— Апельсиновый, — ответила Лилия, — у них тут сегодня акция, каждому посетителю стакан сока бесплатно.

Людмила кивнула и забросила в рот таблетку, запив ее соком. Он оказался очень неплохим, и она допила весь стакан до дна.

— Спасибо за помощь, — сказала она Лилии, — но мне нужно идти. Прости, что не могу быть полезной. Тебе лучше подождать, пока вернется Шталь.

Девушка горестно вздохнула и пустила голову. Потом сказала:

— Я на машине, может тебя подбросить?

Людмила хотела отказаться. Ей не терпелось избавиться от общества этой девушки. Но за окном уже были стылые ноябрьские сумерки, и как всегда шел частый нудный холодный дождь.

— Спасибо, — согласилась она.

Машина Лилии — небольшой красный «Опель Корсо», был припаркован через улицу. Бегом, перепрыгивая через лужи, они добрались до автомобиля, и Людмила не без удовольствия нырнула в салон, пропитанный какими-то экзотическими духами.

Лилия включила подогрев сидений и теплый обдув, в машине быстро стало тепло и уютно. Она лихо тронулась с места и уверенно повела автомобиль по направлению к Невскому.

— Тебе куда? — спросила она Людмилу.

— Красногвардейский район, — ответила она.

Девушка кивнула.

Теплый воздух обдувал лицо Людмилы, ее отчего-то стало неудержимо клонить в сон. Она буквально раздирала закрывающиеся веки, и ей казалось, что сверху на них положили свинцовые гирьки. В голове вдруг стала кружиться какая-то цветная карусель, ей стало нехорошо. А потом ее придавила, будто бетонной плитой серая муть небытия.


***


Первым вернулся слух. Она расслышала тихие шаги и два голоса — мужской и женский. Оба они показались ей знакомыми, но затуманенный рассудок не желал их узнавать. Потом она осторожно разлепила веки, и вначале ей показалось, что она потеряла зрение. Но потом поняла, что просто находится в полутемной комнате, освещенной только трепетным неверным светом свечей. Они потрескивали, и распространяли тяжелый аромат плавленого воска.

Она разглядела в полутьме женскую фигуру, которая перемещалась по комнате, зажигая все новые и новые свечи, которые прибавляли света, разгоняя сумрак.

— Ну вот, — вдруг произнес мужской голос совсем рядом.

Людмила дернулась. И тут же с ужасом осознала, что ее руки, ноги, шея и талия крепко стянуты ремнями. А еще, что она совершенно голая. Обнаженной кожей спины она ощущала гладкую прохладную поверхность.

— Спящая красавица наконец-то очнулась.

И тут ее пронзил еще больший ужас. Она узнала голос. Это был Каверин.

Она опять дернулась в бесплодной попытке освободиться.

— Тише, тише, — проговорил Каверин, — зачем бессмысленно трепыхаться?

Она увидела его прямо перед собой, в кожаных штанах на шнуровке, с голым торсом, он небрежно поигрывал флоггером.

— Ты сошел с ума, — прошипела в ярости Людмила. — Ты знаешь, что это уголовное преступление? Похищение человека! Ты сядешь в тюрьму. Если выживешь. Мой муж удавит тебя собственными руками.

— А при чем тут я? — развел руками Каверин, нахально ухмыляясь и окидывая ее жадным бесстыдным взглядом. — Я тебя не похищал. Это все Лили. А потом я не думаю, что ты захочешь рассказать об этом чудном вечере мужу.

— Только посмей! — Людмилу просто захлестывала слепящая обжигающая ярость. — Если ты прикоснешься ко мне хоть пальцем!

— Я? — наигранно удивился Каверин. — Что ты, дорогая, как я могу! Правилами запрещено несанкционированное прикосновение к чужой сабе. Я свято чту Устав!

Из-за его спины показалась Лили, обнаженная, в ошейнике с кольцами, к одному из которых была пристегнута цепочка, свисающая между грудей.

Она опустилась перед Кавериным на колени и прижалась губами к его руке. Он потрепал ее по рыжей шевелюре, поднял за подбородок, смачно поцеловал в губы.

— Умница моя, послушная девочка, — проворковал он, гладя ее грудь и перекидывая цепочку на спину. — Давай, милая, пора приступать к веселью.

Лили медленно, по шажку, хищно улыбаясь, подошла к Людмиле. Потом провела прохладной ладонью по ее груди, заставив задрожать от отвращения. Больно ущипнула за соски. Людмила сжала зубы, чтобы не вскрикнуть.

— Ну вот, теперь можно надеть игрушки, — удовлетворенно сказал Каверин, жадно облизывая губы, и подал ей зажимы с цепочкой.

Холодная сталь сжала соски, и у Людмилы выступили слезы.

— Господин Кукловод не играл с тобой так? — насмешливо спросил Каверин. — Ну ничего, все бывает в первый раз, тебе понравится! И еще один…

Пальцы Лили скользнули между ног, Людмила дернулась и захрипела, когда натянувшийся ремень на горле перекрыл ей кислород.

Холодные пальцы девушки бесстыдно хозяйничали, гладили, терли, кружили. Тело предавало Людмилу, она чувствовала, как выделяется влага, и всхлипнула от бессильной ярости.

— Расслабься, милая, — ворковал у ее уха Каверин, — получи свое удовольствие, не нужно сопротивляться! А мы получим свое. Да, девочка моя?

Он провел рукой по спине Лили, скользнул ниже, девушка замерла, прикрыв глаза, и застонала.

— Да… умница… только не останавливайся, — прошептал ей Каверин, прикусив мочку уха.

Лили открыла глаза, и ее пальцы продолжили мучить Людмилу. И вдруг острая боль от зажима пронзила ее нежную плоть, и она не сдержала крика.

— Ой, надо же, плохая девочка сделала тебе больно? — с притворным сочувствием спросил Каверин, — Ну ничего, мы ее накажем.

Он отступил на шаг и, взмахнув плетью, обрушил на спину Лили резкий удар. Она вскрикнула и грубо дернула зажим, заставив снова закричать от боли и Людмилу.

— Бож-е-е-е, — восхищенно протянул Каверин, — какое наслаждение, слышать ваши крики, вот так, в унисон. Давай, девочка моя, активнее, чтобы наша гостья не успела заскучать.

Лили усмехнулась, потом приблизила к Людмиле лицо и впилась ей в губы жестким поцелуем, укусив за губу. Продолжила целовать ее шею, скользя губами к груди, сняла зажим с одного соска. Людмила снова не смогла сдержать крика от горячей резкой боли. Но губы Лили сомкнулись вокруг пульсирующей болью груди, втянув в рот почти весь ореол, посасывая и щекоча языком сосок. Потом проделала тоже с другой грудью.

Людмилу разрывало на части от ярости, чувства омерзения, но к ним примешивалось и дикое, почти неконтролируемое возбуждение. Казалось, что ее тело жило отдельной от разума жизнью, предавая ее, откликаясь на грубые мучительные ласки Лили. Слезы безостановочно текли по щекам Людмилы, капали на волосы и обнаженные плечи ее мучительницы. Лили подняла голову, и, ухмыльнувшись, слизала с ее щек соленые дорожки.

Людмилу затрясло от отвращения. Если бы она только могла освободиться, она бы придушила эту тварь голыми руками. Но ремни держали крепко и она, беспомощная, распятая, пригвожденная, как лягушка на столе препаратора, могла только рыдать, хрипеть и скрипеть зубами.

Лили вернулась к своему занятию, продолжая терзать грудь Людмилы и постанывая сквозь зубы от ласк Каверина. Потом ее губы скользнули ниже, язык обвел пупок, она опустилась на колени. От зажима внизу пульсировала тупая боль, но когда Лили грубо сорвала его, у Людмилы вырвался дикий хриплый вопль. И тут же она почувствовала там, где все горело, нежные прикосновения губ, и резко выдохнула.

— Да, да, вот так, кончи для меня, — мурлыкал Каверин, — я мечтал об этом с того момента, как тебя увидел.

Людмила прокусила губу, рыдая почти навзрыд, исступленно борясь с подкатывающей горячей волной. К языку и губам Лили, присоединились ее пальцы, проникшие сразу в два отверстия. Эта пытка была невыносимой… она не могла… не могла с этим справиться…

— Давай же, давай! Кончи для меня, — хриплый голос Каверина ввинчивался ей в уши, она рыдала от бессилия, понимая, что проигрывает борьбу со своим телом…

…Обессиленная и опустошенная, она чувствовала, как ее освободили от ремней, и она сползла на пол, не в силах стоять.

Когда Людмила немного пришла в себя, то в комнате никого не было. Она, пошатываясь, поднялась на ноги и увидела свою одежду, сложенную на стуле, сапожки и сумочку. Поверх одежды лежал ее телефон. Она взяла его в руки. И едва не выронила. На заставке была фотография. Она — привязанная к кресту, обнаженная, с зажимами на сосках, стонущая от ласк Лили.

Телефон тихо завибрировал — пришло сообщение. Людмила открыла его и прочитала, смаргивая слезы:

«Если не хочешь, чтобы эти картинки увидели, — молчи».

Дрожа всем телом, она оделась, и вышла из комнаты. Это была, скорее всего, съемная студия. Бросив незапертой дверь, она вышла на улицу, в ледяную дождливую ноябрьскую ночь.

Она почти не помнила, как остановила первое попавшееся такси и назвала адрес. Как едва попала ключом в замочную скважину, как налила горячую ванну и сидела в ней почти до утра, пока вода не остыла. Как лежала, сжавшись в комочек, под одеялом и не могла унять дрожь. Как только она закрывала глаза, то видела похотливую улыбку рыжей бестии Лили и слышала шепот Каверина «Кончи для меня…».

Утром Людмила позвонила в редакцию и сказала, что заболела. Через два часа раздался звонок в дверь, и она вздрогнула от мысли, что это Руслан вернулся раньше. Не могла представить, как посмотрит мужу в глаза. С замиранием сердца открыла дверь и выдохнула — это была Анна.

Девушка была потрясена состоянием Людмилы. Анна усадила ее на диван в гостиной, укутала пледом, согрела чай, налила в него коньяку и буквально заставила Людмилу выпить все до дна.

Потом села с ней рядом, сжала ее ледяные руки в своих ладонях, пытаясь согреть.

— Что случилось? — спросила она тихо.

И внезапно Людмила поняла, что просто не может держать всю это боль и стыд в себе, иначе сойдет с ума.

Она разрыдалась на плече у Анны, всхлипывая и пытаясь сказать хоть что-то вразумительное. Девушка, наконец, смогла разобрать только три слова «Каверин», «Лили» и «похитили».