Мэри Бэлоу - Жена на время

Руки у герцога, как заметила Чарити, были красивые, ухоженные. Сквозь тонкую, как пергамент, бледную кожу просвечивали голубые вены. «Он не лгал, когда сообщал сыну об ухудшении своего здоровья, – подумала она, – Он действительно болен». И ей стало жалко старого герцога. Хотелось бы знать, способен ли он кого-нибудь любить? Любил ли он свою жену? Любил ли своих детей? Любил ли ее мужа?

Чарити пришлось напомнить себе, что дела этой семьи ее совсем не касаются, ведь ей нужно лишь сыграть отведенную ей роль, чтобы заработать денег на будущую жизнь со своей собственной семьей. Ей хотелось иметь как можно меньше общего с этим странным, холодным, одиноким человеком и с его молчаливой, мрачной, грустной семьей. И с его сыном, за которого она вышла всего день назад и с которым провела прошлую ночь. Ее муж. Ее временный муж.

Это был напряженный, утомительный день. И она была рада, что он уже заканчивается.

Маркиз Стаунтон проснулся на рассвете, хотя заснул очень поздно. Он лежал и смотрел в полутьме на знакомый узор балдахина над кроватью. Потом стоял у окна, нервно барабаня пальцами по подоконнику. Озеро в парке серебрилось в лунном свете.

Его охватило беспокойство. Впечатления предыдущего дня беспорядочно мелькали у него в голове. Серое лицо отца. Чарлз, из неуклюжего мальчишки превратившийся в высокого, уверенного в себе молодого человека. Зрелая красота Клодии. Молчаливый Уилли. Сдержанная Огаста. Теплая встреча с Марианной. Его жена, сидящая за столиком для разливания чая, его жена, беседующая за обедом с Твайнэмом и Уилли, его жена, очень хорошо и умело играющая на пианино, его жена под руку с герцогом, она улыбается герцогу и втягивает его в разговор.

Последняя картина вызвала у маркиза улыбку. Герцог Уитингсби терпеть не мог прикосновений. Он никогда не улыбался сам, и никто не улыбался ему.

Никто еще не осмеливался первым начать с ним разговор. И уж, конечно, никто не называл его отцом.

Она была очень хороша. Гораздо лучше, чем та серая мышка, которую он нанял для осуществления своего плана. Если бы она оставалась этой тихой мышкой, ею просто пренебрегли бы. Ей не удалось бы так накалить атмосферу в доме. А так она вызвала панику и нарушила принятые в доме правила приличия. Без сомнения, чрезвычайно корректный герцог Уитингсби и его потомство сочли ее вульгарной. На самом деле она совсем не вульгарная, но в их кругу непосредственность – синоним вульгарности. И она была его женой, будущей герцогиней. Эта мысль, вероятно, отравляла им жизнь.

И стоя сейчас у окна, маркиз понял, в чем причина его бессонницы. Она спала в соседней спальне, их разделяли всего лишь две гардеробные комнаты. Она – его жена. Прошлой ночью он воспользовался своими супружескими правами, и она страстно ответила ему. К своему удивлению, маркиз понял, что совсем не возражал бы против повторения этого опыта, хотя на самом деле и не считает ее желанной.

Маркиз Стаунтон вернулся в постель и некоторое время лежал, вспоминая запах ее волос. Странно, как запах может лишить сна. Мыло! Даже запах самых дорогих духов никогда так не возбуждал его. Он вспоминал, как вдыхал запах волос, проникая в ее тело. Сексуальное удовольствие, которое он получил, неразрывно связалось у него в мозгу с этим запахом.

Он действительно испытал удовольствие, а не только физическое удовлетворение.

Ранним утром маркиз проснулся снова и уже не смог больше заснуть. Яркое солнце проникало сквозь занавеси. Звучали птичьи трели. Он совсем забыл об этой стороне сельской жизни. Энтони нетерпеливо отбросил одеяло. Сейчас он прогуляется верхом и сбросит с себя гнет этого дома.

Но, выйдя через несколько минут из дверей дома и направляясь к конюшне, он застыл на крыльце. На террасе внизу стояла его маленькая серая мышка и смотрела на него. Еще только рассвело, а она уже одета и вышла из дому?

– Доброе утро, сударыня, – поздоровался маркиз, удивляясь, как это он мог прошлой ночью лежать без сна и желать это невзрачное создание. Сейчас даже ее необыкновенные глаза были скрыты полями убогой коричневой шляпки.

– Я не могла больше спать, – пожаловалась Чарити. – Птицы и лучи солнца сговорились против меня. Я стояла тут и раздумывала, куда мне направиться: к озеру или на холм.

– Попробуйте подняться на холм, – посоветовал муж. – Туда ведет очень живописная тропа. А с холма открывается прекрасный вид на парк, усадьбу и окрестности.

– Вот туда я и направлюсь, – согласилась она. Маркиз щелкнул хлыстиком по высокому сапогу, пребывая в некоторой нерешительности.

– Может быть, – неожиданно сказал он, – вы позволите мне сопровождать вас?

– Конечно. – Чарити приветливо улыбнулась мужу.

Энтони шел рядом с женой, помахивая хлыстиком. Она шла быстрым шагом, сцепив руки за спиной. «Наверное, она привыкла так ходить в своей деревне», – подумал маркиз. Но походка у нее была очень грациозная. Как она жила, когда был жив отец? Как давно умерла ее мать? Она действительно очень одинока? Отец не смог обеспечить ее, даже зная, что управление имением перейдет в руки дальнего родственника? А этот родственник не хочет заботиться о ней? Тоскует ли она по дому, знакомой местности и жизни, достойной леди? Любили ли друг друга члены ее семьи? Любила ли она кого-нибудь? Пришлось ли ей оставить любимого мужчину, чтобы зарабатывать на жизнь в качестве гувернантки? Ему хотелось бы получить ответы на эти вопросы. Конечно, не потому, что она сама интересовала его. Это было нужно для реализации задуманного плана.

– Ваш отец действительно очень болен, – сказала Чарити. – Вы знаете, что с ним и насколько это серьезно?

Прошлым вечером Энтони после ужина поговорил об отце с Марианной.

– У него проблемы с сердцем, – ответил он. ~ За последние несколько месяцев уже были небольшие приступы. Врач предупредил, что следующий приступ может оказаться последним. Он рекомендовал отцу соблюдать постельный режим.

– Думаю, ваш отец не любит советов, – заметила она.

– Это еще слишком мягко сказано, – поддержал ее маркиз.

– Может быть, он послушает вас. Наверное, отец пригласил вас домой в надежде поговорить с вами. Он рассчитывает, что вы сможете снять с него бремя управления имением.

Энтони невесело засмеялся, и Чарити вопросительно посмотрела на него.

– Вы его любите? – тихо спросила она.

Он снова засмеялся.

– Глупый вопрос, сударыня, – заметил он. – Я прервал с ним все отношения восемь лет назад. И все эти годы специально занимался всем, к чему отец питает глубокое отвращение. Я жил безрассудно, занимался рискованным бизнесом и инвестициями. Я сделал себе состояние, не связываясь с землей. И стал… – Он заколебался, не зная, как продолжить.

– Повесой, – закончила за него Чарити.

– Я обрел свободу, – сказал маркиз. – От него и от всего этого. Я вернулся сюда как независимый человек, на своих собственных условиях. Нет, я его не люблю. Его не за что любить. Да я и не способен любить, даже если и есть за что. Вчера вы были совершенно правы, сказав о моем сходстве с отцом.

– Но почему же он позвал вас домой? – спросила Чарити.

– Чтобы еще раз доказать свое превосходство надо мной, – сказал маркиз Стаунтон. – С намерением превратить меня в такого человека, как запланировал с самого моего рождения. Чтобы я мог продолжить традиции, которые он так тщательно хранил.

– А может быть, чтобы увидеть своего сына перед смертью, – предположила Чарити.

– Скажите мне, сударыня, – раздраженно спросил маркиз, – вы увлекаетесь романами? Все этой сентиментальной чепухой? Вам рисуется трогательная картина у смертного одра: отец и сын в слезах, на фоне всхлипывающих остальных членов семьи, примирение и заверения во взаимной любви? Обещание встретиться на небесах? Такую книгу можно было бы назвать «Прощение и мир». Или «Блудный сын». Хотя мне кажется, что такое название уже было.

– Это был не роман, – заметила она. – Так говорится в Библии, сударь.

– Ах, вот как. Ваша взяла, – ответил он. Чарити мягко улыбнулась мужу и ничего больше не сказала.

Энтони был раздражен, но ее молчание не позволило ему излить свое раздражение на нее. Они подошли к зарослям рододендрона, извилистая гравиевая дорожка стала подниматься вверх. Скоро она сделает поворот и приведет их к маленькой беседке, откуда открывается вид на дом и озеро за ним.

Возможно, теперь ей пора узнать истинную причину их женитьбы.

– Отец призвал меня домой, чтобы женить на невесте, которую выбрал для меня семнадцать лет назад, – сказал маркиз, испытывая злобное удовлетворение, когда она резко повернула голову и вопросительно посмотрела на него. – Брак по династическим соображениям. Вы понимаете, мадам? Эта леди – дочь графа Тилдена, аристократа с древней родословной и огромным состоянием. Человека, занимающего такое же высокое положение в обществе, как и Уитингсби.

Она удивленно раскрыла глаза – теперь он мог рассмотреть их даже под полями шляпки.

– Значит, это их ждут сегодня к вечеру, – догадалась Чарити.

Маркиз засмеялся.

– Предполагалось, что я вернусь домой, поухаживаю за леди Марией Лукас и отпраздную свою помолвку на балу, который планировалось дать завтра вечером. А до конца лета мы бы уже поженились, – насмешливо сказал он. – И ожидалось, что потом лет двадцать подряд она будет рожать от меня сыновей и дочерей. Как видите, была выбрана очень молодая герцогиня Уитингсби, чтобы у нас впереди было достаточно времени для продолжения рода. Ведь жаль, если такую безупречную родословную продолжит всего парочка детей, правда?

Чарити остановилась. Они смотрели друг другу прямо в глаза.

– Поэтому вы дали объявление насчет гувернантки и предложили претендентке, подходящей на эту роль, замужество. Блестящая шутка, – заметила она, но в голосе ее веселья не было.

– Я тоже так думал, – прищурился маркиз. – Да и сейчас так думаю. Гости прибудут сегодня вечером, сударыня, не подозревая, что надежды их напрасны.