В этот момент девочка услышала какой-то шум в Длинной галерее, двойные двери которой находились прямо за ее спиной. Она быстро повернула дверную ручку и вошла в галерею. Уже немолодой человек, занимавшийся ремонтными работами в доме, резко повернулся к Джулии, которая увидела, что он штукатурит стену.

— Эти негодяи уже в доме? — спросил он.

Она поняла, кого он имел в виду.

— Нет, но мне кажется, я их видела. Они скоро будут во дворе.

Он замысловато выругался, употребляя слова, которые она никогда в жизни не слышала. Подходя поближе к работнику, она раздумывала над тем, что бы они могли значить. Длинная галерея вся была густо увешана портретами и занимала значительную часть дома. В ней находилось четыре камина, которые обогревали помещение в зимнее время. Здесь мужчины развлекались игрой в мячи, а женщины совершали прогулки в плохую погоду. Приблизившись к работнику, она с удивлением увидела, что он замазывает штукатуркой лицо юного короля.

— Зачем вы это делаете, мистер Ридли? — спросила она с негодованием в голосе.

Работник ответил ей, не прекращая работы:

— Ваш отец храбрый человек. Он повесил здесь этот портрет. Но обитателям этого дома не поздоровится, если круглоголовые увидят его.

Джулия, которая и так весьма опасалась за Сазерлей, всплеснула руками:

— Но что им здесь нужно?

— Лучше спроси об этом свою маму, я ничего не знаю.

Она понимала, что он все знает, но считает неуместным говорить ей правду.

— Но они же заметят сырую штукатурку.

— Поэтому-то я и покрываю ею чуть не всю стену, а не только лицо короля. Пусть думают, что тут идет ремонт и я замазываю щели, — он подмигнул ей. Его морщинистое лицо исказилось в гримасе. — Они ни о чем не догадаются.

Джулия так не считала. С грустью она посмотрела, как под штукатуркой исчезает красивый королевский профиль — большие глаза, хорошо очерченный нос и подбородок, чувственные губы и тонкие усики над ними. Когда все это исчезло, она вздрогнула.

— Где моя мама? — спросила она, повышая голос. — Вы знаете, где она?

— Миссис Паллистер и мистрис[1] Кэтрин находятся где-то на первом этаже. (Он называл Кэтрин по-старинному мистрис, потому что она любила, когда ее так называли.) — Не было бы никакой разницы, если б я начал работу вчера, так как к сегодняшнему утру штукатурка все еще не высохла бы. Пусть лучше они увидят меня за работой.

Она прикусила губу, ее взгляд выражал обиду.

— Кажется, все, кроме меня, знали, что в дом должны прийти круглоголовые кромвельцы. Если бы я не услыхала крики за окном, то все еще спала бы.

Он посмотрел на нее так, будто хотел утешить.

— Держу пари, что именно этого и хотели обе леди Паллистер. Они думали, что круглоголовые придут рано утром, когда ты будешь спать, так что тебе не придется волноваться, — тут он резко дернул головой, услышав стук в дверь зала. — Это они! Беги быстрее к маме, детка. Там ты будешь в безопасности.

Вся дрожа, она выбежала из Длинной галереи и, остановившись возле решетки, посмотрела вниз. Теперь зал являл собой совершенно другую картину, чем несколько минут назад. Там собрались все обитатели дома. Ее мать и бабушка стояли рядом друг с другом. За их спинами выстроились восемь служанок, повариха и поваренок. (Все слуги-мужчины отправились в поход вместе с хозяином.) Девятая служанка стояла у дверей и ждала знака мистрис открыть их. Сверху они казались фигурками на шахматной доске. Все смотрели на запертые двери. Стук усилился, раздались громкие крики:

— Именем парламента, открывайте!

Явно побледневшая и дрожавшая Анна была одета в свое самое яркое платье рубинового цвета. Она надеялась, что в таком наряде произведет большее впечатление на своего врага. Она стояла чуть впереди своей свекрови, как и подобает хозяйке дома. Даже в этот ранний час у нее был безупречный внешний вид. Ее темные волосы аккуратно заплетены и уложены в высокую прическу, скрепленную металлическими пластинами. Такие прически были в моде среди роялисток. У нее было много всяких украшений — розочки, ленты и даже одна крошечная бабочка. В то утро она выбрала самое блестящее из них. В ушах, почти невидимые под локонами волос, поблескивали изумрудные серьги.

Она пристально смотрела на запертые двери, по которым уже начали стучать прикладом мушкета. В руке у нее был зажат расшитый кружевами носовой платок. Она казалась такой хрупкой и беспомощной. Еще мгновение, и с ней случится обморок. У Джулий защемило сердце. Она была вне себя от мысли, что кто-то смеет пугать мать.

Кэтрин, одетая в тафту бронзового цвета с широким кружевным воротником, напротив, держалась совершенно невозмутимо, несмотря на свой почтенный возраст. Она обратилась к невестке слегка хриплым голосом:

— Ради Роберта и короля возьми себя в руки.

Анна кивнула. Во время предыдущих набегов круглоголовых она лежала в постели, оправляясь после выкидышей, которые явились результатом этих потрясений. Служанка задергивала ее кровать шторой, чтобы она не видела, как эти люди роются в ее шкатулке, платяном шкафу и сундуке. Во время этих обысков у нее пропало немало драгоценностей.

И вот теперь ей пришлось столкнуться с участниками налета лицом к лицу. Она едва держалась на ногах. Однако упоминание Роберта придало ей сил. Невероятно, но она представила себе его лицо в самый интимный момент, когда они оба лежали на широком и теплом брачном ложе. Ее нервы так напряглись, она так хотела бы видеть мужа рядом с собой, что чуть было не закричала. Тем не менее Анна помнила, что будь он здесь, ему пришлось бы вступить в бой за свою свободу; поэтому было лучше, что он уже покинул Сазерлей. Расправив плечи, она велела служанке открыть двери. Она впервые с того момента, когда ей сообщили ровно в полночь, что круглоголовые должны прийти в дом, успокоилась. Ее голос более не дрожал.

— Открой дверь, Джоана.

Джулия, которая хотела было броситься к матери, замерла на месте, понимая что ее не ждут здесь, так как взрослые считают ее еще маленькой. Она уставилась на двери, сжимая рукой деревянный листик. Служанка отодвинула засов и повернула большую ручку в виде кольца. Как только двери открылись, женщина бросилась назад и заняла свое место среди других служанок.

Большая тень упала на мраморный пол в клеточку, и в зал вошел парламентский офицер громадного роста. На его ногах — большие сапоги с раструбами. Он шел, позвякивая шпорами. Мрачное выражение его лица ясно говорило о том, как он недоволен, что его не сразу впустили в дом. Приблизившись к обитателям дома, он положил руку на эфес сабли и остановился. Вслед за ним в зал прошел сержант и стал рядом с офицером. Через открытые двери виднелся строй, состоящий из дюжины солдат.

Офицер круглоголовых вежливо обратился к Анне:

— Вы миссис Паллистер?

— Да.

— Я капитан Хардинг, — он угрожающе нахмурился. — Почему вы не открыли двери сразу?

Она окинула его холодным взглядом. Могла ли она сообщить ему о том, что упала в обморок, направляясь в зал? Кэтрин привела ее в чувство, подняла на ноги. На ее счастье, свекровь стала отвечать на вопросы офицера.

— На то были свои причины, капитан, — Кэтрин, прямая как свеча, высокомерно смотрела на офицера. — В этом доме принято, что привратник сообщает о прибытии гостей конюху, а он уже оповещает нас. Сейчас смутное время, а у нас в доме одни женщины. Нам приходится принимать меры предосторожности. Моя невестка сначала выглянула из окна своей комнаты на верхнем этаже и убедилась, что солдат возглавляет офицер.

— Хм, — ему казалось, что более вероятным объяснением задержки являлось высокомерие этой женщины, но он не стал говорить об этом вслух. — Должен сказать, мне кажется странным то обстоятельство, что все обитатели дома уже на ногах в столь ранний час, — его циничный взгляд остановился на Кэтрин. — Даже вы, мадам.

— Я проснулась пораньше, чтобы помолиться, — невозмутимо отвечала Кэтрин.

— У вас такая привычка?

— Да, — она говорила правду, так как действительно каждое утро молилась в своей комнате, стоя на коленях, а потом вновь ложилась в постель. Только в это утро, вместо того чтобы лечь опять, она оделась и спустилась вниз к завтраку. Она считала, что если бы ее невестка поела вместе с ней, то не упала бы в обморок. К тому же Анна практически не спала всю ночь, лишь вздремнула немного после того, как закончились все приготовления для встречи круглоголовых. Если бы не их друг, который прислал им своего человека с сообщением о предстоящем визите, солдаты застали бы Сазерлей врасплох.

Капитан Хардинг вновь обратился к Анне:

— Так где же ваш муж? Ведь все остальные обитатели дома, кажется, на месте.

Она старалась держаться как можно естественней, но это ей не очень удавалось.

— Хозяина Сазерлея в данный момент здесь нет.

Кэтрин заговорила опять своим невозмутимым голосом.

— Мой сын охотится неподалеку отсюда, — она знала, что у невестки язык не повернется, чтобы соврать что-нибудь, но сама не видела во вранье большого греха в таких чрезвычайных обстоятельствах.

Взгляд капитана выражал недоверие:

— Я полагаю, что он уже нарушил пятимильный запрет.

Кэтрин вздернула подбородок:

— Что дает вам право так говорить? Мой сын никогда не нарушал закон и регулярно платит за то, что остался верен казненному королю Карлу!

Капитан презрительно фыркнул:

— Этот царствующий тиран был ядом, который отравил всю страну. Теперь у нас свобода.

— Свободой пользуются только те, чьи религиозные взгляды совпадают с вашими!

Его ответ прозвучал, словно выстрел из мушкета:

— Хочу напомнить вам, мистрис, что гражданская война никогда бы не началась, если бы правящий страной деспот не стал навязывать парламенту и народу свои религиозные и светские убеждения!