Так прошел год. Искать другое место для жизни не было сил.

Прошло еще время. Блокада была снята. Ленинград выстоял, пора собираться домой. Граф Силантий за большие деньги, а денег почти не осталось, заказал у местного умельца большой ящик-чемодан из толстой фанеры. В чемодан сложил все свои рукописи и крупно написал на листе бумаги. «Завещаю моему внуку, Олегу Борисовичу Сикорскому. Почетный член Императорского Географического общества, доктор геологических наук, профессор ленинградского Горного института Евграф Силантьевич Сикорский».

Все было готово к отъезду. Граф Силантий заболел дизентерией. Берта сходила с ума: как уберечь ребенка от инфекции. Ухаживала за дедушкой. Граф Силантий умолял Берту, оставить его ради ребенка! Просил только довезти чемодан до Ленинграда и сохранить, пока Олег не вырастет. Профессор не сомневался, что внук будет геологом.

Берта дождалась. Евграфа Сикорского похоронили на Православном кладбище на окраине Ташкента. В маленькой церкви отпели его светлую душу.

Через месяц и десять дней были в Ленинграде. Каким чудом, какой силой Берта дотащила маленького, очень слабого ребенка и огромный, тяжелый фанерный чемодан? Непонятно. В особняке, на берегу канала Грибоедова, их ждал Борис. Вся гимнастерка в медалях и орденах, под мышкой — костыль.

На фронте, в боях под Сталинградом, Борис был тяжело ранен. Осколки бомбы изрешетили все тело, особенно пострадала нога. Стоял вопрос об ампутации, но сильное тело и сильный дух победили! Кости стали срастаться. Бориса отправили «на гражданку».


1965 год. Борис Евграфович Сикорский, доктор геолого-минералогических наук, профессор, проректор по науке ленинградского Горного института. Его научные труды, посвященные исследованию недр Сибири — настольные книги у специалистов в этой области. Его предвидения вызывают недоверие и насмешки. Борис всегда был романтик. Последний год Борис посвятил изучению архивов отца. Их научные взгляды совпадают, дополняют и развивают общую концепцию.

Из подвалов Борис Евграфович постепенно доставал то один, то другой ящик с пожелтевшими рукописями. В одном из ящиков, Борис обнаружил странные, совсем старые документы. Это были купчие на землю, разрешения на разработку месторождений редкоземельного золота очень высокой пробы, практически химически чистого металла. Также в папке находились разрешения на добычу и продажу алмазов. Рудники находились, ни много, ни мало, в Южной Африке, южнее реки Тугела, на территории английской колонии Наталь. Документы датировались 1840–1844 годами. Везде присутствовала фамилия Петра Головнина, дворянина, уроженца Тверской губернии. Борис вспомнил, что когда-то отец рассказывал о родственниках из Тверской губернии. В другой папке Борис нашел документы значительно лучшей сохранности, датированные 20-30-ми годами ХХ века. В них шла речь о процветающей компании «Голдин Леди» по добыче золота и алмазов на территории бурской республики Южной Африки — Оранжевого Свободного государства. Опять упоминалась фамилия — Граф Иван Головнин и еще Сикорская. Разве в их семье была графиня Дарья Сикорская? Почему о ней ничего не известно. Что за люди? Откуда они? Почему они в архивах отца? Борис Евграфович решил оставить разборку «непонятного» ящика до лучших времен.

Профессор Сикорский очень устал. Невыносимо болела нога. Берта сама еле ходила, она страдала сердечной недостаточностью. Вся надежда на Олега. Он должен скоро вернуться из института. Сделает отцу теплый компресс на ногу, успокоит мать.

Сын профессора Бориса Сикорского Олег, конечно, поступил в Горный институт, закончил выдающееся учебное заведение с красным дипломом, преподавал на кафедре отца, заканчивал кандидатскую диссертацию на тему… Тем для диссертации, было «несколько фанерных ящиков и фанерный чемодан».


Олег Сикорский, щупленький, невысокий, очень робкий юноша, ничего не знал, кроме домашней библиотеки и шкафов с маминым фарфором. Детские впечатления все еще не отпускали его. Семье Сикорских в начале 60-х годов, учитывая боевые и научные заслуги, вернули почти весь особняк. Олег не любил без особой причины выходить из дома. Он мог часами рассматривать содержимое шкафов с фарфором. Мамин авангард ему не нравился. Черные острые серпы, намалеванные на плоских тарелках, больно впивались в тело, кромсали в клочья кожу. Тяжелые молоты без пощады долбили по голове. Казалось, что голова расколется на мелкие куски, как грецкий орех. Бабушкин фарфор вызывал у Олега восторг, особенно пасторальные сценки. Нежная «пастушка» ласково гладила кудрявую овечку. Такой же нежный юноша с умилением взирал на любимую. Олег думал, настоящая любовь — именно такая. Он был благодарен маме за то, что она сохранила все это чудо во время войны. До фанерных сундуков с архивами Олег пока не добрался. Дедушкиного завещания еще не видел.

Ленинград — его город. Все великие музеи, набережные, ледоход на Неве, каналы и мосты — все это принадлежало ему, Олегу Сикорскому. От военной кафедры его освободили «по состоянию здоровья». Здоровье, действительно, оставляло желать лучшего. Единственная геологическая экспедиция в Карелию чудом не закончилась трагедией. Олег был геолог-теоретик.

В последнее время Олег сильно изменился. Он стал очень следить за своей внешностью, отпустил бородку и длинные виски. У спекулянтов покупал модную заграничную одежду. Родители делали вид, что «ничего не происходит», а про себя думали: «Давно пора!» Впрочем, Олег оставался таким же заботливым и внимательным сыном.

«Оттепель» 60-х. Советский Союз постепенно, очень медленно открывает себя миру, не забывая при этом сохранять свои внутренние интересы и принципы. Мир восхищается Юрием Гагариным, но боится ядерной бомбы. Кумиры «оттепели» читают свои стихи в Политехническом музее в Москве, Визбор и Окуджава «рвут душу» незатейливыми гитарными парафразами.

В Советский Союз приезжают учиться студенты со всего мира, в основном «третьего мира». Обучение и проживание в СССР бесплатное и очень качественное. Но приезжают учиться не пигмеи с «Огненной земли», а сыновья вождей крупных африканских племен, генералов и «диктаторов» бывших колоний, наследные принцы арабских шейхов. В Москве построен Университет дружбы народов. Другие крупные города не отстают от столицы, принимают на учебу «новых друзей».

Ленинградский Горный институт в ряду популярности — один из первых. Студентов учат важным и нужным профессиям: как добывать нефть, руду, природный газ для своих молодых независимых государств.

На одном курсе с Олегом Сикорским и дальше в одной аспирантской группе учился наследный принц из богатейшего нефтедобывающего государства. Парень — свой в доску! Занимал пол-этажа скромного общежития, содержал личного повара и дворецкого. За шмотками мотался в Париж. Был красив, как арабский шейх! Его звали Махмуд Аль Джалиль. Далее имена всех предков.

Сара Бертгольц, коренная ленинградка, тоже училась в «Горном». Богатства недр ее не волновали, но волновала потенциальная возможность найти богатого мужа. Не идти же ей на исторический факультет, где одна книжная пыль. Сара знала себе цену, умело скорректированную и завышенную ее мамой. Махмуд и Сара не могли не влюбиться друг в друга.

Любовь — это геометрия. Кто-то говорит, что — химия. Химия — это взрыв, ожог. Химия более опасна для здоровья, чем геометрия. В геометрии параллельные прямые могут всю жизнь идти рядом и никогда не пересекутся. Можно бегать по кругу, раскачиваться всю жизнь на трапеции. Встречается треугольник. Любовный. Олег Сикорский оказался третьим, тупым углом в этой геометрии расчета, страстей и чувств. Он любил Сару, готов был на все ради ее мимолетной улыбки. Наследный принц тоже любил Сару. Но принц — забота дипломатов, а Олег — забота родителей. Оба — специалисты по нефтедобыче.

Как гласят теоремы, биссектрисы треугольника рано или поздно пересекаются в одной точке. В данном случае этой точкой оказался ребенок. Сара ждала ребенка, ждала уже 12 недель и продолжала ждать дальше. Наследный принц был безгранично счастлив. В случае рождения мальчика, то есть следующего наследного принца, династия Махмуда Аль Джалиля окончательно укрепляется, ей принадлежит вся экономическая и политическая власть в государстве. Но есть один нюанс. Махмуд Аль Джалиль был рожден в великой исламской религии, и может взять первой главной женой только мусульманку. А Сара — еврейка, иудейка. Эти параллели не пересекутся, ни при каких обстоятельствах. Мусульманину лучше смерть, чем жена-иудейка. Но мы живем в открытом мире. Можно поехать в Париж и в местной Мэрии расписаться с Сарией Ретоховой, таджичкой, верной мусульманкой, но — бедной. А если родится девочка? Девочек в арабском государстве хватает и своих. Тогда Сара с дочкой останется мерзнуть в этом ужасном городе. Ей понадобится поддержка — муж, отец девочки.

Новый, 1966 год. Олег извинился перед родителями. Новый год — не всегда семейный праздник. «Все» собираются у Махмуда. Конечно, будет Сара!

В середине 60-х годов ХХ века, в Европе — сексуальная революция. В Советском союзе парни отпускают волосы до плеч, а девушки, подражая английской модели Твигги, тайком от родителей отрезают по половине юбки. Холодными зимами отмораживают коленки, одетые в тонкие нейлоновые колготки. Олег Сикорский любуется фарфоровыми пасторалями и ждет «настоящей любви».

Под бой курантов на Спасской башне Кремля в столице пили шампанское. Олег тоже. Сара пригласила Олега на танец, запустила свою маленькую пятерню в его темно-русые кудри. Наследный принц играл в нарды с сыном вождя эфиопского племени. Кто-то из студентов, в ватной бороде и бумажном колпаке, закричал: «Семь. Семь. Семь!» После стакана самого знаменитого и отвратительного «пойла» в истории советского виноделия Олег зашатался. Рядом была Сара. Она вовремя поймала «неустойчивого» юношу. В апартаментах наследного принца было несколько комнат, ключ от одной из них был у Сары. Что было с Олегом, и было ли вообще что-то, он не помнил. Только раскалывалась голова. «Зачем мама покупала, эти страшные тарелки с молотками?» — спрашивал Олег сам у себя.