Значит, можно убрать огромный монитор, похожий на телевизор, и клавиатуру размером со стиральную доску. А, главное, избавиться от здорового, в полтумбочки, процессора с жестким диском. И он перестанет гудеть, и, вообще, действовать на нервы. Но до конца ни Колька, ни Юшка еще не знали об «истинной ценности» этого очередного чуда технического прогресса — ценности свободного квадратного метра в маленькой квартире.


Ноябрь. Мало кто скажет, что это лучшее из времен года. И все же, бывают иногда ясные, чуть морозные дни, воздух и земля еще не промерзли окончательно, дышится легко. Рваные темно-синие облака несутся по небу, растерзанные последними, почти беспомощными лучами солнца. В саду, чудом сохранившимся в Беляево, все листья с яблонь давно опали. Они лежат черно-коричневыми круглыми коврами вокруг древних, кряжистых крон. Толстые, криво закрученные и причудливо изогнутые ветви простираются к небу, как старческие руки, прося «милости».

В последнее время Таня спала долго, «до упора», до последней возможной минуточки. Николай готовил завтрак. В доставленном Марианной, тайком от Петра, очередном пакете с продуктами было несколько тоненьких баночек рижских шпрот. Немыслимый деликатес детства! Кофе готов, белый хлеб нарезан, две маленькие золотистые рыбки расположились на мягкой хлебной подстилке.

Юшка вошла в кухню, где стоял обворожительный шпротный запах и капризно заныла:

— Колька, как ты это можешь есть?

Юшка посидела за столом, сходила в ванную, ее даже затошнило. А когда-то она сама обожала шпроты, брала рыбку за хвостик, запихивала в рот, по тонким пальчикам растекалось оливковое масло.

Позавтракали, почти молча, каждый спешил, учебный год в разгаре.

Когда вечером Николай вошел в квартиру, в нос ему ударил едкий запах уксуса и лаврового листа. На кухне, на табуретке, расставив ноги, как наездник на коне, в светлом пальто, сапогах на высоких каблуках сидела Таня. На полу перед ней стояла огромная пятилитровая банка с огурцами и помидорами. Похрустев огурцом, она сунула правую руку в банку, достала помидор, левую ладонь лодочкой держала под помидором, видимо, чтобы не закапать новое пальто.

Таня не встала и не подлетела, как обычно, к мужу, чтобы расцеловать его «после долгой разлуки». Она гордо посмотрела на Николая и сообщила с помидором во рту:

— Купила в «Балатоне» (популярный в советское время магазин продуктов, недорого вина, народных промыслов и одежды из дружественной Венгрии) целых три банки, еле дотащила до машины!

На следующий вечер Николая ждал еще более «суровый» сюрприз. Он с опаской открыл входную дверь. Да! Уже в прихожей стоял знакомый до боли запах детства. Таня, стоя над кухонной тумбой, из наполовину развороченной консервной банки ела «Кильку в томате». Она возмущенно посмотрела на Николая, допила из баночки с острыми железными краями томатную жижу и с пафосом произнесла:

— Люди в космос летают, компьютер придумали, а консервные банки открываем, как в средние века! Я купила пять баночек.

Николай молчал, в голову лезли странные, противоречивые мысли.

Дальше вечер прошел, как обычно: вкусный ужин.

— Юшка, я тебя очень люблю!

— Нет, Колька, а я тебя еще больше люблю.

Потом была любовь.

На следующее утро Таня встала довольно рано, очень бледная и прямиком в ванную: ее сильно тошнило. Николай был уверен, что это — результат огурцов и кильки в томате. Заваривая кофе, она уронила на плиту новомодную «джезву» и потеряла сознание. Хорошо, что Николай стоял рядом. Через минуту Таня пришла в себя, но ей было плоховато.

Приехала «скорая», врач долго разговаривал с Татьяной Петровной, в коридоре на вопрос мужа равнодушно пожал плечами и уехал. Таня ответила, что все нормально, чмокнула Кольку в нос, быстро оделась и уехала.

Николай провел вес день и вечер в ректорате. Вопросы, проблемы, совещания — все как обычно.

Наконец, дома. Юшка стояла в центре комнаты в белом махровом халате, глаза светились крупными изумрудами. Руки в боки, как буква «Ф». Таня никогда так не делала, эта скандальная, бабская поза была ей абсолютно не присуща. Она не переставала удивлять мужа.

— Николай Александрович, а как Вы отнесетесь к тому, что станете отцом своего ребенка? — протяжно, нараспев, спросила Юшка.

Николая бросило в жар. Соленые огурцы и килька — к беременности, знает каждый школьник. Как он не сообразил — физик, одним словом.

— Я умру от счастья.

— Тогда Ваш ребенок станет безотцовщиной, а его мамочка — матерью-одиночкой, — и без паузы продолжала, — я была у врача — восемь недель, надо сдать кучу анализов, есть творог и яблоки зеленого цвета.

Николай как самую драгоценную в мире ношу взял Юшку на руки, положил на диван, встал перед ней на колени и долго, нежно целовал. Потом, дрожащей рукой дотронулся до халата и тихо спросил:

— Он там?

Она шепотом ответила:

— Там. Я думаю, у нас будет мальчик, ведь я ела соленые огурцы, а к девочке — едят торты и мармелад.

В голосе Юшки появилась новая, рассудительная интонация. Интонация матери.

Таня сдала все необходимые анализы — результаты были ужасные: в крови резко повышено содержание лейкоцитов, а самое опасное — катастрофическое содержание белка в моче. В организме шел сильный воспалительный процесс. Марианна подняла на ноги всех знакомых врачей. Таню положили на обследование в Институт гинекологии и акушерства АМН СССР. Врачи разводили руками, какое обследование, рентген почек беременным на таком раннем сроке делать нельзя. Об аппаратах УЗИ слышали как о «заморском чуде», но появились они в России только в начале 90-х. Давать лекарства, тем более, антибиотики означало — искалечить или вовсе убить ребенка. Поили травами, которые тоже могли вызвать аллергию. Улучшения не предвиделось.

Марианна ничего не говорила Петру, а его ничего не интересовало, кроме политики.


Николай ходил как в воду опущенный. Он читал лекции, «вел» аспирантов, проводил заседания кафедры, работал в ректорате, и только выражение глаз было одинаковое: боль и тоска. Неужели его ребенок, сынок, которого он уже так любил, никогда не родится?

На календаре 30 декабря 1980 года. Понедельник. Первая пара лекций на четвертом курсе. Ребята умные, понимают, зачем пришли. После лекции к Николаю Александровичу подошел студент, худенький, в очках, с огромным портфелем. Он робко стал говорить, немного заикаясь и краснея:

— Вот я слышал, в Америке, в смысле в США, фирма МАКИНТОШ, это как ЭППЛ, — пояснил студент. Вдруг доктор физико-математических наук, Николай Большаков этого не знает, — разработала программу…

Профессор Большаков внимательно выслушал студента, крепко пожал его потную от волнения ладошку и почти побежал в ректорат. Срочно связаться с «Макинтош», напроситься в командировку в США, там купить лекарства для Юшки и тогда, тогда у него родится сын. Николай был уверен в своем плане.

Командировочные, виза, билеты были в кармане. Николай пришел в больницу, сразу направился не к Тане, а в кабинет главного врача.

— Да, в США такие лекарства есть. Дорогие, но эффективные, новое поколение, последовали медицинские термины. Но, — заведующий сделал длинную паузу, — мы без лицензии Минздрава СССР не имеем права применять к больным такие препараты. А лицензии на эти лекарства, насколько мне известно, нет. Так что, молодой человек, не трудитесь зря.

Николай секунду молчал, потом схватил заведующего за воротник белого халата и заорал:

— А лицензия на смерть моего ребенка и моей жены у Вас есть?

Он продолжал трясти светило медицины. Врач кое-как вывернулся, налил два стакана воды — себе и бешеному посетителю. Отдышался, и тихо сказал:

— Ладно, везите лекарства, они должны помочь. Но поймите, я сильно рискую и репутацией и местом, — и совсем шепотом, — мой риск дорого стоит.

Через месяц Таню выписали. Анализы были хорошие. У нее уже был виден живот.


Таня ходила по квартире, осматривала каждый уголок, трогала каждую вещицу, дышала воздухом дома. Николай сидел в кресле и смотрел на жену. Она сильно изменилась. От носа до кончиков губ пролегли чуть заметные морщины — свидетельство страдания. Глаза были спокойного синего цвета, как теплое южное море. Она прилегла и задремала. Николай включил компьютер, первый раз за последние три месяца он смог сосредоточиться на работе. К утру была готова статья, ее опубликовали сразу несколько научных журналов в Советском Союзе и за рубежом. Николай понимал: нужны деньги, и он их зарабатывал единственно возможным для себя путем — своим талантом и трудолюбием.

Жизнь в маленькой квартире в Беляево текла тихо и размеренно.


По совету врачей и, прежде всего, мамы Таня отказалась от лекций и семинаров, редко появлялась на кафедре. Она задумала написать книгу и учебное пособие для студентов по материалам Гарвардского университета. До сих пор они так и оставались невостребованными. Составила подробные планы, но оказалось, что за компьютером она больше часа просидеть не может — начинает болеть поясница.

Через месяц поясница стала болеть почти постоянно. Ребеночек рос, набирал вес. Марианна через знакомых врачей «достала» бандаж для поддержки живота, на какое-то время стало легче. Потом боль возобновилась, она нарастала с каждым днем. Таня не могла сидеть, стоять, лежать. Ее положили в ту же больницу и в ту же палату. Врачи недоумевали, угрозы выкидыша нет, откуда такая боль? Все губы были искусаны в кровь, руки истерзаны. От постоянного болевого синдрома у Тани началась серьезная депрессия. Марианна часто плакала, только она догадывалась о причинах дисфункции почек, а теперь, когда ребеночек стал набирать вес, и о причинах боли в пояснице.

Тот страшный вечер, когда Петр избил свою дочь, Марианна помнит до мелочей. Почему она сразу не убила Петра, чтобы спасти дочь, внука или внучку! Работала бы врачом в колонии, подумаешь — нары. А видеть, как страдает дочь и сможет ли родить — это наказание хуже тюрьмы. «А может быть, я ошибаюсь, — спрашивала себя Марианна, — причина в чем-то другом?»