В отличие от многих других студентов, смотрящих на занятия как на печальную необходимость, Крис с самого начала рьяно принялся за учебу – за все четыре года он не пропустил ни одной лекции, хотя и в Итоне ему приходилось подрабатывать – он был и мойщиком посуды в закусочной, и официантом в греческом ресторанчике, и разносчиком, и гладильщиком, и репетитором, и даже таксистом.

Правда, сыновья пэров и лордов, которые кичились приставкой «сэр» к своему имени, как правило презрительно глядели на юношу, который в свободное время вместо того, чтобы идти на вечеринку или отправляться в не далекий от Итона Лондон, шел мыть посуду в свою забегаловку.

Впрочем, сам Кристофер мало от этого страдал: в Итоне ему было с кем общаться – правда, в первое время он сторонился однокашников, предпочитая студенческим развлечениям работу, но зато после, уже на последнем курсе, нашел-таки человека, который впоследствии стал одним из его ближайших друзей.

Среди студентов этого старинного колледжа обращал на себя внимание один человек – благородной внешности, с седеющими аккуратно зачесанными волосами, одетый по последней моде, сильный акцент которого выдавал в нем уроженца Ирландии. Странным было прежде всего то, что этот человек решил поступить в колледж в тридцать пять лет – в возрасте, весьма далеком от студенческого.

Звали этого странного человека Уистен О'Рурк, и занимался он на естественном факультете.

Еще более поразило Криса то, что Уистен уже имел одно высшее образование, и притом – неплохое: он закончил медицинский факультет Кембриджа, и, более того, несколько лет проработал врачом в одном из отдаленных графств.

Не стоит и говорить, что Крис довольно быстро подружился с Уистеном (правда, это случилось на последнем курсе; до этого времени Кристофер был настолько занят, что просто не обращал внимания на окружающих), тем более, что ирландцы имеют обыкновение быстро сходиться с земляками, находясь на чужбине.

Возраст нового друга (а Уистен был значительно старше его) для Кристофера не был помехой – О'Рурк держался более чем демократично, всячески подчеркивая, что Крис и он общаются как равный с равным.

Мало того, уже через несколько дней после знакомства, поближе сойдясь с Кристофером О'Коннером, О'Рурк очень зауважал его; разумеется, Криса было за что уважать.

Спустя несколько недель они были уже закадычными друзьями – более того, Кристофер, не имея постоянного жилья, был рад принять предложение своего старшего товарища переселиться к нему – Уистен снимал небольшую трехкомнатную квартиру как раз в районе колледжа, и, по собственному признанию, смертельно скучал в ней один.

Сперва беседы новоиспеченных друзей протекали в совершенно естественном русле – о последних новостях, о гольф-клубе, о результатах недавних футбольных матчей, о преимуществах одних марок автомобилей над другими…

Однако вскоре Кристофер стал замечать, что разговоры все чаще и чаще заводятся об Ирландии, точнее – об Ольстере, и о тамошних проблемах.

Да, О'Коннер был ирландцем, и притом – ирландцем до мозга костей, и потому он не стал увиливать от этих бесед, тем более, что давно уже проявлял к проблеме Ольстера стойкий интерес…


Так было и в тот памятный вечер 198… года, когда Крис, едва убежав с проливного дождя, переоделся и сел у камина с номером воскресной газеты.

Уистен сидел напротив, то и дело бросая пристальные взгляды на собеседника.

Наконец, отложив свою газету (О'Рурк был библиоманом, и потому чтение любой газеты начинал с обзора последних книжных новинок), он произнес:

– Господи! И чем это я занимаюсь каждый вечер? Ведь даже обзоры новинок те же самые, что и на прошлой неделе… Книги новые – обзоры старые… Ты свою газету дочитал?

Крис вяло поморщился.

– Еще нет. А что-нибудь кроме книжных новинок там еще есть?

– Конечно.

– И что же?

– Я осилил целых три колонки об ирландском терроризме, но так ничего и не понял…

О'Коннер, удивленно посмотрев на собеседника, заметил, поджав губы:

– Вот как? Они что, сговорились?

– Кто – они?

Недовольно поморщившись, он пояснил:

– Ну, газетчики…

– Ты что – читаешь о том же? Сложив газету, Кристофер протянул ее Уистену и, очертив ногтем название статьи, произнес:

– Посмотри…

В статье писалось о кровожадных подонках из ИРА, которые сознательно дестабилизируют обстановку в Великобритании, не желая, чтобы на островах воцарились спокойствие и порядок.

Пробежав глазами несколько строк, Уистен отдал газету обратно.

– Как ни странно, но у меня то же самое… Только в несколько иных выражениях. Можно подумать, что теперь в стране нет большей проблемы, чем Ольстер…

– И ирландцы.

О'Рурк кивнул.

– Вот-вот.

– Даже на последней странице, в разделе юмора, сплошь анекдоты из жизни ирландцев… Будто бы мы тупее всех на свете… Даже о шотландцах не пишут так много, как о нас…

Это было правдой: ирландцы давно уже стали в Великобритании предметом острот, и притом – не всегда удачных, и не только: в том же Белфасте, в любой сувенирной лавке можно было купить бокал для эля, ручка которого была прикреплена не снаружи, а изнутри.

– Думаю, они долго еще не оставят нас в покое… Я имею в виду англичан.

Крис передернул плечами.

– Это неудивительно.

– Почему?

– Ты что – не в курсе?

Конечно же Уистен был в курсе, и наверное осведомленность его простиралась куда дальше статей в воскресных номерах газет.

Кристофер имел в виду недавнюю неудачную попытку захвата группы заложников в «Конкорде», выполнявшем рейс Глазго-Париж – ходили слухи, что на этот захват пошли люди из ультралевой террористической группировки, отколовшейся от ИРА.

– А, ты о том террористическом акте?

– Ну да.

После непродолжительной паузы Уистен, искоса посмотрев на Криса, произнес:

– Да, та история наделала немало шума.

– Еще бы!

– И теперь англичане пуще всего боятся нас…

После этих слов в комнате надолго воцарилась неожиданная пауза.

Уистен сказал «нас» – наверное, имея в виду исключительно ирландцев?

Или…

А может быть он имел в виду что-нибудь другое – например, ту же ИРА?

Может быть, он имеет к этой организации какое-то хотя бы косвенное отношение?

Не исключено; во всем облике, во всем поведении Уистена было так много загадочного и малообъяснимого, что у человека, более или менее регулярно сталкивавшегося с О'Рурком, поневоле могло закрасться подозрение.

Наконец, искоса посмотрев на Уистена (он продолжал рассеянно просматривать газету), Кристофер осторожно спросил:

– Что ты имеешь в виду? Уистен отложил газету.

– О чем это ты?

– Ты сказал, что англичане пуще всего боятся вас… Кого это?

Вопрос был задан, что называется, «в лоб», но в то же время давал некоторую возможность для обтекаемого ответа или для ухода от него.

Немного подумав, Уистен ответил:

– Нас, ирландцев…

– То есть – тебя и меня?

– Ну, думаю, что мы не представляем большой опасности для целостности Соединенного Королевства… Хотя… – многозначительно произнес Уистен и устремил на собеседника пристальный, немигающий взгляд.

– Что – хотя?

– Для Англии каждый ирландец в большей или в меньшей степени представляет опасность.

– Это почему?

– Ирландец, будь он из Ольстера или же из Дублина, в любом случае, в глубине души ненавидит англичан. Да, он может быть любезным с некоторым из них, может даже кому-нибудь симпатизировать… Но на самом деле Англия и все, что с ней связано, вызывает у ирландца – если он, конечно же, настоящий ирландец и патриот, – Уистен сделал многозначительное ударение на этом слове, – ничего кроме стойкой неприязни, и для этого есть веские причины.

Кристофер деланно удивился.

– Вот как?

– А разве не англичане пришли на наш зеленый остров с огнем и мечом, разве это не они расчленили нашу многострадальную родину на две части, разве не они искусственно создали проблему противостояния католиков и протестантов?

Аргументы Уистена были настолько убедительными (во всяком случае, для Криса), что не согласиться с ними было просто невозможно.

– Ну да, – произнес Кристофер после непродолжительной паузы, – действительно. Все верно. Ты, наверное, прав…

– Не наверное, а наверняка, – поправил его Уистен, строго посмотрев на своего молодого товарища. – А разве у тебя могут быть на этот счет какие-нибудь возражения?

Конечно же, возражений не нашлось. Крис только спросил:

– И это – все?

– Нет, не все… Дело в том, что англичане, поработив нас, не учли главного.

Крис коротко осведомился:

– Чего же именно?

– Нашего национального характера… – ответил Уистен, поднимаясь со своего места. Характерные национальные черты определяются как правило с трудом, а попытки дать им определения оборачиваются набором банальностей и штампов. Говорят, что испанцы жестоки с животными, итальянцы очень шумны, китайцы привержены к азартным играм. Очевидно, что подобные вещи сами по себе ничего не значат. Значит другое…

– А ирландцы? – поинтересовался Кристофер, внимательно глядя на собеседника.

Уистен улыбнулся.

– Ну, ирландцы славятся своим упорством… Вернее сказать – упрямством.

– И все?

– Буду откровенен, – продолжал О'Рурк, – и выскажу несколько своих личных наблюдений. Постараюсь остаться беспристрастным, хотя, будучи ирландцем, мне это дастся не легко. Ирландцы, в отличие, скажем, от немцев или итальянцев, немузыкальны, хотя на древнем нашем гербе и изображена Эолова арфа, и, надо сказать, что в отличие от других народов – например, от тех же англичан, ирландцы не?? такие?? Интеллектуалы. Мы, как правило, питаем отвращение к абстрактному мышлению, сторонимся любой философии, и не испытываем потребности ни в каком «мировоззрении». И вовсе не потому, что, как утверждают многие, у нас «практический, трезвый склад ума». Достаточно посмотреть на нас, на нашу повседневную жизнь, чтобы убедиться, как мало мы заботимся о чистой эффективности, – сказал О'Рурк, вновь усаживаясь напротив собеседника. – Но зато мы, как я уже сказал, очень упрямы, и обладаем редкой способностью действовать не раздумывая – особенно, если ставим себе цель, главную цель в жизни. И наше извечное лицемерие, в котором нас столь часто обвиняют англичане – здесь, в Итоне, я неоднократно сталкивался с подобными обвинениями, так вот, это есть ни что иное, как проявление этой способности.