Юлия Данцева - Жена Кукловода

— А куда вы отправили ее? — тихо спросил Руслан, словно желая подтвердить свою догадку.

— В нашу игровую. Для наказания, — спокойно ответил Шталь.

Людмила не верила своим ушам.

— Наказание?! За что?!

— Она нарушила Правила.

— Но вы ей приказали! — ее захлестывала обида, жгучая, слепящая, она еле сдерживалась, чтобы не бросить в лицо Шталю грубые и злые слова.

— Да. Это игра. Вам сейчас сложно это понять, а тем более принять. Нужно время. Этот эксперимент нужен был лишь для того, чтобы показать, какой может быть абсолютная власть.

Руслан, почувствовав состояние Людмилы, сжал ее плечи, сильно, причиняя боль. Потом тихо произнес:

— А если бы она отказалась? Тоже была бы наказана?

— Конечно, — спокойно ответил Шталь.

Помолчал, выдерживая длинную театральную паузу. Потом улыбнулся:

— Простите меня еще раз. Оставим эту тему. Людмила, хотел еще раз вернуться к вашей рубрике. А вы не думали сделать психологические консультации постоянными? Я бы мог помогать. На взаимовыгодной основе, конечно. С меня информация, с вас реклама.

Людмила, все еще под впечатлением от произошедшего, ответила не сразу. Несколько раз глубоко вздохнула, будто на занятиях йогой. Больше всего ей хотелось встать и уйти отсюда. Забыть обо всем. Но показаться невежливой было стыдно. Взяв себя в руки, она ответила, правда довольно холодно:

— Конечно, доктор. Это очень интересное предложение. Я поговорю с главным редактором. Если она даст принципиальное «добро», я вам позвоню, и мы обсудим условия сотрудничества.

За остаток вечера она больше не произнесла ни слова. Шталь и Руслан снова говорили о медицине, о политике, о ценах на бензин. А Людмила снова и снова видела глаза Евы с безумным обожанием глядящие на доктора и ее бледное, словно фарфоровое личико.

На прощание Шталь снова задержал ладонь Людмилы в своей и тихо произнес:

— Надеюсь, это не последняя наша встреча.

Ей захотелось вырвать руку. Но она сдержалась.

Ни по дороге домой, ни вечером они с Русланом больше не упоминали имя Шталя.

То светлое, теплое чувство вновь обретенного счастья, что переполняло Людмилу всю неделю, куда-то испарилось.

Скользнув в постель, она прижалась щекой к теплому плечу Руслана и прошептала:

— Ты же не хотел, чтобы я… была такой… как эта Ева… ведь нет?

— Конечно, нет!

Мягкий поцелуй.

— Если только не захочешь сама.

— Не бойся… иди сюда…

Знакомый старик в черном плаще и шляпе с высокой тульей стоит в проеме широко распахнутой двери, ласково улыбается и протягивает ей руку. За его спиной загадочно мерцает голубой свет. Завораживающе переливается перламутровыми оттенками и звучит… Звучит дивной музыкой.

Людмила помнит эту музыку. Мелодия так прекрасна, что у нее сжимается горло, и на глаза наворачиваются слезы. Музыка зовет ее за собой, и Людмила не может сопротивляться. Будто зачарованная, она поднимается по высокой хрустальной лестнице без перил. Ей жутко и весело. Людмила боится поскользнуться на гладком хрустале ступенек, и там, где ее золотые туфельки-балетки касаются поверхности, вспыхивают разноцветные огоньки. Это так красиво!

Выше… выше… Старик улыбается, зовет… Он все ближе… Жесткие костлявые пальцы больно стискивают ее запястье…сердце замирает от страха…

— Не бойся… пойдем… Он ждет тебя… Твой Принц.

Старик увлекает ее за собой в голубой свет…

Музыка становится громче. Огромная рождественская ель сверкает яркими огнями. По переливающемуся сполохами света хрустальному полу в танце кружатся пары. Дамы в сказочно прекрасных платьях, кавалеры в смокингах или вышитых камзолах.

— Смотри! — старик указывает Людмиле на пару, танцующую ближе всех к елке. Кавалер с золотой шпагой на боку, на темных, коротко стриженых волосах — корона. Людмила узнает его. Это он, ее Принц! Радостно улыбается и хочет бежать к нему, но вдруг натыкается на прозрачную преграду.

— Подожди. — Старик качает головой. — Разве ты не видишь? Он уже нашел свою Мари. Посмотри, как они счастливы!

И правда, Людмила вдруг понимает, что ее Принц кружит в вальсе девушку с русыми локонами, в розовой пышной пачке и золотых балетках… Они смеются…

— Но… это же я?

Девушка удивительно похожа на нее саму. Но присмотревшись, Людмила со страхом замечает, что лицо девушки застыло в вечной улыбке… Она не живая! Это кукла… Кукла!

Людмила отчаянно колотит кулаками по прозрачной стене, разделившей ее и Принца, и кричит, кричит…

— Он не услышит тебя, — голос старика полон грусти. — Он нашел свою Мари.

— Но это кукла! Просто кукла, — Людмила плачет так горько, так безутешно…

— Ты еще можешь его вернуть… Если выберешь правильно…

Ломкий как стекло голос старика звучит все тише и тише…

Людмила бьется о хрустальную стену и кричит… Плачет и кричит….

— …Малыш?!

Испуганный родной голос. Теплые пальцы стирают слезы со щек… Сон… просто сон…

— Ты плакала? Что болит? Кошмар приснился?

Людмиле вдруг стало стыдно. Глупые детские сказки. Но горький, жгучий привкус ревности и потери был таким реальным.

— Ты… мне снился ты… я не могла до тебя докричаться. Я тебя потеряла…

Она судорожно всхлипнула и спрятала мокрое лицо на груди у мужа.

Утром как назло не завелась машина. Руслан, раздраженный, поехал на работу на метро. Людмила проводила надутого Антошку на школьный автобус, выслушав его недовольное бурчание про то, что на нем в школу ездят только лохи. В редакцию она влетела с опозданием на десять минут, и сразу же направилась в конференц-зал, где уже шла планерка. Недовольное лицо Большовой замаячило перед глазами.

Вдохнула поглубже и осторожно отворила большую прозрачную дверь.

…разгоню к чертовой бабушке эту богадельню! — донесся до Людмилы обрывок гневной тирады Большовой.

Главред стояла во главе длинного стола, за которым замерли сотрудники. Кто опустил глаза, кто нервно вертел в руках ручку. Выпускающий редактор, Алла Петровна, смотрела в окно, будто все, что послужило причиной гнева Большовой, к ней не относилось.

— Сикорская, — тяжелый взгляд главреда обжег Людмилу презрением, — что так трудно явиться вовремя на работу?

— Простите.

Людмила села на ближайший свободный стул.

— Итак, на раздумья вам — день. Завтра с утра хочу услышать предложения по привлечению интереса читателей к вашим рубрикам.

— А можно сейчас? — Людмила вспомнила о предложении доктора Шталя и решила не терять времени.

— Валяй, — смерила ее скептическим взглядом Большова.

— В моей рубрике был уже клуб "Разбитых сердец". С нами сотрудничала тогда психологиня Маленко. Но потом клуб тихо умер, так как ее советы были, мягко говоря, не слишком интересны. Письма от читателей приходилось самим писать. Но если пригласить нового, интересного психоаналитика…

— Твоего доктора, что ли?

— Ну да. Собственно он сам предложил сотрудничество.

— А что, — главред сменила гнев на милость. — Вполне-вполне. Вот видите, можете, когда хотите! Свободны! Завтра чтобы у всех были идеи не хуже этой!

В своем кабинете Людмила поставила греться чайник, и в задумчивости вертела в руках телефон. Ей очень хотелось забыть про странного доктора и бессловесную девушку в ошейнике. Но теперь уже назад пути не было. Несколько раз открыла и захлопнула телефон, отложила его. Снова повертела в руках. Опять отложила. Но потом все-таки набрала номер доктора. «Китайский танец» из "Щелкунчика" снова заставил ее вспомнить свой странный тревожный сон. Жесткими ладонями на плечи навалилась какая-то безысходность. Почувствовала себя пешкой на шахматной доске. Пешкой, которую передвигает по клеткам чужая, бездушная воля. Людмила не хотела быть пешкой. «Возьми себя в руки, — скомандовала она себе.

— Шталь, слушаю, — раздался в трубке знакомый голос и Людмила вздрогнула. Этим голосом разговаривал в ее сне жуткий старик в черном плаще и шляпе.

Сердце выстукивало нечто похожее на «Болеро» Равеля, ускоряясь. Вдох-выдох. Как там учил ее тренер по йоге? Хорошо все-таки, что Руслан, заботясь о ее здоровье, заставил ее пойти заниматься. Иногда помогает. Ну вот, онемение прошло, она уже может говорить. Вдох.

— Здравствуйте, доктор. Это Сикорская. Главный редактор дала добро на сотрудничество с вами. Вы могли бы подъехать в редакцию, скажем завтра? Нужно обсудить детали.

Людмила выпалила это на одном выдохе, будто боясь снова услышать голос Шталя. Но, увы, это было неизбежным.

— Очень хорошо! Я обязательно приеду. Только завтра не смогу. У меня прием весь день. Может в четверг?

Снова вдох. И выдох.

— Как скажете. Тогда жду вас в три. Устроит?

— Минуту, я уточню.

Вдох-выдох…вдох-выдох…вдох…

— Да, устроит.

Выдох.

— Адрес редакции…

— Не нужно. Я знаю адрес. До встречи.

Короткие гудки.

Судорожный вдох. Откуда Шталь знает адрес? Шумный выдох. Журнал! Отвозила ему журнал. Там есть адрес редакции.

Напряжение отпускало не сразу. Покалывало кончики пальцев, тихо стучало в висках. Ледяными лапками по спине — противные мурашки.

На гладкой поверхности стола гулко завибрировал телефон. Людмила посмотрела на него как на ядовитое насекомое, которое может укусить.

Но номер был не Шталя. Боже! Тата!

Схватила телефон и торопливо нажала на кнопку.

— Привет, Люсик! — Раздался из телефона зычный голос ее лучшей подруги.

Тата всегда была такой громогласной, что Людмила разговаривала с ней "на расстоянии" — отодвигала телефон от уха, чтобы не оглохнуть. И теперь, слушая раскатистый говор из маленькой трубки, казалось, видела перед собою свою Тату — рослую, статную, русоволосую, синеглазую, улыбчивую. Породистую. Настоящую сибирячку. Наследница Ермака, как всегда называл ее Руслан. Тата напоминала Фросю Бурлакову из старого советского фильма «Приходите завтра». Только с той разницей, что своим появлением она осчастливила не консерваторию, а факультет журналистики ЛГУ.