Щелкнул замок, пришла с работы Марианна. Она увидела странную, непонятную картину. В середине кухни почему-то стоит холодильник, часть стены за холодильником открыта, как дверь. А почему в стене дверь? Петр сидит на корточках напротив открытой стены, огромный живот свисает между раздвинутых колен почти до пола. Он понял, что пришла Марианна, и обрадовался, она все ему объяснит, а он ей по старой дружбе подарит один конвертик! Петр встал на коленки, потом с большим трудом, цепляясь за мебель, встал на ноги.

— Марианна, объясни мне, что все это обозначает? Что происходит с деньгами?

— Тебе что, генеральской пенсии не хватает?

— Да нет, у меня денег много!

Петр схватил Марианну за руку и затащил в угол, где стоял холодильник. Марианна поняла, это — сейф-тайник. Интересно, сколько лет он здесь?

Петр достал пухлый конверт и протянул жене.

— Это тебе. Мальцу конфетку купишь. Он ножками уже ходит?

— Ходит, во второй класс.

Марианна посмотрела на мужа глазами врача. Она увидела лицо сумасшедшего. Она открыла конверт, там лежали двадцатипятирублевые купюры образца 1961 года, т. е. листочки бумаги.

— И много у тебя этого… этой макулатуры? — спросила и испугалась.

Петр с улыбкой, вернее дикой гримасой вместо улыбки, гордо отрапортовал жене:

— Более восьмисот тысяч, советских! Я эти новые бумажки не признаю! Всю жизнь деньги копил. Теперь — хватит. Марка, это же настоящие деньги?

Марианна все поняла, Петр болен, он не понимает сути происходящего. Она тихо вышла из угла, ближе к двери.

Петр заорал:

— Марка, почему ты не отвечаешь?

— Ты все понимаешь сам! — надо смягчить ситуацию и незаметно добраться до входной двери, от соседей вызвать «скорую».

— Марка, отвечай! Это, что — бумажки?

Петр начал доставать конверты, разрывать их, доставать пачки денег и кидать их к потолку. Никому не нужные купюры разлетались по большой кухне и бесшумно падали на шкафы, стол, плиту, стулья, на пол. Через некоторое время, раскидав больше половины содержимого сейфа, Петр устал, он присел на стул.

— Марка, дай воды.

Он тихо, маленькими глоточками пил воду и смотрел по сторонам. Потом засмеялся.

— Можно было Таньке большую квартиру купить, а мальцу… дачу построить, чтоб по травке летом бегал. Марка, почему так?

Марианна плакала.

Петр собрал в кучку купюры со стола, сложил их в ровные стопочки и начал спокойно, методично рвать на маленькие кусочки. Вдруг он засмеялся.

Петр смеялся громко, это был стон раненого тигра, рычание медведя, угодившего в капкан, лай шакала, вой старого волка… Лицо его медленно бледнело.

Марианна не могла шелохнуться.

Смех прекратился. Петр покачнулся и стал падать со стула, Марианна подхватила мужа, стащила его на пол. Петр не дышал. Пульс остановился. Марианна долго сидела на коленках перед мужем, ее слезы капали на его лицо. Потом Марианна закрыла глаза Петра, тело накрыла чистой скатертью из ящика в кухне и вызвала соответствующие службы.

На похоронах генерала Петра Даниловича Задрыги были: жена Марианна Гавриловна, дочь Татьяна, зять Николай. От почетных генеральских похорон отказались. Слишком тяжело было бы слышать лживые формальные речи. На скромной траурной церемонии присутствовали несколько пожилых мужчин из Совета ветеранов МВД России, Семен Семенович Заболотский и его жена. В мир иной он ушел в генеральском мундире, со спокойным, удивительно добрым лицом.

Внук Василий провел целый день у своего соседа по подъезду, одноклассника Витальки, чему оба очень радовались.

Марианна десять дней отпуска «по особым обстоятельствам» прожила у дочери и зятя. Ей предоставили отдельную комнату, кабинет Тани. Васька не отходил от бабушки, гулял с ней по парку, даже пару дней пропустил школу. Марианна немного успокоилась, давление стабилизировалось. Таня предложила маме окончательно переехать к ним — и возраст пенсионный, и Васька на глазах у родной бабушки, а не соседки. Но Марианна именно за эти десять дней поняла, что дочь, зять, внук — это совсем другая семья, в которой ей нет места. Ее все любили, и она всех любила, но жить вместе постоянно и навсегда — это совсем другое. Таня предложила поменять квартиру на Белорусской на новостройку, вблизи от их дома. Марианна обещала подумать.

Возвращаться домой Марианне было страшно. Больше всего, она боялась сейфа за холодильником. Особенно вечерами ей казалось, что холодильник на колесиках отъедет от стены, дверь сейфа откроется и оттуда выйдет Петр. По совету нянечки из своей поликлиники Марианна на холодильник поставила икону. Но ужас ее не покидал. «Дух» Петра не собирался расставаться ни с квартирой на Белорусской, ни с Марианной. Залу и спальню Марианна привела в порядок, забрала необходимые вещи и комнаты закрыла на замок. Жила в маминой комнате, только поменяла кровать. Но мама тоже нередко «навещала» дочку. Ночью Марианне слышался строгий тембр голоса Ольги Михайловны, ее преследовал запах валерьянки. Она уходила в комнату Тани, засыпала на ее кровати и среди ночи вскакивала от истошных криков Тани: «Мамочка, спаси, мне больно!» И Марианна бросалась на Петра, чтобы спасти дочь от страшных побоев.

Марианна превратилась почти в старуху. Она давно не красила губы, волосы, надевала самые скромные платья, незаметные под белым халатом. Ее спасала только работа. «Маленькие ангелы», как называла она своих пациентов, спасали ее душу, не давали сойти с ума.

Заканчивался учебный год. Таня уговаривала маму поехать с Васькой в пансионат. Марианна оказалась под предлогом работы. Она понимала, что в таком состоянии она не справится с девятилетним сорванцом, как бы она его ни любила.

Как-то вечером, довольно поздно, раздался отрывистый телефонный звонок. Звонила родственница Гаврила Тимофеевича, отца Марианны, из Саратова. Марианна ее хорошо знала, бывала в гостях. Глафира Мелентьевна, или по-семейному тетя Глаша, была постарше Марианны, на пенсии, в прошлом учительница химии и биологии. Дети выросли, уехали в другие города, муж, секретарь Саратовского обкома КПСС, рано умер. Тетя Глаша жила одна, на тихой зеленой окраине города, в добротном кирпичном доме с газовым отоплением и всеми удобствами. Яблоневый сад, огород, цветы под окнами. Тете Глаше приснилась Марианна «в воде по колено» и она решила узнать, как дела у родственницы. Они проговорили больше часа по межгороду. На следующий день Марианна оформила неотгулянные отпуска за предыдущие три года и уехала в Саратов.

За эти месяцы она вернулась к жизни. Марианна, сидя на скамеечке, полола грядки, подвязывала к колышкам мощные кусты знаменитых саратовских помидоров. А цветы, а яблони, малина, смородина — все требовало ухода и внимания. А варенье варить, банки с огурчиками, перчиками, прочими и прочими садово-огородными дарами закатывать. Счет банкам и баночкам пошел на сотни. За бабушкой Марой в Саратов приехали все втроем и прожили две недели, почти до 1 сентября. Так хорошо не отдыхали очень давно, а может быть, даже никогда. Ящики с банками носильщики везли на двух тележках. Незадолго до отъезда тетя Глаша, Марианна и Таня сидели в саду, в тени яблонь и беседовали:

— Марианна, я серьезно говорю, у тебя один выход — переехать жить ко мне. Посмотри на себя, человеком стала, женщиной. А то, как приведение была. Таня понимала, тетя Глаша права, и она не должна удерживать маму в Москве, она там долго не протянет. Дочь не должна быть эгоисткой.

Осенью Марианна продала квартиру на Белорусской брокеру московской Товарно-сырьевой биржи, молодому шустрому парню, три года назад приехавшему из Иркутской области покорять Москву. Он купил все оптом: квартиру, мебель, посуду, люстры. В Саратов уехала небольшая грузовая машина. Сделка была выгодная и юридически чистая. Об этом позаботился зять. Таня из квартиры своего детства взяла лишь несколько вещиц, вазочек, чашечек. Книги давно уже были в Конькове. Марианна отдала Тане большую шкатулку с ювелирными украшениями. Коробочка с медалями и орденом предназначалась Василию, в память о дедушке, которого он так ни разу и не видел. Марианна часть денег оставила себе, на старость, остальное отдала детям.

Сложилась одна забавная ситуация. На фоне денежных реформ, когда деньги обесценились и люди теряли последние невосполнимые сбережения, долг за кооперативную квартиру, на выплату которого Таня собиралась работать всю жизнь, обесценился и был выплачен на деньги, оставшиеся в кошельке после покупки молока, кефира, пакета безвкусных «резиновых» вафель.

Таня всегда мечтала о своей даче. Но, эта мечта сидела глубоко в подсознании. Реальных возможностей для ее реализации не наблюдалось.

ДАЧА

Шло время, неумолимое, безжалостное. Оно ломало судьбы людей, открывало новые возможности для тех, кто был тверд, настойчив, умел во время отказываться от старых принципов, чувствовать конъюнктуру. Честь, достоинство, деликатность остались в прошлом. Побеждали беспринципные, самоуверенные профессионалы. В новой России шел активный процесс захвата, раздела и передела собственности, имущественная и социальная дифференциация приобретала угрожающие размеры. «Бюджетники» бедствовали, врачи, учителя, преподаватели государственных вузов получали гроши. «Новые русские» строили немыслимые особняки, скупали дорогую недвижимость в Европе. Слетать на недельку в Куршавель или позагорать на собственной яхте на Лазурном берегу, все равно, что на электричке — в подмосковную деревню съездить, посадить картошку. Формировались новая элита, новый средний класс, новый люмпенизированный слой общества. Приватизация ничего не дала народу, лишь создала благодатную почву для мошенничества, откровенного криминала, «узаконила» невероятные по своим масштабам новые формы растаскивания и присвоения государственной собственности, национального богатства неисчерпаемой России.