— Дженни, похоже, прелестная девушка, — замечаю я, намереваясь завести ни к чему не обязывающий вежливый разговор.

— Могу рассказать вам о по-настоящему прелестной девушке, — бросает он, искоса глядя на меня.

Я мысленно издаю стон, когда понимаю, что Джоу Уайтхед намеревается начать рассказ о своих любовных похождениях. Мне-то до всего этого абсолютно нет дела. Мой недавний пробег по свиданиям предоставил мне достаточный опыт, что собой представляет общение с отвергнутыми существами. Джоу Уайтхед явно один из них — он слишком много пьет, пришел на свадьбу один и хочет говорить с совершенно незнакомой женщиной о другой девушке. Хотя я всегда стремлюсь проявлять доброжелательность, но именно сейчас мне нет абсолютно никакого дела до трагической любовной истории Джоу Уайтхеда.

— С минуты на минуту начнутся речи, — говорю я, пытаясь уклониться от выслушивания откровений. Хотя, безусловно, это зависит от трезвости Джона, а я видела, как Крейг практически вынес его из зала всего несколько минут назад.

— Ваш парень, кажется, покинул вас.

Джоу, похоже, считает свое замечание ужасно забавным и разражается смехом, похожим на лай шакала. Я храню молчание.

— Вы недавно вместе, не так ли? Он такой внимательный. Такое никогда не продолжается долго.

Я перестаю его слушать — цинизм и злоба мне сегодня особенно не по вкусу.

— Ее тоже зовут миссис Филипс. Не правда ли, как странно?

Замечание исходит от Джоу, или как его там.

— Извините, что вы сказали?

— Я рассказывал вам о самом фантастическом траханье на этой планете.

Ошеломленная, я не знаю, что сказать в ответ. Почему он считает, что это приемлемая тема для разговора с незнакомым человеком?

— Я сказал, какое странное совпадение. У нее такая же фамилия, как и у вас. Она тоже миссис Филипс. Что вы думаете по этому поводу?

Ничего. Я смотрю на этого ужасного Джоу, и мое первое впечатление о нем (невоспитанный) меняется на еще худшее (грубый, неотесанный и достойный всяческого презрения).

— Но она не называет себя миссис Филипс, она слишком независимая, карьерная девушка.

Он ухмыляется мне, а я ощущаю знакомое чувство своей неполноценности и испытываю ненависть к этой другой миссис Филипс, даже не зная ее. Я делаю глубокий вдох и думаю о Крейге. Не хочу, чтобы сказочная красота нашего дня была испорчена и испачкана гнусными рассказами этого типа. Я пытаюсь извиниться и прекратить разговор:

— Извините, мне нужно…

— Вы совершенно не похожи внешне, — заявляет Джоу, грубо перебивая меня. — Она…

Он осматривает меня сверху донизу и умудряется ограничиться усмешкой, играющей на его губах, ему все-таки хватает такта заткнуться и не сказать, что той другой миссис Филипс, изменнице, не нужно носить плотные, утягивающие животик панталоны. Я осматриваю комнату в надежде увидеть Крейга.

— Она чертовски великолепная. К тому же у нее необыкновенный интеллект. Хотя, знаете ли, мне не нужно, чтобы мои женщины были слишком умными, достаточно, чтобы они были послушными. — Он заходится от смеха и осушает бокал красного. — Действительно, это была лучшая ночь в моей жизни. Думаю, и я показал ей один-два приемчика. Честно говоря, надеюсь, что в ближайшем будущем она постучится в мою дверь, умоляя повторить.

Жизнь кажется мне слишком короткой, чтобы я согласилась мириться с подобным. Я начинаю собираться с мыслями и беру сумочку, намереваясь выйти из-за стола. Подожду Крейга где-нибудь в другом месте. Плевать, если меня сочтут дурно воспитанной. Этот тип просто невыносим. Я не могу оставаться здесь ни минутой дольше.

— Уверена, что вы и другая миссис Филипс будете очень счастливы вместе, мистер Уайтхаус. — Не уверена, правильно ли произнесла его фамилию, но он не поправил меня. Откровенно говоря, мне на это абсолютно наплевать. Я отодвигаю стул и встаю.

— Не называйте ее миссис Филипс, ей больше подходит ее девичье имя, и она предпочитает, чтобы так ее и называли. Люси Хьюитт-Джоунз, это более шикарно.

Комната куда-то поплыла. Мои ноги, крепкие, при нормальных обстоятельствах твердо стоящие на земле, подводят меня. Я падаю обратно на свой стул.

— Люси Хьюитт-Джоунз? Длинноногая блондинка? — Как жаль, что не могу добавить — незамужняя.

— Вы знаете ее? — Лицо Джоу вспыхивает от волнения.

— Работает в «Гордон Уэбстер Хэндл»? — Мне необходимо удостовериться, что нет никакой ошибки. Но конечно же нет. Люси Хьюитт-Джоунз — достаточно примечательное имя.

— Да. — Джоу улыбается и искоса смотрит на меня. — И я тоже. Мы там и познакомились. А вы откуда знаете ее?

В моих ушах раздается какой-то ужасный гул. Я вижу, как двигаются губы этого типа, но не могу различить слов, которые он нанизывает одно на другое. Я внезапно испытываю ледяной холод, а в кишечник будто вставили фитиль.

— Она замужем за моим мужем, то есть, я хочу сказать, бывшим мужем.

Я, пошатываясь, встаю, затем иду невероятно медленно, так как знаю, что если пойду быстрее, то непременно споткнусь или упаду в обморок, и это будет непростительно. Очень медленно беру сумку и жакет. Пальцы мои обмякли и не в состоянии нормально застегнуть жакет. Когда я выхожу из зала, вопли детей и пронзительный скрежет микрофона пронзают мое тело, словно стрелы.

Оказавшись вне поля зрения гостей, я пускаюсь бежать и бегу, словно отъявленный уголовник с места преступления.


Глава 40 ЛЮСИ

Понедельник, 20 ноября 2006 года

День, когда состоялось мое прозрение в Национальной портретной галерее, в дальнейшем развивался не совсем по моему сценарию, но я уже начала привыкать к тому, что так всегда бывает, когда дело касается детей. Редко все складывается так, как ты себе представляешь. Я выбежала из галереи, отчаянно пытаясь остановить такси. Все еще шел дождь, и машин было мало. Никогда в жизни мне не приходилось тратить столько усилий, чтобы остановить такси, обычно они, рискуя столкнуться, сами останавливаются, чтобы предложить подвезти меня. Но ведь никогда в жизни я не вела себя столь безумно; уверена, эти обстоятельства взаимосвязаны. Дома меня встретила только слегка озадаченная Ева. Ориол не было видно, оказалось, она еще в школе. Было только двадцать минут третьего. Это показалось мне странным — день тянулся так медленно, что у меня создалось впечатление, будто он длился целый месяц.

Я выкурила сигарету, выпила черный кофе и слонялась по кухне до тех пор, пока меня не осенила идея зайти к Конни. Мы сможем вместе пойти в школу. Таким образом я убью время, и, находясь рядом с ней, я, скорее всего, не нарушу невидимых (но очень важных) правил этикета, соблюдаемых у школьных ворот, но незнакомых мне.

Конни обрадовалась, увидев меня, и еще больше моему решению укрепить связь с Ориол.

— Мне она необходима. Мне нужно знать, что есть основание, движение вперед и, главное, нужный результат, — бессвязно лепетала я, не упомянув о том, что Ориол мне необходима и для того, чтобы восстановить взаимоотношения с Питером, и не сказав, почему так настоятельно понадобилось все это именно сейчас.

Большую часть времени Конни проявляет мечтательность и непрактичность. Ее чаще, чем обычных взрослых, занимают мысли типа «для чего мы здесь». Ее настойчивое стремление оставаться вечной студенткой часто действует на нервы, но сегодня это мне подходит.

Конни просто счастлива, что я пойду с ней к школьным воротам. Там я становлюсь объектом более пристального внимания, чем мне того хотелось бы. Половина мамочек подчеркнуто представляется мне и говорит, как приятно наконец-то познакомиться со мной, другие подчеркнуто игнорируют меня. Я проиграла в их глазах, не принеся себя в жертву на алтарь материнства. Я пыталась улыбаться им и убедить их в том, что я даю торжественное обещание отныне делать именно это, но была отвергнута, и моя слабая улыбка была больше похожа на враждебную гримасу.

Ориол была очень взволнована, увидев меня у ворот, а удостоверившись, что Ева не заболела, она немного успокоилась и схватила меня за руку.

На следующий день Питер, Ориол и я пошли в кино, и я позволяла ей садиться ко мне на колени во время якобы страшных моментов, несмотря на то что она помяла мне юбку, а это был всего лишь мультфильм Диснея, и мы обе знали, что в действительности ей совершенно не было страшно.

В воскресенье к нам, как обычно, пришли близнецы, и мы все вместе отправились кататься на роликах в Кенсингтон-Гарденз, что нельзя назвать типичным явлением. Не могу сказать, что я получила большое удовольствие, — Себастьян сбил меня с ног четыре раза, и я уверена, что ни одно из этих столкновений не было случайным, но Питер и Ориол сияли от счастья, несмотря на моросящий дождь и холод. Когда вечером я села в горячую ванну и осмотрела свои поцарапанные колени и ладони, слезы ручьем покатились по моим щекам. Я с раздражением вытерла их и сказала себе, будто плачу из-за своих ушибов или же из-за того, что в спешке забыла дома перчатки, так что пальцы заболели от холода и теперь выглядели столь же привлекательно, как размороженные рыбные палочки. Было бы ужасно думать, что эти слезы вызваны сожалением по поводу моих поступков, или огорчением из-за времени, потраченного впустую, или ужасом при мысли, что раскроют мою истинную сущность. Хотя любого из этих фактов вполне достаточно, чтобы заставить меня плакать.

Такие идиллические сценки, как та, что я только что описала, оказались не очень характерными. С течением времени Ориол становилась все менее сговорчивой. Новизна моего появления у школьных ворот на удивление быстро сгладилась, и на третий день она спросила: «Разве тебе не нужно зарабатывать деньги? Где Ева? Ева знает, что по вторникам я хожу в библиотеку».

Я вообразила, что, как только я решила, что готова принять Ориол, семейную жизнь и все, что с этим связано, меня тут же встретят с распростертыми объятиями в буквальном и метафорическом смысле. Я ошибалась. Ориол пугает мой внезапно проснувшийся интерес к ее жизни. Она повела себя словно строптивый подросток, когда я предложила сократить количество встреч для игр с другими детьми в течение недели. Но она так устает после школы, что я уверена, что ей необходимо время для отдыха.