прости меня, братка, — толкнул его в плечо Андрей, — но я никогда не верил в твою идею поддельного брака. Подумай, какой молодой человек согласится жить в медвежьем углу рядом с красивой девушкой, возможно, не один месяц — кто знает, когда мы сможем вернуться из Италии, да и вернемся ли? — и, не прикасаясь к ней, жить как брат с сестрой? При том, что его брак освящен церковью!

— Могу тебе открыться, — Григорий затянулся, и самокрутка красным глазом мигнула в темноте, — для меня было не так важно наблюдателя оставить, как сестре защиту и заботу обеспечить. Какая очередная случайность закроет наш пограничный коридор? Какому недоноску наши физиономии покажутся подозрительными? Как разобраться в том, что сейчас происходит, какие случайности можно предусмотреть?

— Ну-ну, барон, вы повторяетесь! Это все и так ясно.

— Тебе ясно, а мне впервые страшно. Что бы ни случилось в России, здесь моя родина! Я не хочу — да и не смогу! — жить в Италии или во Франции… Говорят, так болезненно и неистово сыновья любят своих матерей-проституток…

— Ты, Грицко, у нас всегда был фантазером. И меня втянул: счастье людей всего мира, единый бог для всех… Достижима ли наша цель?

— Андрюха, ты меня не дразни, я человек преданный, а вот сомневающийся для вольных каменщиков — точно паршивая овца в стаде!

— Успокойся, мне все равно отступать некуда. И если я изредка ещё мыслю вслух, то только при тебе, а ты у нас — парень-кремень!

Они ещё некоторое время постояли, глядя на чистое, усыпанное звездами небо — здесь, в предгорье, звезды казались особенно крупными, — и Григорий уже хотел открыть дверь, но все же заглянул, по привычке осторожничать, в незакрытое занавеской окно.

— Черт!

— Что случилось?

— Да они же целуются!

Андрей расхохотался так громко, что взлаял дремавший у крыльца дворовый пес Трезор, а Ян и Олеся отпрянули друг от друга. Когда же Григорий с другом вошли в хату, молодые люди как ни в чем не бывало сидели за столом, так что старшим пришлось делать вид, что они ни о чем не подозревают…

— Я так думаю, Олеся, — Григорий подчеркнуто безразлично взглянул на Яна, — он нам не подходит.

И злорадно отметил, как напрягся Ян и блеснули слезой глаза Олеси, но тут же устыдился своего порыва: родная сестра!

— Ты со мной не согласна?

— Знаешь, Грицко… Мы с Яном решили… Он женится на мне и будет наблюдателем.

— Подумай, Лесинька, я решил отступиться: не слишком ли большую жертву я от тебя требую — выходить замуж за незнакомого человека?!

— Как это — незнакомого? — разволновалась Олеся: она не подумала, что брат её просто испытывает. — Я уже о нем почти все знаю. Правда, Янек? У него недавно мама умерла, он один на всем свете…

— А если он пьет? Или бить тебя станет?

Григорий уже откровенно посмеивался, и Олеся наконец это поняла. Она вдруг выпрямилась во весь рост и сухо сказала:

— Григорий! Я всегда тебе подчинялась и во всем тебя слушала. Ты меня воспитал, в то время как родная мать передавала приветы из Италии, но я не думала, что ты злой и жестокий человек! Оказывается, ты меня не любил, а просто выращивал для… своего наблюдения!

В голосе девушки зазвенели слезы.

— Будет, будет, Олеся. — Григорий даже испугался прозвучавшего в её голосе отчаяния, — прости меня, дурака этакого! А ты, Ян, смотри, ежели что…