После этого она нашла серьги, соответствующие цвету платья, и, взяв в руки зеркальце, критически осмотрела себя. Ее взгляд выражал крайнюю степень нервозности. Она даже моргнула несколько раз, как будто это могло помочь избавиться от застенчивости. Что за трусиха она такая! Но она все равно добьется от Мейкписа разрешения на переезд в деревенский дом, пусть даже ей придется ради этого стать перед ним на колени. Прежде всего им нужна крыша над головой, ради этого ей придется смирить свою гордыню. Выйдя из комнаты, она спустилась вниз по черной лестнице, чтобы, не дай бог, не встретиться с Джулией. Выполнив свою миссию, она вновь поднимется в апартаменты Кэтрин и извинится за то, что опоздала к ужину.

Мейкпис ждал ее в Королевской гостиной. Он оделся во все черное. Лишь широкий воротник камзола был белого цвета. Уокер мог бы носить одежду темно-коричневого или темно-зеленого цвета, как это делали многие пуритане, но он придерживался черного ради самодисциплины. Лорд-протектор мог позволить себе кружевные рукава и украшенные бахромой бриджи, но сам Уокер считал, что любое украшение станет первым шагом к его моральному падению. А впоследствии его безусловно ждет пропасть. Поджидая Анну, он не отказался бы от бокала вина, но частое злоупотребление алкоголем могло привести к пьянству и потворству своим слабостям. Уокер взглянул на часы. Без одной минуты восемь. Он не терпел, когда люди опаздывали, ибо это говорило об их разболтанности, и надеялся, что леди Паллистер придет вовремя.

Уокер прогуливался по залу, когда увидел ее, идущую по коридору от черной лестницы в соответствии с правилами, установленными им. Кроме того, Анна явилась ровно в установленный час. Выглядела она превосходно. Обладая от рождения отменным вкусом, он сразу же отметил, что на ней замечательное платье, но еще больше поразила его красота этой женщины — ее серые глаза, просвечивающиеся сквозь тонкую материю белые плечи и грудь превосходной формы.

Он поклонился:

— Добрый вечер, мадам.

— Добрый вечер, сэр, — она взяла его под руку, и он повел ее к столу. Войдя с ним в Большой зал, она с волнением увидела серебряную посуду. Их собственная давно была конфискована круглоголовыми. Она заметила также дорогие средневековые гобелены, которых раньше не было в Сазерлее. Мейкпис, оказывается, человек со вкусом.

Она села в кресло справа от Уокера, который восседал во главе стола, где раньше сидел Роберт. Она уже знала, что его повара хорошо готовят, и у нее появилось ощущение, что Мейкпис сам заказывал блюда.

Так оно и было на самом деле. Получив ее записку, владелец имения решил несколько развлечь Анну. К тому же он не любил есть один, так что ее просьба о встрече предоставляла ему возможность поужинать в обществе красивой дамы. До сих пор он еще так и не познакомился со своими соседями, так как дела по обустройству поместья отнимали все его время. Однако намеревался устроить прием для тех помещиков, которые арендовали земли Сазерлея, и дружески договориться с ними о том, чтобы они вернули ему поля.

— Где вы родились, мистер Уокер? — спросила она после того, как они поговорили о погоде, о саде и о пожаре в Чичестере, во время которого сгорели два дома.

Он сообщил ей о месте своего рождения, добавив, что их родовое поместье гораздо меньше Сазерлея. Он ездит туда раз в год.

— У вас нет детей, сэр?

— Все мои дети умерли в младенческом возрасте. Вам повезло, что у вас есть сын, пусть и непутевый.

— Это ваше мнение, но не мое, — твердо сказала она.

Он в задумчивости смотрел на нее некоторое время. Даже самые кроткие женщины превращаются в тигриц, если им приходится защищать своих детей. Уокер намеревался поднять вопрос о поведении ее дочери, которая отказалась подчиниться ему, но решил пока подождать с этим. Он получал огромное удовольствие от общения с Анной и не хотел портить себе вечер. Ему нравилось, с каким удовольствием она поедает ужин. Он терпеть не мог людей, оставляющих пищу в тарелках, а его вторая жена была именно таким человеком, так что однажды ему пришлось взять кнут и научить ее правилам хорошего тона. Она давилась, но в конце концов усвоила: еда не должна пропадать попусту.

— Я видел в Сазерлее довольно много вышивок. Все они замечательные. Кто этим занимается?

— Я.

Он так и предполагал…

— Это, должно быть, отнимает у вас много времени.

— Когда я вышиваю, я не замечаю, как проходит время. Тогда я думаю только о хорошем и вспоминаю всякие приятные вещи, — она не знала, почему говорит ему об этом. Наверное потому, что они поладили между собой, когда она согласилась уничтожить ту неприличную, на его взгляд, занавеску. Но Анна обманула его и не сожгла дорогую ей вещь. Теперь же любое упоминание о вышивании смущало ее. Чтобы сменить тему, она сообщила ему, что любит еще прогулки верхом, много читает и слушает музыку. Упомянув о музыке, Анна сразу же подумала: а не считает ли он музицирование греховным занятием и бесплодным времяпрепровождением? Но, кажется, он так не думал, ибо спросил у нее, играет ли она на каком-нибудь музыкальном инструменте, и после ее утвердительного ответа, попросил ее поиграть на спинете[5] после ужина.

— Как чувствует себя госпожа Кэтрин? — спросил он, когда подали спаржу. Такую вкусную она еще никогда не пробовала.

— Рада сообщить вам, что свекрови стало немного лучше.

— Вы думаете, что она скоро поправится?

— Ей уже никогда не быть такой, как раньше. Завтра мы попробуем посадить ее в постели. Когда нам придется покинуть этот дом, мы должны будем нести ее на руках, так как она давно уже не может подниматься по лестнице и спускаться вниз.

— Мои слуги помогут вам. Они сделают носилки.

— Вы так добры.

— Вы уже решили, где будете жить?

— Пока нет.

Наступила тягостная пауза.

— Вы родились в Сассексе, миссис Паллистер?

— Нет, я родилась в соседнем графстве, Хэмпшире. Мои родители переехали в Чичестер, когда мне исполнилось двенадцать лет.

Она говорила и говорила, а он внимательно слушал, радуясь тому, что ему более не придется переживать неприятные минуты во время их разговора. Его крайне заинтересовало то обстоятельство, что ее родные являлись пуританами, и он решил, что эту славную женщину сбил с пути истинного ее муж, приверженец англиканской церкви. Она ничего не знала о своих родственниках, живущих в Новом Свете. Ему пришлось просветить ее насчет того, как обстоят дела в Плимуте, ибо он дружил с одним капитаном, который много раз плавал на своем корабле до мыса Код и назад. Этот разговор весьма сблизил их, и, направляясь в Королевскую гостиную, они уже беседовали между собой как друзья.

— В следующий раз, когда капитан Кроухерст окажется в Англии, я приглашу его сюда пообедать, — сказал он, подавшись вперед в кресле. Они сидели напротив друг друга. — Тогда вы сможете познакомиться с ним. Возможно, он знает ваших родственников.

Полагая, что Уокер достаточно размяк после обильного ужина с вином, она решила, что пора говорить о самом главном.

— Это крайне обрадовало бы меня, но вы, кажется, забыли, что мне осталось жить в усадьбе всего две недели.

Упоминание о том, что вскоре он будет лишен ее приятного общества, расстроило его.

— Ах да, конечно, — выпалил он. — Я совсем забыл об этом.

— Тем не менее я бы не хотела упустить такую возможность. При некоторых обстоятельствах я все же могла бы встретиться с капитаном.

Он откинулся в кресле и настороженно посмотрел на нее. Он не продлит срок их пребывания в Сазерлее.

— И что же это за обстоятельства, миссис Паллистер?

— В деревне есть пустующий дом, — она изо всех сил старалась говорить ровным голосом. — Это кирпичный дом в Брайер Лейн. Если бы вы разрешили мне арендовать его, это решило бы все наши проблемы.

Он не сразу ответил ей, так как раздумывал над тем, чем может обернуться для него такая ситуация. Все дома в деревне стояли на земле Сазерлея. Он осмотрел их — как пустые, так и те, в которых жили люди. Уокер встретился с пуританским священником, сообщившим ему все необходимые сведения о деревенских жителях. В основном они являлись роялистами и поддерживали короля во время войны. Уокеру не нравилась та мягкотелость, с которой относился к ним священник. Этого доброго парня придется убрать из деревни. Сам он не мог примириться с теми пуританами — а их было немало, — которые считали, что все люди братья. Наряду со многими землевладельцами из числа сторонников парламента он с беспокойством следил за ростом всяческих сект, в которые объединялись простые люди, опасаясь анархических проявлений в обществе. Даже если такие опасные идеи и не достигли пока провинциального Сассекса, отдать Паллистерам дом в Брайер Лейне значит создать монархистский центр, вокруг которого объединятся люди, недовольные новым хозяином Сазерлея.

— Почему вы хотите жить здесь, а не в Чичестере? — спросил он.

Она видела ожесточение в его взгляде и то, как он сжал губы, но все же продолжала настаивать на своем.

— На то есть свои причины. Свекровь и дочь не хотят покидать Сазерлей. В настоящее время, признаться, я осталась без всяких источников дохода, а за деревенский дом не придется платить больших денег. Нам не по карману будет снимать такой же большой дом в Чичестере.

На этот раз он ответил ей, не задумываясь:

— Вы требуете от меня невозможного, мадам. Не знаю, когда устанавливались ренты в Сазерлее, но я позаботился о том, чтобы их подогнали к современному уровню арендной платы. Дом, о котором вы говорите, слишком хорош для того, чтобы пустовать. Я хочу продать его — без земли, разумеется, — какому-нибудь достойному господину за приличную цену. Но где-нибудь в глуши должны быть домики, где вы сможете жить практически даром.

Она знала, что это за домики — с соломенными крышами, требующие ремонта, с крохотными окнами и уж, конечно, без конюшен. А куда денет Джулия своих лошадей? В конечном итоге многое, если не все, зависело от денег. Роберт, отправляясь в Уорчестер драться за короля, взял с собой немало золота, а потом пришлось выделить большую сумму Майклу, чтобы он мог добраться до Франции. У Анны еще оставалось кое-что, да, кроме того, в саду Роберт закопал ценную тарелку, надеясь, что когда-нибудь она вновь будет украшать стол в Большом зале. Но и оставшееся золото, и тарелка по праву принадлежали Майклу.