— Это все? — спросил Шталь холодно.

— Не совсем, — Каверин усмехнулся, скривив губы, — поведение господина Сикорского повлекло за собой отказ сабмиссива выполнять свои обязанности по договору. Таким образом, мне не только нанесено оскорбление, но и причинен ущерб.

— Претензии ясны, — констатировал Шталь и обратился к Руслану, — господин Сикорский, вам есть что сказать?

Людмила замерла, слушая, как глухо стучит ее сердце и ноет в груди от тревоги.

Спокойный уверенный голос мужа придал ей сил:

— Позвольте не согласиться, — произнес он. — Я лишь попросил господина Каверина не устраивать публичных разборок со своим сабмиссивом, которая, кстати, отрицала, что в договоре предусмотрены публичные унижения. Признаю, что действительно, подал Анне руку, помогая подняться. Разрешения на это я у господина Каверина не получил. Но я не был осведомлен о том, что девушка является собственностью господина Каверина. Намерений оскорбить господина Каверина, словом или действием, у меня не было.

— Я правильно понял вас, господин Сикорский, — осторожно уточнил Шталь, — что вы готовы принести извинения господину Каверину за вмешательство и несанкционированные действия в отношении его собственности?

Руслан помолчал, а Людмила стиснула зубы, еле сдерживая рвущуюся наружу злость и обиду.

— Готов, — произнес, наконец, ее муж, и она едва не расплакалась от несправедливости происходящего. Ему не за что было извиняться!

— Но только, если получу убедительные доказательства прав господина Каверина на этого сабмиссива, в том числе на нарушение им ее жестких ограничений.

— Нет ничего проще, — воскликнул Каверин и, нагнувшись, взял стоявший у его ног кожаный портфель. Оттуда он извлек несколько прошитых листов, с набранным на них текстом и протянул их Руслану.

Он осторожно взял их в руки и стал внимательно просматривать текст. Людмила с замиранием сердца следила за выражением его лица. Оно становилось все мрачнее и мрачнее, и у нее все сильнее болело в груди.

— Вы удовлетворены? — спросил насмешливо Каверин.

— Почти, — произнес Руслан, передавая договор Шталю. — Хотелось бы еще убедиться в том, что при подписании этого договора был соблюден принцип добровольности.

— Неужели вы думаете, что я пытал девушку, чтобы заставить подписать договор! — рассмеялся Каверин.

Руслан промолчал, не сочтя нужным отвечать.

Шталь позвонил в колокольчик.

Из боковой двери вошла Анна. Бледное, печальное лицо и темные тени, залегшие под глазами. Людмиле сталь жаль ее.

Девушка робко присела на указанный Шталем стул, стоявший почти посередине комнаты, опустила глаза в пол.

— Скажи, — обратился к ней Шталь, протягивая ей договор. — Ты подписывала этот документ?

Анна бросила на него взгляд и снова опустила глаза.

— Да, — ответила она тихо, бесцветным голосом.

— Содержание договора тебе известно? — снова спросил Шталь.

— Да, — опять ответила Анна, не поднимая глаз. Потом добавила, еле слышно. — Теперь, да.

— А точнее? — голос Шталя стал строже.

— Я подписала его, не прочитав до конца, — голос Анны дрогнул.

— Почему его не прочитала? — настойчиво спросил Шталь. — Господин Каверин дал такую возможность? Не ограничивал во времени?

— Нет, — выдохнула Анна. — Не ограничивал. Я… — ее голос задрожал… — просто… не дочитала его до конца. Он сказал, что это стандартный договор.

— Так, когда вы ответили на вопрос господина Сикорского, что договор не предусматривает публичных унижений, вы заблуждались?

Она больше не могла говорить и просто покачала головой. Ее губы дрожали, а из глаз готовы были покатиться слезы.

— Но я не принуждал ее подписывать договор! И он, действительно, для меня стандартный, — громко произнес Каверин, и Анна вздрогнула от звука его голоса.

Людмиле стало тошно. Она уже понимала, к чему клонит Каверин и чью сторону примет Шталь.

— Но вы не обговорили перед подписанием возможность нарушения отдельных жестких ограничений? — спросил Руслан Каверина.

Он усмехнулся.

— Я знал эту девушку как опытного сабмиссива, более четырех лет состоявшего в лайф-стайл отношениях с уважаемым председателем. И не мог даже предполагать, что она поступит столь легкомысленно. К тому же мои предпочтения известны в сообществе. Если так угодно, я могу показать свои предыдущие договоры. Они не отличаются от этого ни одной буквой!

— Господин Сикорский, — обратился Шталь к Руслану. — Вы убедились в том, что принцип добровольности при подписании договора был соблюден?

Людмила с болью смотрела на то, как он играл желваками на скулах, буквально заставляя себя произнести это слово:

— Да.

Она не понимала. Не хотела понимать. Как Анна могла поступить так легкомысленно?

— Могу я задать вопрос Анне? — спросил Руслан Шталя.

Тот кивнул.

— Скажите, а если бы вы дочитали до конца договор, и если бы господин Каверин сообщил вам о своих предпочтениях заранее, вы бы согласились на такие отношения?

Анна не поднимала глаз и молчала. По ее щекам скатывались слезинки и тихо капали на сложенные на коленях руки. Она даже их не вытирала.

— Анна? — голос Руслана тоже дрогнул, а Людмила впилась ногтями в ладони, чтобы сдержать рвущееся наружу негодование.

— Позвольте, я отвечу, — произнес Шталь, — условия о возможности нарушения доминантом жестких ограничений ранее практиковались Анной. Я могу это подтвердить.

Людмила совершенно была сбита с толку, растоптана и потеряна. Весь этот разговор напоминал ей театр абсурда, жестокий, неестественный, сюрреалистический. Ей безумно хотелось встать и убежать. Но стиснув зубы, она продолжала вжиматься в свое кресло, из последних сил стараясь сохранить самообладание.

— Надеюсь, господин Сикорский убедился в соблюдении принципа добровольности, — нетерпеливо сказал Каверин. По всему было видно, что этот спектакль начинал его раздражать, и ему не терпелось осуществить задуманное до конца. — Хотелось бы приступить собственно к примирительной процедуре.

Руслан возражать не стал, но Людмила видела, что он тоже едва сдерживает гнев.

— Каковы ваши условия? — спросил его Шталь.

— Я вовсе не жажду ничьей крови, — усмехнулся Каверин, — но из-за действий господина Сикорского я лишился своего сабмиссива. Думаю, что вправе рассчитывать на компенсацию.

— О какой сумме идет речь? — спросил Руслан ледяным тоном.

— Ну что вы! — с притворным возмущением произнес Каверин, — речь вовсе не о деньгах.

Он жадно и недвусмысленно посмотрел на Людмилу и облизнул губы.

Лицо Руслана потемнело от гнева, он сжал кулаки и вскочил с кресла.

— Господин Сикорский! — резко остановил его Шталь.

Руслан огромным усилием справился с собой, сел обратно. На него было страшно смотреть.

— Боюсь, это не возможно, — проговорил доктор, — господин Каверин не совсем представляет себе особенности отношений господина Сикорского с его сабмиссивом.

— Жаль, — со вздохом произнес Каверин, — но попытаться стоило.

Он снова похотливо посмотрел на Людмилу, и ее затрясло от омерзения.

— Ну, тогда господин Сикорский может выступить гарантом того, что Анна Черкасская выполнит взятые на себя обязательства, хотя бы на срок, указанный в договоре — три месяца. За это время я подыщу себе другого сабмиссива.

Каверин пристально, с жестокой усмешкой смотрел на Руслана, который едва сдерживался, судорожно сжимая кулаки.

Людмила видела, как вздрогнули плечи Анны, а ее голова опустилась еще ниже. Ей было нестерпимо жаль девушку, но к жалости примешивался мерзкий осадок от ее лжи.

— Да, думаю, это приемлемо, — произнес Шталь и выразительно посмотрел на Руслана, будто пытался ему внушить, что отказываться неразумно.

— Но у меня нет власти, чтобы приказывать девушке, что ей делать, — глухо произнес Руслан.

— Приказывать?! — усмехнулся Каверин. — Ну уж нет. Убедить, уговорить. Вобщем, меня мало волнует, каким образом вы это осуществите.

Он встал с кресла, и произнес удовлетворенно:

— Прошу меня простить. Наша беседа затянулась, меня ждут неотложные дела. В субботу в шесть вечера я жду вас, господин Сикорский, у себя. Вы должны лично привезти мне мою вещь. Но или замену ей, по вашему выбору.

Руслан резко выдохнул через зубы, словно от боли.

— Подождите, — вдруг раздался полный страдания и страха, дрожащий голос Анны.

Все посмотрели на девушку. Она решительно вытерла слезы тыльной стороной ладони, медленно поднялась со своего стула и подошла к Каверину. Так же медленно опустилась перед ним на колени и прижалась губами к его руке.

— Простите меня, Господин, — прошептала она. — Не нужно никаких гарантов. Я выполню свои обязательства.

Людмила больше не могла смотреть на этот жестокий спектакль. Она вскочила, не обращая внимания на строгий взгляд Шталя и руку Руслана, пытавшуюся ее удержать.

— Вы все… ненормальные… Это дико, дико…

Хлопнув дверью кабинета, она выскочила вон.

Гулкое эхо ее шагов скакало как мячик, отражаясь от стен. Людмила остановилась, только когда за ней с тяжелым стуком закрылась дверь парадной.

Прислонилась к холодному камню стены. Слез не было. Только горький привкус во рту. Как на пепелище.

Снова хлопнула дверь парадной.

— Мила… пойдем домой.

Она посмотрела на мужа. Он был расстроен и подавлен. Стало стыдно за свою выходку.

— Прости меня… но это было выше моих сил. Она же человек… не вещь…

— Пойдем, Милочка, тебе нужно отдохнуть. Я дам тебе успокоительное. Не нужно было брать тебя с собой.


Глава 13