В последний раз графиня Дарья была здесь пять лет назад. Совсем старая, она сидела в коляске, как мумия. Неожиданно громким голосом, графиня попросила князя Ветлицкого подойти к ней.

— Я скоро умру. Сюда приедут наследники. Бог знает, кто приедет. Вам поручаю, князь, больше некому! Незаметно следите за всеми! Должно быть кольцо на руке. Очень старое, из африканского золота, в лапах — желтый бриллиант в 34 карата, почти не блестит. Тому человеку и отдайте ключ. Это ключ от моего секретера в спальне. Конечно, в Париже. В левом нижнем ящике — мой дневник. Отдайте! Ради Христа и России!

Графиня просунула через кованую решетку палисадника плотный пластиковый конверт и, не сказав ни слова, покатила в инвалидной коляске к автомобильной стоянке, где ее ждал специально оборудованный «Паккард».

Две недели, проведенные в лучшей частной клинике Цюриха, окончательно испортили настроение Сикорскому. Ему категорически запретили употреблять алкоголь и курить.


Необходимо ехать в Париж и во что бы то ни стало найти дневник графини Дарьи. Если дневник еще цел и невредим! После даты «ухода» старушки и до сего дня прошел почти год! Дом, конечно, под охраной. Но что это за охрана? Судя по документам, дворец «Ивана Головнина» — одно из наиболее красивых зданий в Париже. Совокупная стоимость предметов внутреннего убранства и интерьера не имеет границ. Само здание не оценивалось. Но, графиню Дарью волновал только дневник! Его необходимо срочно добыть.

Переезд из Лихтенштейна в Цюрих, оттуда в Париж сверхскоростным комфортабельным поездом занял несколько часов. Далее вышла заминка. Нового владельца охрана не пускала «домой» без резолюций и подписей чиновников Мэрии Парижа. Пришлось два дня жить в отеле, обивать пороги чиновничьих кабинетов. Наконец, ключи от дома в кармане.

Дом оказался не домом, а филиалом Лувра и Эрмитажа с элементами Русского музея и Третьяковской галереи. Жить в таком доме нельзя, как нельзя жить ни в одном из вышеперечисленных музеев или других музеев мира. Олег Борисович долго ходил по дворцу, вернее, он гулял по музею. Ощущения «личной причастности» ко всему тому, что он видел, у него не было и не могло быть. Дом создавался годами, поколениями неизвестных ему людей. Для него здесь — все чужое.

В каждом доме, от деревенской избы, питерской или московской хрущевки до элитного жилища, есть своя внутренняя логика развития, свой смысл. Возможно, смысл жизни, когда-то был и в этом доме, но с «уходом» хозяйки он исчез.

Особняк изнутри был грамотно законсервирован. На люстрах — марлевые мешки, на мягкой мебели — плотные чехлы. Огромные композиции из фарфора — под стеклянными колпаками. Везде — сигнализация. Сторож, который охранял дом еще «при графине», неотступно следовал за «месье Сикорски» и не спускал с него глаз. Олег Борисович строго посмотрел на прислугу и машинально показал указательным пальцем левой руки на изредка мигающий датчик. Бриллиант сверкнул, как желтый сигнал светофора.

— Отключи сигнализацию и оставь меня в одиночестве.

Сторож поклонился и ушел. Датчики перестали мигать.

Наконец, спальня. Небольшая комната на втором этаже, с древним лифтом. Сикорский вошел в комнату. Сердце бешено заколотилось, руки затряслись. В помещении было очень душно и почти темно. В воздухе все еще сохранился запах лекарств и ладана. Потушенная лампадка висела в углу, среди православных, очень старых икон. Олег Сикорский перекрестился, хотя никогда не считал себя верующим.

Около окна стоял изящный резной секретер — обязательный атрибут каждой светской дамы. Дневник нашелся быстро. Это был толстый блокнот в сильно потертом кожаном переплете. Но как в чем нести эту, поистине бесценную, реликвию? Сикорский предчувствовал, что в этом дневнике не только страдания искалеченной молодой женщины, но и другие важные для потомков сведения. Гибель мужа графини Дарьи, кольцо как «сигнал доверия» — все подтверждало его догадки. Пластиковый пакет или бумажный конверт Сикорский, конечно, не додумался взять. На столе лежала пожелтевшая от времени бельгийская кружевная салфетка. Сикорский взял салфетку. На столе остался более яркий квадрат полированного дерева. Он положил салфетку обратно. По лбу катился пот. Почему он оставил портфель в отеле? Ведь он никогда с ним не расстается! Он открыл ящик комода, там лежало дамское белье. Он открыл другой ящик. Вот! Постельное белье.

Бесценный дневник завернут в две наволочки и засунут за ремень брюк, под рубашку. Пиджак застегнут на все пуговицы.

Отель в Париже, такси, самолет, Ленинград.

Измученный и постаревший Олег Борисович вернулся в родной Ленинград заведовать кафедрой жидких углеродных соединений.

Дома Олег Борисович положил дневник в обувную коробку, а коробку в фанерный ящик с архивами «Голдин Леди». Он обещал себе в ближайшее время заняться дневником.

Прошло пять лет. Мир изменился. Советский Союз стал историей. Россия начинала жить по-новому. Олегу Борисовичу Сикорскому поступали фантастические предложения из частных нефтяных и газовых компаний. В основном, из Москвы. Он сидел, как крот, в своем кабинете и ни на что не реагировал. «Голдин Леди» никто не интересовался. КГБ СССР перестал существовать. В новом государстве — Российской Федерации, создавались новые государственные структуры, в частности, Федеральная служба безопасности Российской Федерации, но у них были другие проблемы, посложнее и поважнее.

Губернатор Санкт-Петербурга Александр Анатольевич Собчаков по своей популярности мог соперничать с Президентом России. В «команде» Собчакова работали умные прогрессивные молодые энтузиасты.

Ректор Горного института пригласил профессора Сикорского в свой кабинет, представил ему нового соискателя из «команды» Собчакова. Соискатель, тот же аспирант, работающий по выбранной теме, но только по свободному графику. Соискатель произвел приятное впечатление на профессора. Учитель и ученик подружились. Ученик оказался весьма усидчив. Имея базовое образование — юридический факультет Ленинградского государственного университета и десять лет работы в одной из европейских стран, он вникал во все тонкости наук о нефти и газе. Особенно его интересовали проблемы строительства газопроводов. В этом виделось большое будущее, основа для экономической стабильности России. Диссертация была быстро и успешно защищена.

Неожиданно от сердечного приступа умер губернатор Санкт-Петербурга, Александр Анатольевич Собчаков. Видимо, он выполнил свою историческую миссию.

Профессор Сикорский стал чаще смотреть телевизор. Он стал читать газеты! Это были другие газеты. «Коммерсантъ» или «Новая газета» меняли взгляды ученого, далекого от политики. Но политика, вернее, политики, не считали талант ученого далеким от их политических и экономических интересов.

В Москве, в 1992 году, создается Открытое Акционерное общество «Промнефть».

В 1993 году Олегу Борисовичу Сикорскому предлагают занять пост одного из вице-президентов «Промнефти». Предложение не предполагает отказа.

Куда? Зачем? В Москву! Из Питера! Как взять с собой старый особняк и набережную Грибоедова? А Храм Спаса-на-крови? Как без этого жить?

Тетя Тома долго плакала, но ехать в Москву отказалась. Она была свободным человеком, а Олег Борисович, как выяснилось, нет.

В Москве знаменитого ученого ждала большая четырехкомнатная квартира в кирпичном доме.

Огромные, причудливых и разнообразных форм и стилей дома и кварталы элитной застройки только начинали удивлять москвичей. Раскупалась элитная недвижимость еще на нулевом цикле строительства. Олег Борисович Сикорский не мог ждать несколько лет. Достойное жилье было необходимо срочно, сейчас. Переездом и обустройством одинокого ученого занимался Моссовет. Все высотки в кошмарном состоянии, везде требуется капитальный ремонт. Да и жить там на самом деле неудобно. Наконец, нашлось подходящее жилье. Это — большой жилой комплекс кирпичных домов повышенной этажности и комфортабельности на юго-западе Москвы, на Профсоюзной улице. Даже метро совсем рядом. В народе жилой комплекс называют «Царское село». В доме живут сотрудники ЦК КПСС, ученые, писатели и просто деловые люди. Квартиру отремонтировали, обставили приличной мебелью и перевезли Олега Борисовича с его фарфором, библиотекой и архивами.

В душе Олега Сикорского оборвалась самая звонкая струна.

Офис «Промнефти» еще достраивался, но основной корпус, еще одна московская высотка, уже функционировал. На работу Олег Борисович ездил на персональном автомобиле «Мерседес» целых десять минут.

Впрочем, по существу, работа оказалась намного интереснее, чем ожидал скромный профессор.

Огромный размах власти, неограниченные финансовые ресурсы, поддержка государства позволяли воплощать самые фантастические планы в жизнь. Идеи дедушки, Евграфа Силантьевича, оказались современными и актуальными. Они обогнали время на полстолетия, а, может быть, и больше! Не зря Берта, обливаясь потом, тащила в одной руке фанерный чемодан, а в другой — маленького Олега!

Время лечит и не такие раны. Постепенно Олег Борисович прижился. Москву он так и не смог полюбить, прочувствовать, понять. Зачем? Времени мало, работы — много.

1992–1993 годы в экономической истории России — годы тотальной приватизации.

Олег Борисович Сикорский — человек талантливый, а, значит, открытый к любым новым знаниям. Вынужденный вникать в некоторые аспекты новых для России экономических отношений, он всерьез увлекся теорией бизнеса. Он попробовал реализовать теорию на практике. Он создал Паевый Инвестиционный Фонд, который выкупал у населения малопонятные и ненужные многим гражданам ваучеры. На несколько десятков ваучеров можно купить одну акцию «Промнефти», а ваучеров много, очень много.

Олег Сикорский входит в тройку ведущих топ-менеджеров компании, он имеет право на получение 15 % акций. Быстро, легко и незаметно он становится самым крупным «миноритарием» «Промнефти». Это значит, что он владеет самым крупным частным пакетом акций. Но поскольку компания «Промнефть» принадлежит государству, 51 % акций тоже государственные. Остальные акции у частных лиц. У Олега Сикорского больше всех. Цены на нефть и газ растут, цена на акции — тоже. Акции можно продавать, покупать. Для этого существуют биржи. Акции можно не трогать и если повезет, получать дивиденды. На полученные дивиденды можно купить пакет молока или бутылку водки. Можно купить шале в Санкт-Морице.