Утром Николай даже не вспомнил о том, что ему снился сон. Валентина Ивановна больше ни о чем не спрашивала сына.

Тем не менее, механизм «обратного счета» был запущен. Память начала восстанавливаться самопроизвольно, без внешних толчков и подсказок. Телевизор становился для Николая стандартным, обычным средством информации. Николай вспомнил почти всю свою жизнь. Да, он известный физик. Учился и всю жизнь проработал в высшем учебном заведении. Десять лет руководил огромным научным и учебным комплексом. Он много работал за границей. В основном, во Франции и в Швейцарии. У него была семья — жена, кажется, Татьяна Видова и сын — Василий Большаков. Они жили в большой квартире. Только где, он не помнит. Почему он один живет у матери почти два года? Не работает? Что с ним произошло? Мать ничего толкового объяснить не может. Надо позвонить домой и все выяснить. Где его телефон? Он, кажется, был разряжен. Зарядка — в портфеле. Где портфель? Наизусть он не помнит ни одного телефонного номера. У матери только номер его мобильного, который, похоже, уже не существует. Николай Александрович понимает, что у него пропали все документы, кредитные карты, деньги.

— Мам, я пойду в милицию.

Валентина Ивановна — в слезы!

— Сынок, никуда не ходи, тебя посадят в тюрьму. Ты же — наркоман! Мало ли чего ты натворил, пока тебя ко мне не «подкинули» — умирать.

Николай Александрович «сорвался». Очень сильно. Он еле выкарабкался, благодаря Любе. Группа синтетических наркотиков смертельного действия еще очень глубоко сидела в его организме. Водка, соляные ванны и, прежде всего, забота матери и честной медицинской сестры из городской больницы спасли ему жизнь. Но говорить о выздоровлении, хотя бы условно, не стоило. Восстановленные блоки памяти не были потеряны. Однако в результате лишь частичного восстановления памяти, неполной информации о самом себе и представления о том, что он вычеркнут из жизни, Николай Александрович впал в сильнейшую депрессию.

Депрессия — серьезное заболевание психики, которое трудно поддается лечению. Для этого необходим целый комплекс условий: профессиональная и дорогостоящая медицинская помощь, окружение умных, любящих людей, хорошие условия жизни. Ни одного из этих условий Николай Александрович не имел. Наркотический синдром с огромной силой воздействовал на депрессию, доводил заболевание до острой формы. Депрессия в свою очередь придавала новые силы наркотическому синдрому. Круг трагически замыкался. Валентина Ивановна как-то резко сдала. Она почти перестала передвигаться на своих ходунках. С трудом себя обслуживала. Люба несколько раз порывалась заявить в полицию. Но она понимала, добром все это не кончится. Еще ее в чем-нибудь обвинят! Но продолжаться так долго не может. Пусть будет — как будет, Богу виднее. Грех на душу, она брать не хотела.

Так продолжалось до июня 2011 года.

Строительная компания застраивала район Новое Бескудниково, район — востребованный, в черте старого города. Новый генеральный директор вел грамотную финансовую политику. Долги погашены, у Налоговой инспекции претензий больше нет. Строительство срочно возобновлено. Каждый месяц и даже день простоя приносит огромные финансовые убытки. За лето необходимо провести все коммуникации, мешает только десяток давно расселенных пятиэтажек. Генеральному директору докладывают, что в одном самом крайнем доме еще живет семья. Древняя старушка, которая почти не ходит, и странный человек средних лет. Старушка утверждает, что это — ее сын. У мужчины нет никаких документов. На вид он психически тяжело болен, злоупотребляет алкоголем.

Комиссия, в составе генерального директора стройки, участкового полицейского и представителя социальной службы, 15 июня 2011 года, в 10 часов утра вошла в квартиру Валентины Ивановны Большаковой. Предварительно было принято решение. Старушку по состоянию здоровья и социальным показаниям: отсутствие опекунов или близких родственников, разместить в Доме престарелых, а гражданина без документов — пригласить в отдел полиции для выяснения обстоятельств.

Когда в дом вошли непрошеные гости, Люба подходила к подъезду. Она увидела, что у подъезда стоят три машины: полицейская, знакомая легковая машина из «Социальной службы» и огромный дорогой джип, весь забрызганный грязью. Она обо всем догадалась. Люба поднялась на пол-этажа выше и тихо спряталась в углу лестничной площадки. Через некоторое время она услышала истошный крик Валентины Ивановны:

— Колька, беги! Они тебя убьют! Беги, сынок.

Люба подошла к окну и увидела, как из подъезда выбежал Колька в тапочках и стареньком спортивном костюмчике. Он остановился у подъезда и покрутил головой. Люба с четвертого этажа увидела безумный взгляд загнанного зверя. Лицо Кольки было багрового цвета, изо рта потекли слюни. Колька дернулся направо к дороге, но раздумал. На дороге его быстро заметят и на машинах догонят. Тогда он побежал вдоль дома по направлению к другим пустующим домам. Люба больше из окна ничего не видела. Она присела на старую табуретку, которую, видимо, выбросили жильцы квартиры, когда уезжали. Через некоторое время она услышала «вой» «скорой помощи». Из подъезда на носилках врач и санитар вынесли тело Валентины Ивановны.

Все уехали. Люба вошла в квартиру, перекрестилась. Она открыла внутренний ящик комода, где лежали деньги и документы Валентины Ивановны. На листок бумаги она переписала паспортные данные Валентины Ивановны Большаковой, взяла все деньги, больше двадцати тысяч рублей, нашла старый конверт и аккуратно положила в него деньги и листок. Она позвонила в «Социальную службу», сообщила о случившейся беде. Люба взяла паспорт, пенсионное удостоверение, и книжку Сбербанка, куда начислялась пенсия Валентины Ивановны. По удостоверению социального работника она сняла все деньги с книжки и положила их в конверт. Завтра она сдаст все документы в специальный отдел «Социальной службы».

Люба очень устала, еле доплелась до дома.

Люба жила недалеко от района пятиэтажек, в более новом районе. Трехкомнатную квартиру в панельном девятиэтажном доме, помимо Любы, занимали ее дочь, внучка-школьница и зять. Семья жила не то, что дружно, но бесконфликтно. Люба все рассказала родным. Она очень волновалась за Кольку. От горячего сладкого чая с вкусным бутербродом Люба успокоилась. Она думала о Кольке. Он не мог далеко убежать. Он обязательно вернется домой. Надо срочно идти в квартиру покойной Валентины Ивановны, и ждать Кольку. Дочь не отпустила мать одну в дом, где может появиться сумасшедший. Но бросать убогого на произвол судьбы тоже не по-человечески. Зять, Андрей, согласился сопровождать и охранять тещу. Люба уверена, Николаю место — в больнице. Но она может помочь врачам, она — много знает о Николае.

В квартире — пусто и тихо. Люба накрыла зеркало старой шалью, прибралась в комнате. Зять, Андрей, смотрел телевизор. Любе очень хотелось прилечь, день был страшный! Но как она ляжет на кровать, в которой недавно умер человек. Андрей хотел убрать постель и освободить диван.

— Нет, нет. Ничего не трогай, пока не придет Николай.

Николай пришел среди ночи. Он был весь грязный, пыльный, в рваной одежде. Без слов понятно, он прятался в старых домах. Да он все видел. Мама! Николай сморщил лоб, ладонью вытер слезу и нос.

— Люба, куда мне теперь? В милицию я не пойду!

— В полицию, — поправил зять.

— Один черт, не пойду. Я знаю, они мне пришьют такое, жизни не хватит отмотать.

Люба удивилась, она ожидала увидеть пьяную истерику. Николай был печален, но он очень разумно и трезво рассуждал. Видимо, стресс, испуг активизировали новые блоки памяти, усилили логический контроль мозга за речью и эмоциями.

— Хорошо бы в деревню, на природу, подальше от людей, — рассуждал Николай.

Люба спросила:

— Помнишь, деревня под Москвой, недалеко вроде. Валя говорила мне, что дом свой, в котором она родилась, внуку отписала. Вот и езжай туда.

Николай весь напрягся, сильно задрожали руки.

— Я совсем не помню эту деревню.

— Как же, Коль, Валя рассказывала, вы там дом большой поставили. Вам его из Финляндии, кажется, привезли. Вы Валентину Ивановну в гости звали, а она гордая была. «Зачем, — говорит, — мне на чужие хоромы смотреть».

Николаю стало еще больнее на душе. Зачем же, мать, ты — так! Он помнил, как они всей семьей ездили сажать картошку, как ему, маленькому Кольке, было холодно в сыром домике «Бабы Яги». Про дом из Финляндии он вспомнил с трудом. Адреса деревни тоже не знал. Выручила Люба. Она отдала Николаю бумажку с паспортными данными Валентины Ивановны и конверт с деньгами.

— Вот, это все, что было у твоей мамы. Бери, пригодится. Без денег нельзя на улицу выходить.

Николай пожал руку Любе и ее зятю. На бумажке Николай прочитал: место рождения: Московская область, Щелыковский район, деревня Соколики, дом № 32. Николай улыбнулся. Он вспомнил Соколики. Теперь у него есть дом, наследство матери. Есть немного денег. Но все равно, очень грустно — не стало мамы. Она прожила долгую жизнь. Ей было трудно, а он редко к ней ездил. Нет, он помогал, чем мог. У него — своя семья, работа. А теперь, где все это?

Люба строго сказала:

— Сиди тихо, не высовывайся.

Ее перебил зять Андрей.

— Не-е, Любовь Ивановна, они завтра утром придут искать, походят, походят, а потом — тяжелую технику запустят. Тогда, точно, не убежишь. Я ж работал на грейдере, Каховку — сносили. Я так думаю. Николай поживет у нас до похорон мамы. Нет, так нельзя. У него же нет документов. Заловят на похоронах, как пить дать! Николай, едем к нам, черт их знает, когда заявятся. Утром я тебя отвезу в твои Соколики. По дороге все и вспомнишь.

Николай испытывал странные чувства. Этот зять Любы своим оптимизмом и практичным житейским подходом давал Николаю надежду на будущее.

Так и решили.

— Николай, ты возьми из дома, может, что на память или по делу. Я — на машине, довезем.