Наверное, это было просто самоуспокоение – не иначе…
Или скорее то, что сам Патрик когда-то определил в себе как «защитную реакцию», – да, в критические минуты жизни людям подчас ничего другого и не остается, как вести себя подобным образом, тем более – людям, достигшим зрелого возраста, и – как ни тяжело в этом признаться – ставшим неудачниками.
Оставалось разве что искать спасения в немудреной философии.
Действительно, ведь Патрик О'Хара был уже немолод – ему было около тридцати пяти лет – критический возраст, время подведения промежуточных итогов в жизни, время сбора плодов…
И пожалуй единственное, о чем он жалел – так это о том, что за эти недолгие дни, проведенные на воле, ему так и не удалось напасть на след своих детей – чиновники из соответствующих ведомств, к которым он обращался, лишь равнодушно пожимали плечами:
– Извините, мистер О'Хара, мы прекрасно понимаем ваши отцовские чувства, но не в праве разглашать тайну усыновления… Ваш случай очень сложный и может быть решен только в судебном порядке. Никто и никогда не раскроет вам тайну усыновления. Советуем вам, мистер О'Хара, обратиться в коронный суд.
– Но ведь это – мои дети, – возмущался Патрик, – и меня выпустили из тюрьмы, теперь я не буду отбывать пожизненное заключение!
Клерки, в очередной раз выслушивая исповедь отца, только сочувственно кивали головами.
– Ваш случай сложный, очень сложный… Ведь в тот момент, когда детей усыновляли, вы были приговорены к пожизненному заключению, – терпеливо объясняли они назойливому посетителю, – и никто не знал, что все обернется именно таким образом. Закон, как известно, обратной силы не имеет.
– Что же мне делать? – уже не спрашивал, а кричал Патрик, теряя свою обычную сдержанность, – что же мне теперь делать?
– Ничем не можем помочь… Обращайтесь в Коронный суд…
– Но ведь пока суд разберет это дело; дети наверняка позабудут меня!
Чиновники только пожимали плечами, давая таким образом понять, что дети, память об отце, семейные проблемы и все, что с этим связано – не в их компетенции.
Тогда Патрик так и сделал, он подал апелляцию, но в суде ему недвусмысленно ему дали понять, что ждать придется долго, очень долго, несколько лет – лет пять, наверное, если не больше – британские бюрократы всегда славились своей медлительностью.
– Может быть, мне стоит нанять адвоката? – интересовался Патрик у клерков.
– Вряд ли это ускорит рассмотрение вашего дела, – говорили те.
– Но ведь дело-то неотложное!
– В Коронном суде множество таких же неотложных дел, – следовал обычный ответ.
Однако после повторного ареста О'Хары судебная бюрократическая машина заработала без проволочек, и спустя каких-то полтора месяца Патрик вновь оказался в Шеффилде – по злой иронии судьбы в той самой камере, где он провел в заключении целый год; сам О'Хара увидел в этом факте нечто вроде знамения свыше.
Следствие по его делу располагало только видеозаписью да свидетельскими показаниями полицейских, однако этого было недостаточно, чтобы упрятать О'Хару за решетку на долгие годы, и наверное потому (О'Хара сам так посчитал, хотя на самом деле тут, по всей видимости, не обошлось без вмешательства людей Кристофера и Уистена) он вскоре был переведен из Шеффилда на север Шотландии, на Оркнейские острова, в один из исправительных лагерей, которые в последнее время повсюду заменяли тюрьмы…
Патрик отнесся к такому неожиданному повороту стоически – можно сказать безразлично.
Теперь он уже твердо знал, что детей не увидит никогда.
Постепенно он даже смирился с этой мыслью, и жизнь его катилась по инерции – иногда ему казалось, что он уже не живет, а только существует, что теперь его тело – то, к чему обращались как к «Патрику О'Харе» – ни что иное как какая-то оболочка, совершенно пустая, а душа давно покинула ее.
После того, как он выяснил, что Уолтер и Молли вряд ли когда-нибудь будут с ним, что едва ли он даже сможет их увидеть, его охватило полнейшее безразличие ко всему на свете – даже к собственной судьбе…
Условия содержания в этом островном исправительном лагере были куда лучше, чем в суровой, мрачной одиночной камере специальной тюрьмы Шеффилда – заключенным разрешалось почти все – читать, смотреть телевизор, ходить в собственной гражданской одежде, играть в карты, писать на волю сколько угодно писем, и сколько угодно – получать, заниматься своими делами, в любое время встречаться с посетителями, – короче, разрешалось все, кроме одного – выходить за территорию лагеря, да и то, некоторые из заключенных в знак поощрения «за примерное поведение» изредка награждались увольнительными в небольшой городок, точнее в убогий рыбацкий поселок, что стоял в нескольких милях от лагеря…
Получилось так, что в лагере почти четверть заключенных были ирландцами – выходцами из Ольстера – правда, большинство было осуждено за обычные уголовные преступления, однако попадались и такие, и было их немало, которых осудили «за связь с террористами».
Вскоре после водворения в лагерь Патрика посетил адвокат, который вел его дело – он представился «другом мистера О'Рурка» и сказал, что Патрик может не волноваться за свое будущее.
О'Хара, безразлично посмотрев на посетителя, негромко произнес:
– А я и не волнуюсь. Честно говоря, мне теперь все равно. Теперь мне безразлично, где находиться – на воле, в тюрьме…
Адвокат улыбнулся.
– Ну, мистер О'Хара, не надо быть пессимистом… Вас интересуют ваши дети?
Патрик невольно вздрогнул – наверное потому, что ждал этого вопроса: ведь тогда, после освобождения из Шеффилда, Уистен О'Рурк вроде бы дал понять ему, что еще не все потеряно…
– Да. Вы знаете что-нибудь о них?
– Дело в том, – ответил адвокат, – дело в том, мистер О'Хара, что разглашение тайны усыновления – серьезное преступление, и тайна эта ревниво охраняется государством… Но, – он поднял вверх палец, словно желая указать собеседнику на нечто невидимое обычному взгляду но, тем не менее, очень важное, – но нам удалось преодолеть бюрократические препоны… Когда вы выберетесь на свободу, мы поможем вам…
У Патрика все так и оборвалось внутри.
– То есть?
– Мы поможем вам найти ваших детей… Но сперва – поможем вам и еще некоторым нашим друзьям выбраться отсюда.
Растерянно пожав плечами, О'Хара спросил:
– Что – меня вновь досрочно освободят?
– Нет.
– Тогда – что же?
Оглянувшись в сторону охранника – тот стоял в конце комнаты, равнодушно взирая на заключенных, адвокат прошептал:
– Мы организуем вам побег…
– Побег?
– Ну да… А почему это вас так удивляет? – спросил адвокат.
– Но зачем?
– Разве вы не хотите воссоединиться со своей семьей?
– Хочу. А что, неужели нет никаких шансов на законное освобождение? Ведь следствие располагает только видеозаписью и свидетельскими показаниями полуторагодичной давности, а этого, как вы мне сами говорили, явно недостаточно… По закону меня вполне могут освободить под залог…
– Однако, этих показаний более чем достаточно, чтобы продержать вас тут неопределенное время – всегда можно найти причину.
Патрик удивленно поднял брови.
– Это почему?
– Потому что общественное мнение относительно ИРА и всего, что касается североирландского вопроса, накалено в Великобритании до последнего градуса. В последнее время обстановка в Ольстере значительно осложнилась, и не в интересах многих, – адвокат снова многозначительно поднял указательный палец вверх, намекая на какие-то высшие сферы, – не в их интересах выпускать вас… Это может вызвать нежелательные кривотолки.
После недолгой паузы О'Хара, пожевав губами, поинтересовался:
– Даже если мою вину никому не удастся доказать? А ее и не удастся доказать, вы мне сами об этом говорили… Да и я сам это знаю не хуже вас.
– Даже если ни по одному пункту обвинения не будет вынесено положительного решения. – Друг Уистена О'Рурка немного помолчал, а затем вновь повернул беседу в первоначальное русло:
– Так что, мистер О'Хара, разве вы не хотите вновь обнять Уолтера и Молли? Разве вы не воспользуетесь возможностью бежать? Неужели вы не хотите попасть на свободу?
– Хочу конечно…
– По вашему виду можно решить, что вам это безразлично, – возразил адвокат.
– Нет, теперь, – О'Хара сделал сознательное ударение на этом слове, – теперь мне это уже небезразлично… Но я никак не могу поверить, – продолжил Патрик пересохшими от волнения губами, – никак не могу поверить, что это действительно возможно…
Он имел в виду не предстоящий побег, а возможную встречу с детьми.
Как, он увидит Уолтера и Молли? После всего?
Адвокат, однако, понял последнюю реплику собеседника по-своему.
– Организовать побег куда трудней… Кстати, не только вам, но и многим другим. Это будет групповой побег, наверное, самый крупный за всю историю английской пенитиционарной системы. – Адвокат еще раз обернулся в сторону охранника и свистящим полушепотом добавил:
– Ваши дети находятся в Оксфорде, в одной очень богатой, почтенной семье… Кстати, женщина, их приемная мать – ирландка. Я думаю, что вам удастся с ней договориться, – пообещал адвокат на прощание. – Когда вы окажетесь на свободе, то позвоните вот по этому телефону, – он протянул собеседнику вырванную из записной книжки страничку с номером телефона, – и там вам все объяснят все более подробно…
Сложив листок вчетверо, О'Хара положил его в нагрудный карман.
– Что это за телефон? – с надеждой в голосе спросил он.
– Это – новый телефон мистера О'Рурка. А теперь послушайте…
После разговора с адвокатом Патрик словно бы помолодел лет на десять – плечи его распрямились, походка приобрела пружинистость, уверенность, и сам Патрик стал будто бы даже немного выше ростом.
Да, теперь в его жизни появился смысл – дети, его дети.
"Желтая долина, или Поющие в терновнике 4" отзывы
Отзывы читателей о книге "Желтая долина, или Поющие в терновнике 4". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Желтая долина, или Поющие в терновнике 4" друзьям в соцсетях.