Николай Александрович сел в машину, долго смотрел на панель управления и никак не мог сообразить, как она заводится. Наконец, поехал. Позвонила Юшка:

— Ну как, приличный проректор?

— Лучше не бывает.

— Колька, представляешь, Артемушка…

Николай разъединил связь. Первый раз за все годы их совместной жизни Таня вызвала у него сильное раздражение. Николай ехал в Университет, освободить кабинет, забрать свои книги, документы, компакт-диски. Полномочия у него уже забрали. Он думал о Тане. Конечно, она его не понимает, ей все в жизни досталось легко. Николай забыл, как «достался» ребенок. Она, дочка генерала и внучка генерала, жила в хоромах, ложками ела икру (далась же всем эта икра!). А он, Колька, все сам. Николай прокручивал в голове свою жизнь.

Кабинет ректора обрел нового обитателя. Им стал заведующий кафедрой прикладной механики Физико-технического университета доктор технических наук. На докторскую защиту он вышел с одной безликой, явно скомпилированной монографией и десятком статей в журналах уровня «Юный техник». Новоиспеченный ректор тактично «пошел пить кофе», пока профессор Большаков освобождал кабинет. Он был небольшого роста, толстенький, с ранней лысиной и розовыми щеками. В глаза сразу бросились тонкие истеричные губы. Ректор говорил высоким голосом, а когда волновался, срывался на фальцет.

Николай остался один в своем новом кабинете. Здесь ничего не изменилось, даже кипятильник уцелел. Он вспомнил, как они с Таней пили чай, как она грызла «Глаголики» и что-то рассказывала, сверкая изумрудами глаз.

Теперь от бесконечных слез и переживаний за сына и внука глаза у Тани перестали блестеть, цвет глаз почти всегда был одинаково серым. Николай потряс головой. Да нет же, он любит Юшку, только это — другая любовь. Они оба сильно устали. Ее счастливое детство ни в чем не виновато.

К вечеру Николай Александрович, с трудом, постояв в пробках, добрался до Соколиков. Таня купала Артемку, из-за жары ребенок целый день капризничал, плохо кушал. Таня еле стояла на ногах. Когда она увидела Кольку, она инстинктивно сильно прижала к себе ребенка, что бы ни уронить, и села на табуретку. Конечно, она все поняла. Николай тихонечко вынул Артемку из рук бабушки, закутал в смешной махровый халат с капюшоном-лягушкой и пошел укладывать спать.

Таня и Николай долго сидели в саду, в темноте. Яркая луна только подсвечивала их лица холодным белым светом, предвестником беды. Васька давно не появлялся в «Соколиках», телефон отключил. В последнее время он не разговаривал с родителями, не пускал их в свою жизнь. Он ожесточился. Когда узнал об отставке отца, нагло ухмыльнулся:

— Давно пора. Будешь знать — как оно, без работы.

Васька жил то в Соколиках, то у своей новой подружки Анечки, в уютном подмосковном городе Загорянске, относительно недалеко от Соколиков.

Анечка была моложе Василия, недавно окончила Московский областной медицинский институт. Уже несколько лет, еще с четвертого курса института, она работала врачом в детском отделении городской больницы Загорянска. Анечка стала чаще появляться в Соколиках, не боясь пересечься с родителями Васи. Когда Аня рассказывала Татьяне Петровне о больных детишках, во всех подробностях пересказывала «истории болезней», Таня в интонациях ее голоса узнавала маму, она отворачивала лицо, чтобы молодая, еще мало знакомая девушка не обременяла себя воспоминаниями чужой семьи. Анечка давала надежду. Только она могла сдержать бешеный гнев Василия. Анечка подружилась с Артемкой, они вместе весело играли в футбол или катались на велосипедах.

Осенью Лида забрала Артемку. Она вышла замуж и переехала в другую квартиру. Она старалась быть хорошей женой и хорошей матерью. Лида любила своего сына, но она еще не научилась любить в целом, душа ее продолжала спать. На выходные Артемку, немытого и неряшливого, забирали дедушка и бабушка. Иногда приезжал Василий: «Пообщаться с ребенком». Общение заканчивалось скандалом с родителями. Тане казалось, что она сойдет с ума.

Николай Александрович Большаков 1 сентября вышел на «новую работу». Предыдущий заведующий кафедрой, его ученик, был назначен первым проректором. Профессор Большаков в рамках своих должностных обязанностей читал лекции, вел спецкурс, готовил аспирантов. На лекцию он приносил цифровой видеопроектор, подключал его к компьютеру. В микрофон, не глядя на аудиторию, он бубнил один и тот же, давно заученный текст. Студенты разгуливали по аудитории, вечно что-то жевали. На последнем ряду большой аудитории сидели парочки и откровенно целовались, как в кинотеатре.

Два месяца в году он читал лекции в Сорбонне. Но Париж не радовал профессора Большакова. Мадам Жако превратилась в сгорбленную старушку. Седые короткие букольки отсвечивают нежно голубым цветом. В сухой узкой руке с алым маникюром — толстая клюшка из вишневого дерева с золотым набалдашником в виде головы льва. Мадам Жако уговаривает Николя перебраться в Париж. К этому есть все условия, она «много» поможет. Николя беспомощно улыбается и разводит руками. Он возвращается в Москву, но не к жене, сыну и внуку, а так, по привычке, по инерции прожитых лет.

Николай глубоко уверен, Таня все-таки не понимает его. Она считает, и ссылается на мировой опыт — десять лет работы на одном месте в статусе чиновника, это — запредельный срок. Она не понимает, что Николай, никогда не был чиновником. Он был руководителем, вдохновителем, отцом, кем угодно, но только не чиновником. Таня считает, что все очень удачно сложилось, у него кафедра, теперь он полностью посвятит себя науке. О ремонте в Спорткомплексе и меню в студенческой столовой пусть думают другие. Таня не понимает, что Университет ждет крах. Одна ее фраза: «незаменимых людей нет» — убила в Николае всю любовь к этой женщине. Он перестал обсуждать с ней свои проблемы, больше ничего не рассказывал и не доказывал. Их соединяла кухня, Артемка, Соколики и бессмысленная и жестокая грубость сына.

Николай Большаков оставался ученым. В его голове рождались мысли и идеи, которые обгоняли время. Некоторые публикации потрясали европейское научное сообщество.

Российская профессура относилась к опальному физику более сдержанно. Николай подготовил монографию на основе статей, опубликованных за последний год. Ректор полистал электронный вариант и распорядился издать монографию в виде «Справочного пособия для студентов» ограниченным тиражом. Учитывая «военно-стратегическую направленность», электронная версия издания не допускалась. На календаре — конец февраля 2009 года.

После скучного, бессмысленного рабочего дня Николай Александрович, как правило, заезжал в один и тот же бильярдный клуб. Клуб находился на территории огромного торгового центра, на полпути между работой и домом. Клуб имел собственную охраняемую автомобильную стоянку и небольшой ресторанчик — только для посетителей клуба. Домой он не спешил, даже если Лида на пару дней привозила Артемку.

Профессор Большаков оказался слабым звеном в цепи жизненных событий, и расплата не замедлила себя ждать.

ЛУЖА

Психика мужчины, в отличие от женской психики, имеет «накопительный» характер. Жизненные неудачи, обиды детства или наоборот, устойчивое везение или постоянный успех деформируют сознание мужчины. Все многообразие жизненных обстоятельств, коллизий судьбы складывается в его сознании как в старом чемодане и превращается в одну навязчивую идею. Эта идея подчиняет себе всю жизнь мужчины, искажает его восприятие окружающего мира. Она способна довести до беды, погубить его самого и близких ему людей.

Женщину спасают слезы и природный инстинкт материнства. Обыкновенная стандартная, то есть нормальная женщина не способна к «накопительству». Все накопленное тут же размывается слезами, двойка за диктант у сына-школьника затмевает «своим трагизмом» весь окружающий мир. Женщины эмоционально не способны концентрироваться на «главном», у них постоянно меняется настроение, они уверенно отказываются от того, на что недавно потратили все силы и деньги. Но они никогда не откажутся от своих детей и своей любви.


27 февраля 2009 года, суббота. Год — не високосный, неприятностей не будет. Завтра начнется весна.

Татьяна Петровна с трудом открыла глаза. Сильно болела голова. Почему она спала не в спальне? Вроде, она не болеет, тогда, почему раскалывается голова? С трудом приподнявшись, она посмотрела не часы, они показывали 14:28. «Где Колька?» Она все вспомнила, резко встала с дивана, телефон рядом, на журнальном столе. Она взяла телефон, дрожащей рукой нажала кнопку вызова. Ответ был тот же, что и вчера. Она опять позвонила в «Справочную о несчастных случаях», ответ был тот же. Она позвонила Василию. Сын и Анечка были в «Соколиках», но отца там не было. Василий ехидно засмеялся.

— Загулял наш профессор!

Татьяна Петровна не стала разговаривать с сыном. Она накинула халат, пошатываясь, пошла на кухню. Чипсик, ворчливо погавкивал: «Пора обедать, а он еще не завтракал, с утра — не гуляли, а теперь — убирайте. Сами виноваты». Татьяна Петровна учла и исправила все замечания Чипсика. Приготовила себе кофе, но пить не хотелось. В предположение сына умом она не верила. Но интуиция ей подсказывала, сын прав. Тем не менее, она с раздражением отвергла его шуточки. Этот наглец просто издевается над матерью, он не понимает, как ей больно.

Она вспомнила, как не верила в начало их с Колькой любви. Но любовь была, она есть и сейчас. Тогда — что? Думать не было сил. Неизвестность — это самое страшное. Она съедает разум и душу.

Через силу проглотив кофе, Татьяна Петровна вышла на лестницу, закурила. Вернулась в квартиру, обошла все комнаты. В спальне над большим комодом висело огромное зеркало в деревянной раме. На комоде стояли флакончики духов, пудра, прочее и прочее, что делает женщину более привлекательной. Среди вещиц — чешская хрустальная вазочка, привезенная Таней из квартиры на Белорусской. Таня вспомнила маму. Тогда, в Саратове, тетя Глаша дала ей малиновой наливки. «Выпей, полегче станет», — откуда-то издали прозвучал ее голос.