Руслан улыбнулся, давая понять, что заметил поведение девушки.

Продолжая, как ни в чем не бывало беседовать с Шталем, он словно невзначай заметил:

— Ваша очаровательная Лили видимо совсем недавно в своем статусе.

Шталь посмотрел на него удивленно, перевел взгляд на девушку, которая испуганно потупила глаза, и спросил с усмешкой, уже понимая, к чему клонит Руслан:

— Думаю, этот вывод ты сделал не без оснований?

— Конечно! — продолжил Руслан, все так же непринужденно. — Какой опытный сабмиссив позволит себе открыто разглядывать гостя своего господина, да еще флиртовать с ним?

Лили всхлипнула и обхватила руками колени доктора, шепча что-то невразумительное.

Он спокойно отстранил ее и строго приказал:

— Через час — в игровой. Ступай.

Лили побледнела, ее губы затряслись. Она еще раз судорожно всхлипнула, но потом все же взяла себя в руки и тихо исчезла.

Людмила вдруг поняла, что злорадствует. Ей стало стыдно за свой поступок и это чувство. Но все равно она не могла избавиться от неприязни к рыжей девушке.

Примерно через неделю они с мужем приехали в особняк на Шпалерной на очередное собрание сообщества.

За три года Руслан, или Кукловод, как его привыкли называть, приобрел некоторый авторитет как ученик Шталя, тем более тот всячески подчеркивал его особый статус. Иногда даже доктор просил Руслана исполнять роль арбитра в спорных ситуациях, поэтому к нему относились с уважением и почтением.

К ним как всегда подходили знакомые, уважительно здоровались с Русланом, ему представлялись новички. Людмила, с бокалом шампанского в руках, почти нетронутым, разглядывала толпу, как вдруг заметила знакомое лицо. Это была Ева. На ней был все тот же серебряный ошейник, только исчез медальон с вензелем Шталя. Она выглядела потерянной, и Людмиле стало ее жаль. Она вспомнила бесстыдные глаза новой сабочки доктора, Лили.

Она шепнула мужу на ухо «Я отойду?» и кивнула в сторону Евы. Руслан посмотрел, согласно кивнул, и она не спеша направилась через зал к девушке, присевшей на стул около стены в полном одиночестве.

— Здравствуй, Ева, — Людмила протянула ей руку, немного волнуясь, не зная, на какую реакцию девушки может рассчитывать.

Та посмотрела на нее и вдруг улыбнулась, словно старой подруге.

— Здравствуй. Только я не Ева. Я больше не ношу этого имени. Как и его ошейник. Меня зовут Анна. Можно просто Аня.

Она сказала это с такой грустью, что у Людмилы заныло сердце.

— Могу я присесть? — спросила она.

— Конечно! — ответила девушка.

Они неловко помолчали. Потом Людмила все же решилась.

— Но почему? Это он отказался от тебя?

Ева — Анна, вздохнула и тихо, с горечью произнесла:

— Нет. Я сама. Он представил вам свою новую рабыньку?

Людмила кивнула, и снова вспомнила наглые зеленые глаза рыжей Лили.

— Он сказал, что хочет еще одного сабмиссива. Мой хард лимит — моногамные отношения. Я отказалась продолжать на таких условиях. И ушла.

— Жалеешь? — спросила Людмила, почти шепотом.

Анна отвернулась, пытаясь проглотить подступившие слезы.

— Нет, — ответила она, справившись с собой. — Но… мне больно. Очень. Я действительно его боготворила.

— А с кем ты теперь? — Людмиле внезапно захотелось, чтобы у Анны все было хорошо.

— Пока в свободном плавании, — грустно ответила Анна, — не могу даже представить, как отдам себя кому-то другому. Я принадлежала ему больше четырех лет.

— А зачем тогда появляешься тут? — Людмила откровенно не понимала, зачем бередить себе раны, наблюдая за Шталем и его новой сабочкой.

Анна опять замолчала. Видно было, как ей тяжело говорить.

— Мне… так легче, — выдохнула она. — Не могу пока… совсем… не могу…

Ее губы задрожали, она отвела глаза и несколько раз судорожно вздохнула, подавляя слезы. Но несколько слезинок все же предательски скатились по ее щеке.

Внезапно Людмиле нестерпимо захотелось помочь этой девушке. Она обняла ее за плечи.

— Все будет хорошо, — сказала она, — слышишь? У тебя все будет хорошо. Ты что нибудь умеешь?

Смутилась, вопрос прозвучал двусмысленно.

— То есть… профессия. У тебя есть профессия?

Анна кивнула.

— Фотография… я фотограф.

— Можешь прийти ко мне в редакцию? Я дам адрес. Принеси свои работы. Покажем главреду. Журнал переживает не лучшие времена. Больших гонораров не обещаю. Но хороший художник-фотограф всегда пригодится.

Девушка посмотрела на нее с благодарностью.

— Спасибо. Да, думаю, что творчество — это то, что мне сейчас нужно.

Через два дня Анна Черкасская сидела в кабинете Людмилы и показывала свои работы. На фотографиях, в большинстве черно-белых, были самые разные люди — старики, дети, подростки, мужчины и женщины. Каждая фотография была совершенно особенной, в ней чувствовались настроение, душа. Анна и правда была очень талантливым художником.

Оставив ее в кабинете допивать свой кофе, Людмила понесла фотографии главреду и через полчаса вернулась с хорошей новостью. Большова посокрушалась о том, что платить еще одному сотруднику нечем, но когда Людмила сказала, что Анну не пугают скромные гонорары, одобрила ее работы и согласилась взять Черкасскую в штат.

Отправляя Анну в отдел кадров для оформления, Людмила впервые в жизни обняла ее, словно лучшую подругу. Общая тайна будто сблизила их, сделав едва ли не сообщницами. Когда дверь кабинета закрылась, Людмила вдруг поняла, чего ей не хватало в общении со своими немногочисленными подругами. Только с этой девушкой она могла быть совершенно откровенной, не боясь выдать свою темную сторону жизни.

Вечером она рассказала Руслану о своей новой сотруднице, и он удивленно, но одобрительно улыбался. А через неделю она, конечно же, с позволения мужа, впервые пригласила Анну к ним домой, на чашку чая.

Так завязалась их странная дружба. Вместе ходили по магазинам, болтали в кафе, иногда смотрели фильмы, на которые отказывался идти Руслан. Анна быстро нашла общий язык с Антошкой на почве увлечения фотографией, он стал бывать у нее дома, в маленькой квартирке, что купил Анне Шталь, где она оборудовала импровизированную фотостудию.

Правда, личная жизнь у ее новой подруги никак не складывалась. Ванильные отношения она заводить не умела, не смотря на ее яркую внешность, она отпугивала «ванильных» мужчин сдержанностью и робостью, и дальше первых нескольких свиданий, на которые Людмила буквально насильно выпроваживала Анну, дело не шло.

Через две недели на очередном собрании в особняке на Шпалерной Людмила увидела Анну рядом с Кавериным. Она хотела было подойти к ним, но Руслан резко пресек ее порыв. Людмила чуть не расплакалась от бессилия и обиды за подругу.

И ее плохие предчувствия не замедлили оправдаться. Вечер подходил к концу, и они с мужем уже собирались покинуть собрание.

Внезапно в дальнем конце зала публика расступилась, словно там что-то случилось.

Людмила потянула туда мужа за руку, а в груди заныло от предчувствия беды.

Посреди образовавшегося полукруга из зевак стоял Каверин с искаженным яростью лицом, по-видимому, нетрезвый. Перед ним Людмила увидела Анну, на коленях, она держалась за лицо, на тонкой коже явно выступал след от пощечины. Каверин выкрикивал грубые, грязные ругательства, и снова занес руку, чтобы ударить девушку. Людмила рванулась на помощь подруге, но ее опять остановил муж. Отодвинув ее себе за спину, Руслан встал между Кавериным и Анной.

— Господин Кей, — произнес он убийственно спокойно. — Вы не могли бы избавить общество от внутренних разборок между доминантом и сабмиссивом? Это, как минимум моветон.

Каверин побелел от ярости, но скрипнув зубами, промолчал.

Руслан протянул Анне руку, помог подняться и спросил:

— В вашем договоре предусмотрены публичные унижения?

Она молча покачала головой, продолжая держатся рукой за щеку.

— Господин Кей, — снова обратился Руслан к нему, — вам не кажется, что вы снова нарушаете Устав?

Каверин побледнел еще больше и с ненавистью посмотрел на него. Он хотел было что-то сказать, но наткнулся на строгий взгляд Шталя, появившегося за спиной Руслана. Осекся, снова грязно выругался и быстрым шагом покинул залу.

Из особняка на Шпалерной они уехали втроем. Анна всю дорогу всхлипывала, Людмила гладила ее по плечам, пытаясь унять ее слезы. Они отвезли ее домой, и только после горячего душа и чашки крепкого чая с коньяком, она смогла немного успокоиться и рассказать, что провела с Кавериным всего одну сессию, они даже не подписали договора, только обменялись списками жестких ограничений. В ее списке хард лимит всегда были публичные унижения, и Каверин либо его просто не читал, либо, выпив лишнего, забыл об этом. На том злосчастном вечере он потребовал от Анны обслужить его прямо посреди зала, а когда она отказалась, ударил ее по лицу.

Домой они уехали только под утро, когда девушка, наконец, уснула. Они ехали по тихим, безлюдным улицам безмятежно спящего города, как всегда, шел дождь, и Людмила, не отрывая глаз, смотрела, как стекают капли по лобовому стеклу.

Больно и неприятно ныло сердце, непонятная тревога сидела внутри тупой занозой, и больше всего ей хотелось очутиться в сильных, надежных объятиях мужа.

Засыпая на его теплом плече, она подумала, какое это счастье — что рядом с ней такой удивительный мужчина. Но ощущение неясной тревоги и предчувствия надвигающейся беды не покидало ее.


Глава 12


После этого неприятного инцидента Шталь пригласил их к себе для серьезного разговора. Людмила настаивала на том, чтобы с ними поехала и Анна, но та отказалась наотрез: «Это выше моих сил, снова переступить порог квартиры бывшего господина». Руслан тоже не одобрил ее идею, согласившись, что присутствие Анны было бы неуместным, тем более, что доктор ее в своем приглашении не упомянул. Фактически приглашен был один Руслан, но он твердо заявил, что приедет с женой, от которой у него нет и не может быть никаких секретов.