— Давайте, Роуз. Не утаивайте ничего. Расскажите мне все о себе.

У Криса на подбородке повисла капля зеленого соуса карри. Это несколько отвлекает мое внимание. Рассказать все о себе?

— Я разведена. У меня двое мальчиков-близнецов, им по семь лет, в декабре будет восемь. Муж ушел, когда им было по пятнадцать месяцев.

Я обычно говорю: мы с мужем расстались, когда мальчикам было… и так далее. Так звучит более сдержанно и не столь резко обвиняет Питера. Но сегодня я обойдусь без щепетильности. Крис слишком пьян, чтобы почувствовать разницу.

— Наверное, было тяжело, — невнятно бормочет Крис.

И это обычный отклик, поскольку каждый понимает, что подобная ситуация далека от идеальной. Обычно я отвечаю, что подобные вещи часто происходят к лучшему и что мы замечательно справляемся, прекрасно ладим друг с другом и так далее и тому подобное. Но сегодня я не хочу себя утруждать и признаюсь:

— Да, было тяжело. И сейчас тоже.

— Он встретил другую женщину?

Крис задает вопрос тоном, не оставлявшим никаких сомнений в том, что ему абсолютно безразличен ответ. Он, несомненно, не раз встречался в прошлом с разведенными женщинами и хорошо знает сценарий.

— Она была моей близкой подругой. Хотя я никогда по-настоящему ее не любила.

Крис пил, когда я это произносила, и, рассмеявшись, расплескал вино.

— Понятно. Такова женская дружба.

Мне хватило любезности улыбнуться, затем я пытаюсь объяснить:

— На самом деле она была подругой моей сестры и входила в нашу компанию. Она обычно приходила к нам на рождественский обед, но я всегда терялась в ее обществе. Впрочем, все теряются. Она очень красивая, состоятельная, умная и с большими связями.

— Похоже, кошмарная особа, — бормочет Крис.

Я с благодарностью улыбаюсь — ему хватило душевной щедрости пошутить. Большинство мужчин на его месте попросили бы ее номер телефона.

— И когда он ушел, они продолжали унижать мое достоинство. Мне пришлось вынести их роскошную белую свадьбу с венчанием в церкви! Он повторял те же самые клятвы! А затем они назвали свою дочь Ориол. Разве можно поверить в подобное?

— Ужасное имя, — бормочет Крис.

— Прелестное имя!

— Да, конечно, но, извините, в чем же тогда проблема?

— Я придумала это имя. Мы с Питером договорились назвать так ребенка, если у нас будет когда-нибудь дочь. Я кипела от возмущения, после развода было немало случаев, когда мне казалось, что я просто взорвусь от гнева.

— Вы же им сказали, что вам это неприятно, верно?

— Нет, я напомнила себе ту басню Эзопа, где солнце и ветер поспорили, кто из них сильнее. Ветер не смог сдуть плащ с упрямого путника, но, когда пригрело солнце, тот сам добровольно разделся.

— Э-э… извините, кого вы пытались раздеть?

Крис пытается слушать внимательно, но не все может понять. Три литра вина произвели свое действие. Но это не имеет значения, мне именно такой слушатель и нужен сейчас.

— Я услышала эту историю когда-то в детстве, и она запала мне в память. Пожалуй, я даже извлекала пользу из ударов, которые время от времени доставались на мою долю. И на этот раз я не показала своего гнева — просто улыбнулась бывшему мужу, спавшему теперь с другой женщиной, и сказала: «Прелестное имя». Я подумывала о том, чтобы добавить: «Мне всегда нравилось это имя», Люси догадалась бы, что это значит, — в конце концов, она все-таки тоже женщина (помимо всего прочего), но придержала язык. Еще вина?

Крис оказался идеальным собеседником. Я с наслаждением выговорилась и мысленно отметила, что мне следует порекомендовать Сьюзен сходить на свидание с Крисом. Это намного дешевле, чем визит к психотерапевту.


Глава 21 ДЖОН

Среда, 4 октября 2006 года

Я выбрал для встречи среду, поскольку это наиболее свободный день. Четверги и пятницы обычно отведены для свиданий, по понедельникам и вторникам ты часто задерживаешься на работе или встречаешься с кем-то, кто тебя не слишком волнует. Среда — нейтральный день.

Я прихожу на свидание заблаговременно. Готов держать пари, что она опоздает, если же придет раньше меня, то тотчас развернется и уйдет, но я не сомневаюсь, что она появится. Однажды в самом начале она убежала от меня, но потом всегда бежала навстречу.

Вижу, как она заходит в паб. На ней снова кожаное пальто, но на этот раз она на каблуках. Хорошая девочка. Она сильно накрашена и выглядит потрясающе. Вздернув подбородок, она осматривает помещение, увидев меня, хмурится, но решительно направляется ко мне.

— Тебе не кажется, что наша случайная встреча у ворот школы напоминает сцену из фильма? — спрашиваю я. — Как в одном из этих потрясающих старых черно-белых фильмов, в которых жизненные пути главных героев пересекаются снова и снова, будто это им суждено, предопределено судьбой или что-то в этом роде. — Она смотрит на меня скептически или, по крайней мере, настороженно. А я с воодушевлением продолжаю развивать эту тему: — Это судьба, Грини, что Крейг директор в той школе, где учится твой ребенок.

— Да, или ужасное стечение обстоятельств, или страшное неудобство. Думаю, это зависит от того, с какой точки зрения посмотреть. Как кто-то сказал: «Прошлое — другая страна, там поступают не так».

Конни заказывает апельсиновый сок и спрашивает, чего я хочу. Я заказываю пинту пива и рюмку виски, но настаиваю на том, чтобы заплатить. Хотя я предпочел бы, чтобы она тоже заказала какой-нибудь алкогольный напиток. Я рассчитывал на то, что ей захочется выпить. Ее новая уверенность в себе смущает меня. Боже, надеюсь, она не стала трезвенницей. Я, конечно, люблю принимать вызов, но это было неприятно и несколько обескураживает меня.

— Грини, я должен сказать, и пойми меня правильно, ты выглядишь настоящей секс-бомбой. — Я немного придвигаюсь к ней так, что мое колено касается ее ноги, и чувствую толчок сексуального возбуждения, меня это радует, так как я считаю, что такого рода вещи происходят взаимно.

Конни, похоже, испытывает неловкость, она встает со своего табурета и отодвигает его на несколько сантиметров от моего. Я понимаю ее намек. Даже Стиви Уандер[17] понял бы его.

— Я не Грини, а Констанс Бейкер, — натянуто произносит она. — Ты же знаешь, меня так звали уже тогда, когда мы только познакомились.

— Для меня ты всегда была Грини и навсегда останешься. — Хотя это неправда, я часто мысленно называл ее Конни или даже Констанс, но редко обращался к ней так. Произносить ее имя вслух кажется мне слишком интимным — странно, если принять во внимание наши прошлые взаимоотношения.

— А не мог ли бы ты называть меня Конни? Так все меня зовут.

— Но я-то не все, детка.

Она холодно смотрит на меня, а я вглядываюсь в ее лицо, пытаясь различить, что отражается на нем: неприязнь, гнев или разочарование? Могло отражаться любое из этих чувств.

— Ты прав, ты — никто, — заявляет она.

— Нет, дорогая, я для тебя некто, и мы оба знаем это, — невозмутимо усмехаюсь я.

Она возмущенно огрызается:

— Сама не знаю, зачем я здесь.

— Нет, знаешь, — подмигиваю я ей.

— Нет, не знаю, — решительно возражает она.

— Где же еще тебе быть?

Мой вопрос предоставляет Конни возможность выбора: она может интерпретировать его на чисто бытовом уровне — как искренний интерес к ее ежедневному расписанию — и таким образом сломить возникшее между нами напряжение. Или же она может интерпретировать мой вопрос в метафорическом смысле — где же еще быть Грини, как не рядом со своим Харди? Если она склонна пофлиртовать, то выберет второй вариант.

— Существует миллион вещей, которые я могла бы сейчас делать: выписывать счета, смотреть по телевизору «Билла», гладить.

Ладно, если она выбрала такой путь, я не стану нажимать на нее, но все же я прерываю ее, прежде чем она успевает включить в список необходимых дел штопку носков.

— Ах да, ты же теперь мать. Как ты со всем этим справляешься? Кто у тебя? Девочка и мальчик? Полный комплект?

— Две девочки. Ты же видел их, помнишь?

Я прекрасно помню, но делаю вид, будто мне абсолютно неинтересно.

— Может, заведем и третьего, — добавляет она.

Женщины порой говорят нечто подобное, когда хотят сказать: «Мы счастливы. У нас с мужем нормальная сексуальная жизнь. Отойди прочь». Но это не всегда правда.

— Черт побери, Грини. В чем дело? Вы что, собираетесь заселить Западный Лондон?

Наверное, могла бы, материнство ей идет.

Лицо Конни стало тоньше, чем было. Возраст порой так влияет на женщин. Кожа у нее почти прозрачная, она выглядит хрупкой, утонченной. Годы не лишили ее свежести и так далее, и так далее. Настоящая Клеопатра, с годами становится все более ослепительной. Она была дерзкой и кокетливой, и это привлекало. Теперь она стала глубже, более совершенной, и это отражается на ее лице. Теперь она кажется мне просто неотразимой, я мог бы смотреть на нее часами.

— Позволь мне заказать тебе выпить что-нибудь более подходящее, Конни. Бутылку шампанского. В память прежних времен.

Она смотрит на свой апельсиновый сок с выражением, напоминающим безысходность и скуку, — выражение, которое и прежде часто пробегало по лицу Конни.

— Давай. Выпью бокал, но не в память прежних времен, а чтобы отпраздновать тот факт, что ты наконец-то назвал меня Конни.

Я игнорирую ее просьбу заказать бокал и требую бутылку. Она была известна под именем Грин — королева шампанского. Никогда не могла отказаться от шампанского. По правде говоря, Конни вообще не может устоять против соблазнов.

Стоило ей только сделать глоток шампанского, как она вырвалась из узды, словно лошадь из западни, и пустилась галопом. Мне с трудом удается не отставать от нее. Она принимается болтать по поводу материнства, как будто приняла мой небрежный вопрос за искренний интерес. Она рассказывает мне о своей работе фотографа, рассказывает о двух своих подругах, которых я когда-то случайно встречал. Время от времени она упоминает своего мужа, и его имя звучит совершенно естественно, словно она не помнит, что мы ему когда-то наставляли рога. Она ни о чем меня не спрашивает. Неужели ей совершенно неинтересно?