— В этом доме живут порядочные и честные люди, сэр! Неужели вы вообразили, что я могу ложно назвать больной мать моего покойного мужа, женщину, к которой я испытываю самые глубокие чувства?

Он склонил голову, ибо понял, что перед ним женщина, которая не умеет лгать.

— Возможно, я слишком поспешил с выводами, мадам, но меня предупреждали, что обитатели Сазерлея могут пойти на все, лишь бы продлить свое пребывание в усадьбе.

— Здесь вас не станут обманывать.

— Хорошо. Тем не менее я не могу принять никакого решения, не повидавшись с больной и не выслушав заключение врача. Помните, что меня оскорбила ваша своенравная дочь, когда я еще не успел переступить порог этого дома.

— Она любит Сазерлей.

Он понял, что Анна не собирается извиняться за поступок своей дочери. Несмотря на свою неврастению, Анна Паллистер не теряла присутствия духа, что можно было понять и по ее голосу, и по тому, как она сжимает в руках свой кружевной носовой платок. В годы войны он понял, что на поле сражения геройские поступки совершают зачастую самые кроткие люди. Без сомнения, эта женщина проявляла в данный момент героизм.

— Кто ведет дела в этом доме? — спросил он, переводя разговор на более житейские темы.

— Этим занимаюсь я сама. Если вы хотите взглянуть на книги учета, то я покажу их вам в библиотеке, которая расположена на первом этаже.

— Я уже побывал там. После того как я ознакомлюсь с ними, я, возможно, задам вам несколько вопросов, так что не уходите далеко.

— Оставите ли вы нам мебель и гобелены?

— Нет, мадам. Только личные вещи. Если у вас есть какая-то мебель на чердаке, то ее вы можете взять с собой. Однако, коли вы будете настаивать, что те или иные предметы представляют для вас особый интерес, я могу отдать их вам, — он ожидал, что она начнет благодарить его, но ничего подобного не произошло. Она просто рассеянно окинула комнату взглядом, пытаясь увидеть хоть что-то, чем бы она не дорожила. Тут Уокер вспомнил о своем решении спать именно в этой комнате: — Я решил, что эта спальня подходит мне. Пришлите сюда служанок. Пусть они приготовят мне постель и сменят занавеску. Надо сюда повесить что-нибудь попроще.

Она взглянула на занавеску:

— Я бы хотела забрать ее с собой.

— К сожалению, не могу разрешить вам сделать это. Ее нужно немедленно сжечь.

Анна ужаснулась:

— Но ее вышивали к свадьбе моей свекрови лучшие вышивальщицы королевы Елизаветы. Госпожа Кэтрин не спала на этой кровати, потому что овдовела еще до того, как дом был достроен, но эта занавеска, равно как и резная решетка — два наиболее почитаемых произведения искусства в Сазерлее.

— Эта занавеска, мадам, подходит только для борделя.

Она в недоумении смотрела то на него, то на занавеску.

— Но на ней изображены всего лишь ликующие люди.

— Вы рассуждаете как невинный ребенок, и не понимаете, что ее предназначение — вызывать в людях похотливые чувства. Если бы я не знал, что у вас есть дети, то принял бы вас за девственницу.

Он видел, что она смущена его словами, которые подействовали на нее так, будто он расстегнул ей платье. Лицо женщины вспыхнуло, затем вновь побледнело. Он испытал желание прикоснуться к ее обнаженному телу и увидеть на ее лице выражение стыда и удовольствия.

— Я пришлю сюда служанок, чтобы они сняли занавеску и сделали все так, как хотите вы, — отвечала она с достоинством. — В шкафу висят мои платья, которые тоже необходимо убрать отсюда. После того как я покажу вам книги учета в библиотеке, мне надо будет вернуться к постели моей свекрови. Она, я, моя дочь и наша родственница — все мы живем в западном крыле. После того как вы поговорите с доктором, я проведу вас по той части дома. А до этого не ходите туда, пожалуйста.

— Не возражаю.

Он смотрел ей вслед. Волосы у нее на затылке были завязаны в тугой пучок сеточкой из шелковых ниток. Это считалось вольностью и поощрялось пуританами не больше, чем ленточки, украшающие платье Джулии. Он вспомнил слова Анны о своих платьях в шкафу. Он открыл его и увидел три платья, висящие на плетеных вешалках. Подняв крышку сундука, он также обнаружил там одежду. Уокер непроизвольно сунул руку в сундук, схватил верхнее платье и прижал его к своему лицу. Он тут же ощутил аромат вербены, воспринятый им как запах самой Анны Паллистер.

ГЛАВА 9

И лишь благодаря Джулии драгоценную занавеску не сожгли. Услышав от Анны о случившемся, она сразу же собрала служанок и научила их, что нужно делать. Занавеску и некоторые другие постельные принадлежности бросили в мешок, предназначенный для огня, но в последний момент Джулия заменила ценные вещи какими-то тряпками наряду с одним из своих вышиваний. Так что, когда Мейкпис пришел проверить, выполняются ли его указания, он увидел обгорелые клочки ткани, прошитой серебряными нитками и подумал, что Анна в точности исполнила его волю. После этого она очень выросла в его глазах. Очевидно, она признала в нем хозяина. Без сомнения, ее муж не терпел никаких возражений и научил жену послушанию.

Уокер отправился к Кэтрин еще до того, как доктор покинул усадьбу, но старая леди находилась в полуобморочном состоянии и не могла говорить с ним. Доктор заявил, что, как и предполагала Анна, с Кэтрин случился легкий удар.

— С ней это происходит уже не в первый раз, — объяснил доктор к полному удивлению Анны. — У нее уже были сердечные приступы, после которых она испытывала головокружения и даже теряла сознание, но ваша свекровь взяла с меня слово, чтобы я не говорил вам об этом до тех пор, пока ее здоровье не ухудшится, — его доброе лицо, похожее на красную вишню среди зарослей белого, достигающего плеч парика, имело необычно мрачное выражение. Его волновало не столько состояние пациентки, которая непременно должна поправиться, сколько пребывание пуританина в Сазерлее. О цели визита незнакомца он уже был наслышан. — Пока что это самый серьезный приступ, и она сейчас очень слаба, но, если ей окажут хороший уход и у нее больше не будет повода для волнения, ваша свекровь выздоровеет.

— Как долго она будет выздоравливать? — бесцеремонно осведомился Мейкпис.

— Не могу сказать вам точно, мистер Уокер, но вы проявили бы милосердие, если бы разрешили ей пробыть здесь еще четыре недели. Но даже и по истечении этого срока она вряд ли сможет ходить.

— Я так и думал, — заметил Мейкпис недоверчиво.

Лицо доктора потемнело от гнева.

— Мне не нравится то, что вы не верите мне, сэр. Хотя я и предан этой семье, я сказал бы то же самое, если бы госпожа Кэтрин была сторонницей парламента.

Мейкпис сделал жест рукой, говорящий о том, что извиняется за допущенную ошибку и больше не сомневается в искренности доктора.

— В таком случае, я дам миссис Паллистер четыре недели, чтобы она могла поставить свою свекровь на ноги, но ни дня больше, в каком бы состоянии ни находилась больная.

Будучи хорошо воспитанным человеком, Анна не стала говорить пуританину все, что она думает по поводу той уступки, на которую он пошел. Когда доктор покинул дом, Мейкпис попросил Анну показать ему спальные комнаты, занимаемые ею и девушками. Обнаружив, что все комнаты находятся в западном крыле, он решил лишить их одной спальни.

— Ваша дочь и ее кузина могут спать в одной комнате, — сказал он, когда обход закончился, и они остановились возле резной решетки. Он видел, как она морщит лоб, напрягая мысли, и подумал, что ее, вероятно, беспокоит, как отнесется к этому своенравная Джулия, но после минутного раздумья Анна беспрекословно повиновалась ему. Казалось, что после того, как она добилась отсрочки, все силы покинули ее.

— Я позабочусь об этом, — сказала она вяло.

— Пока вы и члены вашей семьи будут находиться в этом доме, — продолжал он, — я хотел бы, чтобы вы пребывали исключительно в западном крыле и пользовались только черным ходом. В таком случае вы не будете мешать мне обустраивать дом. Я полагаю, что вы захотите сохранить при себе горничную, но она не должна занимать комнату, где я поселю своих слуг. Так что пристройте ее где-нибудь у себя, — он замолчал, но не услышал никаких возражений. Она покорно стояла перед ним, глядя в пол. — А теперь будьте добры, мадам, послать ко мне вашего управляющего. Я буду в комнате, выходящей окнами на юг, к западу от парадного входа.

— Мы называем ее Королевской гостиной. Сама королева Елизавета однажды приезжала сюда.

— В самом деле? Я стану называть ее Южной гостиной, — он повернулся к лестнице и услышал слова Анны:

— У нас нет управляющего. Я сама занималась хозяйством после того, как началась война. Не в угоду вам, но ради благополучия моей семьи я буду вести дела до прибытия вашего управляющего.

Он остановился, взялся рукой за перила лестницы и посмотрел на Анну, гадая, какого труда стоит ей сохранять присутствие духа. Свет падал на нее сквозь решетку, волосы ее блестели. Анна была настолько изящна и грациозна, что выглядела моложе своего возраста. Он вновь испытал к ней физическое влечение, которое лишь являлось доказательством того, что женщина — дьявольское создание. Он был согласен с некоторыми радикалами, которые считали, что у женщины нет души, ибо она создана исключительно для потребностей мужчины. Уокер без труда убедил себя в том, что вместе с приобретением Сазерлея он непременно должен обзавестись третьей супругой. Но он тотчас взял себя в руки. Жениться на роялистке! Никогда!

— В таком случае, миссис Паллистер, сами проинструктируйте ваших слуг и велите им открыть все запертые помещения в вашем доме. Пусть они приведут их в порядок. Можете распоряжаться и моими слугами, когда они прибудут сюда.

В тот вечер он сидел во главе стола в Большом зале и ел ужин, приготовленный специально для него. Еда ему понравилась. Две служанки, приставленные к Уокеру, время от времени кидали на него взгляды, полные ненависти, но не стучали о стол тарелками, из чего он заключил, что Анна заранее поговорила с ними на эту тему. Ему это нравилось, ибо доказывало, что она не терпит разгильдяйства даже при таких суровых обстоятельствах. Затем он пошел в спальню и отлично выспался на массивной кровати с новой занавеской из зеленого бархата. Жизнь в Сазерлее вполне устраивала его. Его лондонская квартира никогда ему не нравилась, а каменный старый дом в Кембрии продувался насквозь всеми ветрами. Кроме того, земля в его усадьбе не давала богатых урожаев, хотя и обеспечивала ему скромный достаток. В то время как земли Сазерлея были мягки, словно пух.