— Нет. Он говорит, что она будет готова только к концу следующей недели.

— На твоем месте я подождала бы и потом посмотрела, как твое вышивание подойдет к раме.

— Так я и сделаю.

Ридли собирался принести раму в дом после того, как отполирует ее, полагая, что дамы Паллистер сначала взглянут на нее, а потом уже будут смотреть, подойдет ли к ней работа Джулии, но девушка опередила его. Он дремал, сидя на стуле в своей мастерской и положив ноги на скамью, когда дверь открылась и вместе с потоком солнечного света в помещение ворвалась Джулия.

— Я разбудила тебя? О, извини, пожалуйста!

Он с грохотом опустил ноги на пол и быстро встал.

— Разбудили меня? Нет, мисс Джулия. Я просто раздумывал кое о чем с закрытыми глазами. Вы пришли за своей рамой?

— Да. Она готова? — Джулия радостно улыбалась.

Доставая с полки раму, он вдруг осознал, что девушка стала настоящей красавицей. Какая у нее белая кожа, темно-синие глаза и великолепные волосы! От симпатичного ребенка осталась только горделивая посадка головы. Этим Джулия напоминала ему старую леди и неизменно вызывала улыбку.

— Вот она, мисс Джулия, — сказал он, отдавая ей раму. — Дверца пока что отделена от нее. Вы заберете и ее тоже?

— Да, если можно. Рама выглядит замечательно. Какой ты умный!

Она выскочила так же театрально, как и влетела в мастерскую, держа раму и дверцу над головой и пританцовывая при этом. Он слышал ее громкое пение, когда вновь приступил к работе после короткого отдыха.

Подпрыгивая и кружась, Джулия продолжала свой путь. Ее шафрановая верхняя юбка и нижние разлетались в разные стороны, открывая ноги в белых чулках, при этом подвязки исполняли свой собственный странный танец. Приподнятое настроение девушки объяснялось тем, что день во всех отношениях выдался на славу — отличная погода и более счастливая атмосфера в Сазерлее благодаря тому, что ее мать наконец излечилась от своей тоски.

Радовалась она еще и тому, что Грэсхэм-колледж, находящийся в Лондоне, предложил Кристоферу, которого девушка очень давно не видела, возглавить кафедру астрономии. Оказывая эту честь такому молодому человеку, они тем самым подтверждали, что с большим уважением относятся к нему. Джулия не представляла, как он может покинуть столь любимый им Оксфорд, но потом вспомнила, что как-то раз Кристофер назвал Лондон самым потрясающим городом из всех, в которых ему приходилось жить. Наиболее важным для нее лично являлось то, что он обещал навестить своих добрых друзей в Сазерлее, как только обоснуется в столице.

Она все пританцовывала и пританцовывала, продвигаясь к дому по дорожке. Беззаботная и легкая как бабочка, она перепрыгнула через канаву в кустах и вдруг увидела прямо перед собой разгоряченную лошадь.

Всадник тотчас же натянул поводья. Зазвенела уздечка, зашуршал гравий под копытами лошади. Испуганная Джулия отскочила в сторону, прижимая к груди раму и дверцу, словно щит. Несколько секунд она смотрела на всадника, а он на нее, не в силах вымолвить ни слова. Девушка видела перед собой его черные проницательные глаза. Он был одет в бархатный камзол цвета сливок и широкополую шляпу с пером, такую же черную, как его волосы и великолепный конь, на котором он восседал. Ей показалось, что это фыркающее и сверкающее глазами животное выглядит так же свирепо, как и всадник. Но кто же этот красивый молодой человек воинственной наружности? Кем бы он ни был, решила она, с ним лучше не связываться.

— Позвольте представиться, мисс Джулия, — он обладал приятным низким голосом и говорил как и подобает джентльмену. Сняв шляпу, молодой человек прижал ее к груди: — Я Адам Уоррендер из Уоррендер Холла.

Кровь отхлынула от ее лица, она затрепетала. В последний раз он говорил с ней лет восемь назад, сидя верхом на своем белом как жемчуг пони. Теперь она узнала его, хотя и не видела ни разу после той встречи в Чичестере. Во время войны, в которой принимал такое активное участие его покойный отец, он безвыездно находился в Кембридже, который так же был предан Кромвелю, как Оксфорд королю. Гигантской хлопушкой взорвались в ней ярость, ненависть и изумление. Она покраснела, глаза ее засверкали. То, что он посмел приехать сюда после всего, что случилось, не укладывалось в ее голову. Она хотела только одного — чтобы он поскорее убрался отсюда.

— Мы не примем вас в Сазерлее, Адам Уоррендер! Я имею право заявить это в отсутствие моего брата!

Нахмурясь, он надел шляпу на голову:

— Я не могу повиноваться вам. Мне нужно поговорить с миссис Паллистер.

С матерью? Он хочет обидеть человека, за которого она готова умереть!

— Вы близко к ней не подойдете! — закричала она. — Вы и ваши родственники и так уже причинили ей много горя! Я не позволю вам издеваться над ней. Поворачивайте назад! Уезжайте отсюда немедленно!

Паника охватила ее, и она швырнула в Адама рамой, которая, впрочем, не долетела до своей цели, и, как стрела, впилась в плечо лошади, повисела несколько секунд, а затем упала на землю. Джулия вскрикнула, словно сама испытала боль. Разгоряченное животное, обезумевшее от неожиданного нападения, встало на дыбы и дико заржало, перебирая копытами и закатывая глаза, в то время как побледневший от гнева всадник изо всех сил старался удержаться в седле. Она хотела броситься к лошади и успокоить ее, но Уоррендер крикнул ей, чтоб она держалась подальше от разъяренного животного.

— Пошевелите мозгами! Вы же опять подвергаете себя риску.

Она сердито посмотрела на него, считая, что он слишком горд и лишь поэтому не позволяет ей сделать то, что она хочет. Ничто так не обрадует ее, как его падение с лошади. Она полагала, что он догадывается об этом. Прицелившись получше, она швырнула в юношу дверцей, стараясь на этот раз не попасть в лошадь. Дверца задела краем его по щеке. Хлынула кровь.

— Дикая кошка! — зарычал он в ярости.

Лошадь, увидя брошенный предмет, вся напряглась и была готова сорваться с места. Адам Уоррендер изо всех сил пытался сдержать ее, но, к несчастью, в этот самый момент перед ними пролетела большая птица, шумно хлопая крыльями. Фыркнув, животное сделало большой скачок вперед и галопом помчалось по дорожке парка к воротам Сазерлея, унося с собой негодующего седока.

Джулия замерла на месте и стояла в полной тишине, скрестив руки на груди и тяжело дыша. Впервые в жизни она испытала вкус мести, однако ее радость омрачилась страданием бедной лошади. Она никогда раньше не причиняла боли животным. Понимая, что рана совсем незначительна, девушка тем не менее очень переживала. Другое дело — щека Адама. На ней может остаться глубокий шрам. Ну и пусть. Будет знать, как приезжать в Сазерлей.

Расколотая в щепки рама лежала на дорожке. Девушка подняла дверцу, которая не пострадала. Немного придя в себя, она направилась к мастерской Ридли. Тот строгал доску рубанком, повсюду валялись стружки. Увидя ее, он прекратил работу.

Джулия заговорила тихим голосом:

— Боюсь, что тебе придется сделать мне новую раму, Ридли. Та, которую ты мне дал, сломалась.

— Что! Вы так резвились, что упали вместе с ней?

— Нет, я запустила ею в хозяина Уоррендер Холла. Его лошадь понесла.

У Ридли отпала челюсть от удивления. Она боялась, что он начнет смеяться, однако его лицо выражало страх.

— Мисс Джулия! Что вы наделали?

— Это еще не все. Я задела его дверцей по щеке. Из нее пошла кровь.

Ридли застонал и начал качать головой.

— Покойный полковник Уоррендер был самым влиятельным сторонником парламента в нашей стране. У него имелось много высокопоставленных друзей. Теперь все это перешло к его сыну. Если полковник был злейшим врагом Сазерлея, подумайте, какой вред может причинить нам его сын после того, что произошло сегодня.

Эти мрачные слова заставили ее сердце сжаться, но она продолжала настаивать на своем:

— Я признаю, что вела себя неосмотрительно, но как член семьи Паллистеров я не могла впустить его в наш дом. Ни один Уоррендер не должен входить в него.

Ридли тяжело вздохнул и взял у нее из рук дверцу.

— Она немного поцарапана, но я легко смогу отполировать ее. Раму начну делать завтра.

Тем же путем, что и прежде, девушка направилась к дому.

ГЛАВА 8

Как обычно, Джулия сразу же побежала к Кэтрин, чтобы рассказать ей первой о случившемся. Успокоившись, она подробно поведала обо всем бабушке, не упустив и предостерегающих слов Ридли.

— Лошадь легко ранена и не стоит обращать внимание на слова Ридли, — убеждала внучку Кэтрин. В силу какого-то нездорового любопытства ей хотелось увидеть внука Гарри. Так как он, вероятно, пошел по стопам своего отца, ей доставило бы большое удовольствие выгнать его из Сазерлея. Она не могла винить Джулию за ее необдуманные действия, ибо сама поступила бы точно так же, если бы была в возрасте внучки. — Но только ничего не говори матери. Не стоит беспокоить ее по пустякам.

Несмотря на убежденность Джулии в том, что Адам Уоррендер больше не вернется после такого позорного бегства, Кэтрин послала ее к привратнику и велела передать ему, чтобы он не открывал ворота врагу Сазерлея. Привратник понял все буквально. Когда слуга принес из Уоррендер Холла письмо, адресованное Анне, он отказался впустить этого посланника и не принял письма. Слуга ускакал прочь, не выполнив свою миссию.

Это второе оскорбление, последовавшее за первым, больно ранило хозяина Уоррендер Холла. В ярости он написал письмо в Вестминстер. Затем занялся делами своего покойного отца и стал готовиться к отъезду в Кембридж. Большие перемены должны были произойти в Сазерлее. Когда он снова вернется домой, то станет на досуге наблюдать за событиями, происходящими там. Больше уже никто не посмеет преградить ему путь в эту усадьбу, и ему не нужно будет опасаться той красивой девушки с волосами, пылающими, как осенняя листва на деревьях.