Резко поднявшись, она бросила окурок сигары на пол веранды и затоптала каблуком.

— Ладно, раз у меня нет выбора, придется ставить ваши интересы превыше моих, сыграть роль вашей жены, причем убедительно, чтобы вы не отправили меня обратно в тюрьму. Но имейте в виду, что, когда я на людях буду смотреть на вас с обожанием, как смотрела бы ваша жена, в глубине души я вас буду ненавидеть. И вас, и Казински! А после этой бодяги с удовольствием пошлю вас обоих к черту!

Лили вошла в дом и с грохотом захлопнула за собой дверь.

Куинн остался на веранде, с улыбкой размышляя о том, понимает ли она, насколько уязвима и беззащитна. Уже в доме погас свет и наступила тишина, а он все стоял, подперев руками подбородок, и думал о Лили.

У него есть только один шанс стать первым губернатором Колорадо, тогда как она все равно воссоединится со своей дочерью, независимо от исхода выборов.

Опустив голову, Куинн потирал переносицу большим и указательным пальцами. Он злился на себя за то, что способен ради достижения цели оправдать любые свои поступки, даже самые неблаговидные. И Мириам является тому подтверждением.


Наскоро позавтракав, Пол, Куинн и Лили направились к поджидавшей их карете.

— Погодите! Настоящая леди никогда не садится в карету самостоятельно. Вам должен помочь кучер или сопровождающий вас мужчина.

Чувствуя себя полной идиоткой, хотя откуда ей было знать эти тонкости, Лили нехотя оперлась на руку Пола, но едва она очутилась в карете, последовало новое замечание:

— Леди всегда должна сидеть лицом вперед. Если вы едете с другими женщинами, это место занимает старшая или наиболее уважаемая дама.

Поменявшись с ним местами, Лили раздраженно оправила черную юбку и поерзала, устраиваясь поудобнее. Сегодня было прохладнее, чем вчера, но все равно жарко.

— Никогда не кладите ногу на ногу, — сказал Пол, когда экипаж отъехал от дома.

Лили села как нужно. Едва она спустилась к завтраку, Пол Казински не переставал делать ей замечания. И садится она не так, оказывается, нужно ждать, когда тебе пододвинут стул, и вилку держит неправильно, и ест слишком быстро, и кофе прихлебывает шумно.

Она редко смущалась, но когда эти двое смотрели на нее за завтраком, словно на какое-то низшее млекопитающее, она готова была провалиться сквозь землю от стыда. А ведь ее подруги по тюрьме считали, что у нее хорошие манеры, даже подтрунивали над тем, как она держит нож и вилку, изящно пьет из чашки. Интересно, как бы на это отреагировал Казински?

Нахмурившись, Лили опустила голову. Ее походка тоже не устраивала Пола. Она, видите ли, делает большие шаги, не раскрыла зонтик, который он ей дал, не надела перчатки и шляпу. А зачем их надевать, если до кареты всего несколько метров!

Лили была девушкой неглупой, быстро все схватывала. Кроме того, понимала, что очень многое поставлено на карту, однако правила хорошего тона, которые ей пытался вдолбить Пол, казались нелепыми и только усложняли жизнь.

— Не возражаете, если мы закурим? — вежливо осведомился Куинн.

Он был гладко выбрит, от него пахло хорошим мылом. Он уже не следил за ней так откровенно, как вчера, но Лили чувствовала, что ее невероятное сходство с его женой притягивает и отталкивает его. Порой Куинн хмурился, словно еще не решил, как ему реагировать на эту женщину.

Лили пока тоже не решила. Она не собиралась пускать в свою жизнь очередного мужчину, от которого только и жди неприятностей, а вот поди ж ты, пустила, да еще двоих. Когда яростный взгляд Куинна схлестнулся с ее взглядом, Лили будто утонула в серых глубинах его глаз, сердце неистово забилось, в горле пересохло.

Раздраженная собственной реакцией, Лили отвернулась и бросила:

— Курите на здоровье! Я бы тоже не отказалась от сигары.

Темные глаза Пола расширились от ужаса.

— Да вы что! Леди не курят сигар, не пьют виски, — твердо заявил он.

Пятилетнее пребывание в тюрьме научило Лили выполнять приказания мужчины, ибо непослушание оборачивалось суровым наказанием. Она уже готовилась безропотно подчиниться, но тут вспомнила, что теперь она свободная женщина. Пусть эта свобода пока условная, а когда она полностью освободится, то ни за что уж не будет воспринимать каждое слово мужчины как закон.

— Я согласна быть дамой на людях, а наедине вы должны разрешить мне какие-то удовольствия. — На их согласие она не рассчитывала, просто решила проверить, как они отреагируют на подобное заявление.

Честно говоря, кое-какие удовольствия она уже получила, причем такие, от которых у нее голова пошла кругом. Впервые за много лет она легла спать сытая, в чистую свежую постель, с мягкими одеялами и матрасом. Перед сном она умылась, не деля тазик с водой на четверых, и мыло оказалось удивительно нежным и пахло розами. Она спала в отдельной комнате, а утром слуга подал ей кофе в постель, делая вид, что не замечает ее старенькой ночной рубашки. Но самое замечательное было в том, что ее мир больше не ограничивался высокими тюремными стенами. Стоило ей взглянуть в окно, и она видела не мрачные стены, а безбрежную пустыню, тянувшуюся до самого горизонта.

— Ваши удовольствия не будут включать сигары и виски! — отрезал Пол.

Возмущенная Лили решилась на маленький эксперимент.

— Если вы не даете мне сигару, тогда я возражаю, чтобы вы курили! — выпалила она.

Куинн в этот момент обрезал сигару, но, услышав ее слова, недовольно поморщился и убрал сигару в портсигар.

— Как вам угодно, — бесстрастно сказал он.

Лили не могла представить, зачем он это сделал, но в конце дня наконец поняла: раз Куинн с Полом ждут от нее поведения настоящей леди, то и сами должны вести себя подобающим образом. Похоже, леди не так беззащитны, как она думала, и настроение у Лили сразу поднялось. Она нашла маленькое оружие среди всяких разрешений и запретов, составлявших основу хорошего воспитания, и, очень может быть, отыщет еще.

Дом, который Пол снял на вторую ночь, тоже находился вдали от города. Таких огромных, роскошных домов с туалетом внутри и многочисленной прислугой Лили еще никогда не видела.

— Неведение вам только на руку, — заметил Пол, выйдя и усаживаясь после обеда на веранде. — С прислугой вы сумели найти правильный тон. Именно так и следует разговаривать: бесстрастно, вежливо, отчужденно.

Сама же Лили считала, что для характеристики ее тона больше подошло бы слово «испуганный». Слуг она боялась, в их присутствии цепенела от ужаса и с трудом понимала, что говорит. Те смотрели на нее с улыбками превосходства, ясно давая понять, что никакая она не леди.

И тут, словно в противовес словам Пола, во двор вышла сеньора Менендес и спросила Лили, желает ли она, чтобы кофе подали на веранду. Лицо сеньоры оставалось бесстрастным, однако в темных глазах читалось недовольство тем, что ей приходится обращаться к какой-то оборванке.

Услышав простой вопрос, Лили оцепенела от ужаса. Она понятия не имела, хотят ли мужчины кофе, и не знала, имеет ли право решать за них. Она не привыкла, чтобы за ней ухаживали, и не винила сеньору за то, что та неохотно выполняет распоряжения бывшей заключенной. А в том, что слуги об этом догадываются, Лили не сомневалась. Чувствуя, как у нее пылают щеки, Лили умоляюще взглянула на Куинна. Он все понял и, очаровательно улыбнувшись сеньоре Менендес, сказал:

— Принесите нам, пожалуйста, бутылку виски и три стакана.

— Два стакана и кофе для дамы, — бросил Пол.

— Три стакана, а кофе не нужно, — твердо повторил Куинн.

Когда сеньора Менендес удалилась на приличное расстояние, Пол укорил его:

— Никто лучше тебя не знает, что Мириам никогда не пила крепких напитков.

— Лили не Мириам. Она сегодня отлично потрудилась, а за два дня вообще добилась потрясающих успехов. И давай не будем забывать, чего мы от нее хотим. А мы хотим, чтобы она сыграла роль Мириам, а не стала ею.

— На данном этапе важно, чтобы она целиком вошла в роль.

— Что она и делала в течение последних десяти часов, — не сдавался Куинн.

— Стоит ей в ответственный момент совершить хотя бы крохотную ошибку, и все полетит к черту, — угрожающе произнес Казински и твердо повторил: — Все!

Лили с интересом наблюдала за их спором. Оба властные, если не сказать деспотичные, не терпят никаких возражений. Сегодня она узнала, что они подружились задолго до того, как Куинн решил заняться политикой, и, видимо, если бы тот не был его другом, Кингмейкер все решения принимал бы самостоятельно. Теперь же ему приходилось иногда вступать с другом в жаркую полемику, от которой страдала их дружба.

Взяв с подноса сеньоры Менендес стакан виски, Лили мысленно поблагодарила Господа за то, что Куинн умеет настоять на своем. Встретившись с ним взглядом, она молча подняла стакан, благодаря за дарованное ей удовольствие. Куинн смотрел на нее несколько долгих секунд, потом кивнул.

Лили пришла к выводу, что стетсон и узкий галстук очень ему к лицу, хотя злилась на себя за то, что обращает внимание на подобные вещи. Раньше она считала богатых мужчин, которые могли позволить себе рубиновые запонки или, если пожелают, стать политическими деятелями, людьми слабыми и изнеженными.

Но двух дней, проведенных рядом с Куинном Уэстином, оказалось достаточно, чтобы она изменила свое мнение. В его серых глазах, четко очерченных губах, волевом подбородке и сильных руках не было даже намека на мягкость. Цели, которые он ставил, требовали волевых качеств, не оставляя места для колебаний и опасений. Лили подозревала, что за внешней холеностью скрывается человек жесткий и несгибаемый, похлеще тех бандитов, с которыми ее сводила жизнь. Да, уж Куинн Уэстин ни перед чем не остановится, чтобы добиться своего.

И тем удивительнее, что он вступился за нее.

На следующее утро, когда они втроем сели в карету, чтобы ехать дальше, изучая по пути основы этикета и правила хорошего тона, Лили взглянула Куинну прямо в глаза и почувствовала, как у нее исступленно забилось сердце. Все-таки этот сукин сын на редкость хорош собой. Он заставил ее вспомнить о вещах, которые она поклялась забыть навсегда.