Саша, еще не до конца понимая, что от него требуют, собрался и поехал в ресторан «Савой».

Его туда не впустили, и тогда Саша попытался пройти через черный ход, но и там оказалось заперто, тогда он снова вернулся к центральному входу и сказал, что он из американского посольства и что ему необходимо срочно переговорить с Пасечником или Фабианом. Человек в строгом темном костюме, стоящий за прозрачными дверями, услышав знакомые фамилии, тотчас впустил Сашу.

– Странно, что у вас нет пригласительного, – сказал он, оценивая в то же время и дорогой костюм Саши, и усыпанный бриллиантами зажим для галстука.

В холле, устланном толстым ковром, было почти безлюдно.

Из зала доносилась легкая джазовая музыка Оскара Питерсона…

Саша остановился в дверях, окидывая взглядом весь зал и присутствующих там разряженных в пух и прах гостей, чье внимание было приковано к импровизированному подиуму – сцена плавно, при помощи серебристого мостика, переходила в зал, и по нему прохаживались грациозные, умопомрачительно-стройные манекенщицы в роскошных вечерних туалетах…

Саша обратился к метрдотелю с просьбой показать ему Пасечника или Фабиана.

– Они сидят за первым столиком, вот там, видите, рядом с женщиной в темно-красном платье…

Саша обошел несколько столиков и остановился возле того, на который указал ему метрдотель, и вдруг ему стало не по себе: он увидел Валерию, она сидела к нему вполоборота и разговаривала с… Анной Невской! Здесь же сидел высокий блондин в белом шелковом костюме, пухленький маленький брюнет с красными щеками, как если бы он только что пришел с мороза, и лысоватый, очень приятной наружности мужчина лет пятидесяти во всем черном.

– Аня? – Он чуть тронул ее за плечо и жестом пригласил последовать за собой. Та девушка, которую он сначала принял за Валерию, была просто очень похожа на нее, но только издали.

Анна удивленно вскинула брови, но тут же взяла себя в руки:

– Родиков! Ты как здесь? У тебя тоже приглашение? Может здесь и Невский?

– Нет, ты не могла бы выйти со мной?

– Подожди минуточку… Сейчас выйдет Рита в черном платье… Это вообще шедевр…

И действительно, на сцене показалась высокая шатенка в черном бархатном кринолине с белым стоячим воротником из жесткого кружева.

– Фабиан, поднимите же голову! – Анна ущипнула уснувшего за столиком итальянца. Он откинулся на спинку стула и восхищенно зааплодировал, его поддержал весь зал… Затем он наклонился к девице, которая была как две капли воды похожа на Валентину, и поцеловал ей руку: – Считайте, что контракт у вас в кармане, – сказал он по-русски и без акцента. И затем, уже обращаясь к господину в черном: – У вас очень, оч-чень талантливая дочь, мсье Захаров…

– Валентина, вам налить еще немного шампанского, а то вы совсем бледная, – это было сказано уже блондином в белом костюме.

Валентина отхлебнула немного шампанского и громко икнула.

Анна поднялась из-за стола:

– Все, теперь вот могу на минутку отлучиться…

Через открытое окно слышно было, как шумит дождь…

– О! Дождь! Этого еще только не хватало…

Анна, слегка опьяневшая, в шикарном бордовом платье презрительно щурилась на Родикова сквозь густые черные ресницы и, казалось, переживала триумф – настолько нагло и самодовольно смотрела она на друга своего бывшего мужа.

– Ну и что просил тебя передать господин Невский?

– Я не от Невского… То платье, которое я только что видел, откуда оно? И какое ТЫ имеешь к этому отношение?

– Самое что ни на есть прямое… Это МОЕ платье, мне сшила его одна знакомая портниха… Да ты же видел ее только что, с длинными рыжими волосами… Ее зовут Валентина…

– А по-моему, это платье и те, которые демонстрировались раньше, сшила девушка, которую зовут Валерия… Я сам лично видел эти платья у нее дома… А вчера к ней в квартиру ворвались какие-то люди, ударили ее по голове и пытались отравить газом… Это сделала ты?

– – Неважно, кто это сделал… ТЕПЕРЬ уже неважно… теперь уже ничего не имеет значение, контракт все равно у нас в кармане, ты же сам слышал… Я только что-то не пойму, про какую еще Валерию ты мне мозги пудришь?

Он схватил ее за руку:

– Так ты не знаешь Валерию? Ты не знаешь портниху, которая тебе все это сшила? Ты не знаешь человека, заслуги которого приписываешь себе?

– Мою портниху зовут Валентина, она сидит за нашим столиком и пьет шампанское… А рядом сидит ее отец… Можешь подойти и спросить… А ткань, из которой сшито большинство платьев, была привезена нам его женой из Парижа… Так что все чисто…

Анна была пьяна, она едва держалась на ногах…

Родиков отпустил ее руку, повернулся и бросился к выходу. Но, остановившись на лестнице, вернулся, нашел телефон и позвонил Невскому:

– Игорь? Никуда не уходи, я к тебе сейчас приеду…

Он только что вспомнил, как звали женщину, из-за которой Невский оставил Анну. «Она портниха, и срезала нашивки с костюмов… Она собиралась выходить замуж, я только что женился…»

Но тогда кто же такая Валерия?


***

Невский выглядел заспанным. На лице его белел наклеенный крест-накрест пластырь.

– Бандитская пуля, – спокойно ответил он, держась за щеку.

– Проходи, рад тебя видеть… А если честно, то меня избила моя бывшая жена…

– Знаешь, – сказал Родиков, проходя за Игорем на кухню и решительно усаживаясь за стол, – если ты нальешь мне немного чаю, я расскажу тебе нечто такое, что произведет на тебя впечатление, как мне кажется… Или я сошел с ума, или же меня водят за нос…

– А если поподробнее?… Кто тебя водит за нос?

– Валентина…

– Валентина? – Он усмехнулся. – Я сейчас не расположен говорить об этом…

– Послушай, не так давно ко мне в машину залетела одна птичка, которая сбежала со своей свадьбы… Мы познакомились с ней, оказалось, что она портниха… Понимаешь, есть такие женщины, у которых в глазах такая боль, такая грусть и тоска, что это заставляет мужчин относиться к ним не так, как они бы этого хотели… Ты понимаешь меня?

– Нет, не понимаю. Это имеет какое-то отношение ко мне?

– Пока еще не знаю… Понимаешь, эта птичка назвалась Валерией… Вчера в ее квартиру пришли какие-то люди, оглушили ее, брызнули в лицо газом из баллончика и украли восемнадцать платьев, которые предназначались для показа в «Савойе»… Я только что оттуда… Игорь, я встретил там твою жену, Анну… А рядом с ней сидела девушка, удивительно похожая на Валерию, но ее почему-то называли Валентиной… Понимаешь, все это фарс, жестокий фарс, разыгранный Анной, чтобы отомстить Валентине, той самой Валентине, о которой ты мне рассказывал… Меня смущает только то обстоятельство, что рядом с ними за столиком сидел человек, которого Анна назвала отцом Валентины… Он производит самое благоприятное впечатление… Поедем со мной, ты должен увидеть Валентину и сказать мне, это та женщина, в которую ты был влюблен, или же это совершенно другая…

– Но зачем тебе это? Даже если это Валентина, ты прекрасно знаешь, что я думаю на ее счет…

– Но если ты все спутал и на Пушкинской площади видел сначала настоящую Валентину, а потом, в «Макдоналдсе» – другую, похожую на нее девушку, ты представляешь, как обидел Валентину? Ведь если Валерия и Валентина – одно и то же лицо, то в тот день и в то время, что ты торчал перед ларьком, она была… со мной… Она позвонила мне как раз с Пушкинской площади и я сообщил ей адрес квартиры… Мы с ней встретились на Солянке и пошли смотреть квартиру… Она НЕ МОГЛА быть в это же время в ларьке…

– А как она выглядит?

– Высокая, Красивая, с длинными рыжими волосами…

И вдруг Невский нахмурился, словно что-то вспоминая.

– Желтые перчатки… – произнес наконец он и застонал: – Их ведь украли вместе с костюмом еще в гостинице… Как же я мог забыть?

– Так ты поедешь со мной?

– Но куда?

– Я теперь уже и сам не знаю… Сначала в «Савой», а потом к Валер… Валентине… Не знаю, одевайся, поедем… Надеюсь, в твоей машине есть хоть капля бензина.


***

В «Савойе» им сказали, что Пасечник и Фабиан вместе с двумя женщинами и каким-то французом уехали всего минут десять тому назад в фургоне, куда погрузили сундуки с платьями и нескольких перепивших манекенщиц.

– Мы опоздали… Но Анна-то от нас никуда не денется, главное, увидеть Валерию…

Но как ни стучали они в ее дверь, как ни звонили, им никто так и не открыл.

– Слушай, по-моему, это записка… – Невский наклонился и вынул из замочной скважины, свернутый в трубочку листок, развернул и прочел: «Саше. Я поехала в аэропорт. Попробую улететь к отцу. Я так больше не могу. Спасибо за все.

ВАЛЕНТИНА…»

– Валентина…

– Валентина! Родиков, какой же я идиот!… Быстрее в аэропорт, я знаю, где живет ее отец, в Париже! А туда аж целых двенадцать рейсов в неделю!


***

Борис ничего не понимал. Он находился в гостиной незнакомой ему квартиры, хозяйкой которой была, судя по всему, Анна, та самая женщина, которая вместе с этими двумя пьяницами, теперь спящими вповалку на большом кожаном диване, организовала показ Валентине.

Здесь же, в гостиной, стояли три больших сундука с платьями, которые, надо сказать, были настолько хороши и были так восторженно приняты присутствующими на приеме в «Савойе» гостями, что на тринадцать из них поступили заявки на покупку.

Валентина совершенно игнорировала присутствие отца, она сидела, устремив взгляд своих немигающих глаз куда-то в пространство, и, казалось, не испытывала никаких чувств. Взгляд ее был холодным и пустым. Толстый слой пудры, как штукатурка, разбух под нижними веками, краска на бровях размазалась…

Борис подумал о том, что с таким взглядом она вряд ли когда-либо будет счастлива. Ведь чтобы стать счастливым, надо этого хотеть… А с Валентиной творилось нечто непонятное. Она молча пила одну рюмку за другой, пьянела, пока глаза ее не стали слипаться… Анна же, свернувшись в кресле, давно уже спала.