— Они опять пойдут против меня, — говорил он, — убейте их всех до единого.

— Мы убьем их после, — осмелился ответить ему министр Правой Руки, один из высших сановников даири, — а сейчас эти десять тысяч человек составляют для нас драгоценное подкрепление.

Тогда микадо воскликнул:

— Пусть ко мне приведут Гиэяса, пусть ему выколют глаза, вырвут внутренности, разрежут его на куски.

— Со временем, — сказал в свою очередь министр Левой Руки. — Теперь Гиэяс не в нашей власти.

— Соберите всех воинов, князей, министров, — вскричал тогда микадо, — я хочу возвестить им мою волю.

На это нечего было возразить. Но все очень удивились, что у микадо явилась воля и он выразил желание произнести речь. Подобной вещи не видали с тех пор, как генерал Иоритомо, в царствование Тсутси микадо, отразил вторжение монголов и получил за это подвиг титул сегуна. С тех пор сегуны царствовали от имени микадо, которые никогда не думали отнимать скипетра, переданного им в другие руки. Неужели истинный государь пробуждался наконец от своего долгого сна? Неужели он хочет взять в свои руки власть и самолично управлять государством? Министры переглядывались между собою, почувствовав смутный страх, другие из них тайно сочувствовали Гиэясу, другие остались верны династии микадо, но у них не хватало энергии, и они опасались всякого восстания против властителей армии.

Но если уж сыну богов пришла мысль повелевать, то приходилось повиноваться. Поспешили созвать вельмож и воинов в самый обширный зал замка. Микадо сел, скрестив ноги, на возвышении, окруженном маленькой оградой. Вокруг него расправили складки его платья; затем на полу сели вельможи, держа перед собой узкий и длинный веер, чтобы образовалась преграда между их взглядом и лицом государя.

Здесь были принц Нагато, Фару-Со-Шань — предводитель Небесных Всадников, Симабара, генерал Яма-Кава, все министры и все вельможи.

Го-Митсу-Но обвел собрание сердитым взглядом и надул свои щеки, которые были еще бледнее, чем всегда. Затем он так шумно вздохнул, как будто хотел сдуть крошки.

Наконец он заговорил грубо, немножко слезливо.

— Значит, — сказал он, — я больше не государь, я не представитель богов. Меня осаждают, меня оскорбляют, мою особу хотят взять в плен! Я удивляюсь, что вы еще живы! Что все это значит? Разве так поступают с божеством? Я — микадо, то есть верховный владыка, разве вы забыли это? Я сошел на землю для блага людей, тогда как я мог бы быть с моей семьей, на небе. Если будет так продолжаться, я покину вас. Как! Вы не дрожите? О чем же вы думаете? Разве вы не обратили внимания на гневные взгляды моих божественных глаз? Запомните, недавно гора вышла из моря внезапно перед островом Фатсисио, разве это не страшно? И не служит ли это признаком недовольства богов, вызванного людьми? Почва начнет колебаться, и все перевернется. Разве не выпал в окрестностях Осаки, через несколько дней после появления горы из воды, дождь волос? И не предвещает ли он несчастья? Или вы глухи и слепы? Вы закоренели в преступлениях? Вы ничего не боитесь, потому что не дрожите от моего гневного дыхания?

— Мы твои верные слуги, — сказал министр Правой Руки.

— Меня, Го-Митсу-Но, сто девятнадцатого из моего рода, — снова начал микадо, — оскорбили, и если земля не разверзлась на четыре части, то единственное потому, что мои ноги еще касаются ее поверхности, из-за меня она была пощажена. Да, люди, мои подданные, пришли в даири, выломали двери, хотели схватить меня и сделать сына богов пленником! И, чтобы скрыться от них, я должен был бежать. Микадо, бегущий от людей! Я задыхаюсь от негодования. Я погружу вас во мрак, я погашу солнце, опрокину моря и разобью землю на тысячу кусков.

— Мы твои покорные рабы, — сказал министр Левой Руки.

— Если вы мои рабы, то повинуйтесь мне! — воскликнул сын богов. — Я повелеваю, чтобы все было кончено, чтобы война прекратилась, и чтобы все пришло в обычный порядок.

— Божественный государь! Владыка нашей судьбы! — сказал принц Нагато. — Позволяешь ли ты мне говорить в твоем присутствии?

— Говори, — сказал микадо.

— Чудовище, именуемое Гиэясом, — сказал принц, — ничего не боится и оскорбляет богов, однако, если бы отданное тобою приказание было высказано ему перед лицом всей Японии, он был бы принужден повиноваться и согласился бы на мир.

— Объяснись! — сказал микадо.

— Я заявляю с прискорбием, — продолжал принц, — что, несмотря на многочисленные поражения, Гиэяс все еще сильнее нас, число его приверженцев растет с каждым днем; но оно быстро уменьшилось бы и вскоре все покинули бы его, если бы он осмелился открыто воспротивиться приказанию микадо, объявленному всенародно.

— В этом не может быть сомнения, — вскричали министры и вельможи.

— Что же надо сделать? — спросил микадо, обращаясь к принцу Нагато.

— Верховный владыка! — сказал принц. — Я полагаю, что нужно послать во все города, во все местечки глашатаев, которые возвестили бы твою волю. В то же время отправить к Фидэ-Йори и Гиэясу многочисленную депутацию, поручив ей потребовать, чтобы они прекратили войну, ибо такова твоя воля.

— Твой совет будет исполнен, — сказал микадо, — он хорош. В знак благодарности, я даю тебе титул Най-Дай-Тсинь.

— Государь, — воскликнул Нагато, — я не достоин такой чести.

— Скорее отправляйте послов! — сказал микадо. — Не надо больше войны, пусть будет мир и спокойствие, как прежде. Я чувствую себя утомленным всеми этими волнениями, — прибавил он тише, обращаясь к первому министру, — я могу умереть от этого.

Вскоре все разошлись. Выходя из замка, принц Нагато встретил гонца, который искал его.

— Откуда ты? — спросил Ивакура.

— Из Нагато.

И посланный рассказал все события, случившиеся в его владениях: сражения, взятие Хаги, пленение Фаткуры князям Тоза.

— Как! — вскричал Нагато. — Фаткура в руках этого негодяя, который обезглавливает принцев! Я не могу ни на минуту откладывать моей мести. Я сейчас же уезжаю, чтобы освободить ее и заставить этого подлеца дорого заплатить за его преступления и бесстыдство.

Принц осведомился о своем маленьком войске. Он хотел знать, что у него осталось от утреннего сражения. Из двухсот матросов восемьдесят были убиты, пятьдесят ранены, около шестидесяти были в состоянии пуститься в путь.

Райдэн был ранен в руку стрелой, но кость была цела. Матрос велел перевязать себе рану и утверждал, что он не чувствует боли. Он умолял князя взять его с собою.

— Путешествие будет мне полезно, — говорил он, — к тому же нас только шестьдесят, этого мало, чтоб завоевать царство, а при небольшом количестве, одним больше или меньше что-нибудь да значит.

— Мне нужно двадцать тысяч солдат, чтобы идти против Тозы, — сказал принц, — я попрошу их у сегуна, ты видишь, что можешь позволить себе отдохнуть.

— Разве я плохо вел себя, что ты хочешь удалить меня от себя? — сказал Райдэн.

— Нет, храбрый вояка, — сказал принц, улыбаясь, — иди, если хочешь; ты остановишься в Осаке, если твоя рана будет тебя беспокоить.

— Мы отправляемся сейчас? — спросил матрос.

— В уме ли ты? — вскрикнул принц. — Мы провели тяжелую ночь и еще более тяжелый день, ты ранен — и не думаешь об отдыхе! Признаюсь, что если ты неутомим, то я по природе очень беспечный и чувствую себя измученным.

— Если можно спать, то я усну с удовольствием, — сказал, смеясь, Райдэн, — но я еще мог бы продержаться на ногах.

— Где Лоо? — спросил принц. — Я потерял его из виду во время сражения.

— Он спит в одном доме не берегу, и так крепко, что я мог бы взять его и унести, не разбудив. Этот молодой самурай вполне заслужил свой сон, он схватил ружье одного из наших павших товарищей и дрался, как бес.

— Он не ранен?

— К счастью, у него нет ни одной царапины.

— Ну, хорошо, иди к нему и отдохни, завтра мы отправляемся в полдень.

На другой день Нагато пошел проститься с Кизаки. Она вернулась в летний дворец, он нашел ее среди ее женщин.

— Ты уже покидаешь этот город, который обязан тебе победой, не отдохнувши? — сказала она.

— Я удаляюсь со стесненным сердцем, — сказал принц, — но меня зовет суровый долг. Я должен до подписания мира отомстить за оскорбление, нанесенное моему имени, и спасти Фаткуру, мою невесту.

— Как, Фаткура в опасности?

— Она в плену у принца Тоза; вчера гонец привез мне это известие.

— На такие доводы нечего возразить, — сказала царица, — торопись наказать этого негодяя, и да хранит тебя бог битв.

Когда она это говорила, голос ее немного дрожал. Опять он подвергается опасности, опять рискует жизнью, может быть, умрет.

— Я считаю себя непобедимым, — сказал Нагато, — меня охраняет всемогущая богиня.

Кизаки попыталась улыбнуться.

— Желаю тебе восторжествовать и скорее вернуться! — сказала она.

Принц ушел. Прежде чем выйти из зала, он еще раз взглянул на нее, сердце его замерло от смутного беспокойства.

— Каждый раз, когда я расстаюсь с ней, мне кажется, что больше не увижу ее, — бормотал он.

Она тоже смотрела на него, смущенная тем же тяжелым чувством, она прижимала к губам кончик веера, подаренного ей принцем. Он исчез.

В тот же день он приехал в Осаку и тотчас же отправился к сегуну.

— Это ты! — радостно вскричал Фидэ-Йори. — Я не надеялся увидеть тебя так скоро. Твое присутствие служит для меня поддержкой среди одолевающей меня тоски.

— Как! — сказал Ивакура. — Мы победили, а ты печален.

— Что ты говоришь, друг? Правда, Йокэ-Мура прогнал врага из деревни, которую он занял возле Осаки, но Гарунага был совершенно разбит, когда напал на Ямазиро. Две трети государства в руках врагов.

— Ничего! Мы победили в Сумиоси, вызвали беспорядок в лагере Гиэяса, восторжествовали в Киото, и сын богов, выйдя на минуту из своего оцепенения, отдал приказ обеим сторонам помириться.