Слежка и ожидание. Ник понимал это. Он уже многое понял в человеке, решившем непременно доставить его назад, туда, где его повесят. С первой минуты, как он повстречал рейнджера, между ними промелькнула странная искра узнавания. Дело не ограничивалось их внешним сходством — тут было внутреннее родство, ощущение, что они встречались раньше, хотя он хорошо знал, что этого не было. Нику некогда было думать о столь отвлеченных материях; его забота о Лори и собственный обостренный инстинкт самосохранения отодвинули их прочь, но теперь, видя, как следит за ним Дэвис, он вдруг понял, что знает, о чем именно думает рейнджер.

Ник был уверен, что Дэвис относится к людям, никогда не сворачивающим с выбранного пути, ни перед чем не склоняющимся и не позволяющим эмоциям взять над собой верх. Ник, в свою очередь, давно научился быть гибким. У его отца не было моральных правил — доктор Джонатан не делил мир на черное и белое. Он наслаждался каждой минутой, веря, что Господь — или судьба — не оставит его без хлеба насущного и завтра. Он был мошенником, обычным и неприхотливым, с присущим мошенникам оптимизмом. Во многом он напоминал никогда не стареющего ребенка, не перестающего восхищаться путешествиями, людьми и новыми впечатлениями.

Быть его воспитанником означало то же самое, что быть учеником в школе приключений. Ника очень любили не только Джонатан и Флер, но и всяческий сброд — артисты, бродячие торговцы, бродяги и одиночки, прибившиеся к шоу на день, неделю, месяц или же на многие годы, как Дэниэл Уэбстер. Ник взрослел, продолжая потешать людей, участвовал в мелких надувательствах и, под стать отцу, не видел ничего дурного в том, чтобы привнести в жизнь людей немного азарта, которого было так мало в привычном существовании. Если же при этом имели место полуправда, маленький трюк в карточной игре или мошенническая проделка с деньгами, когда их не хватало, — Джонатан оправдывал их как развлечение для тех, кто мог себе это позволить. Он никогда не надул бедняка и часто давал деньги нуждающимся, даже когда собственная семья испытывала лишения.

Таков был его отец, и Ник любил его, хотя, взрослея, он хотел большего покоя и безопасности для своих близких. Джонатану теперь за шестьдесят, а матери Ника пятьдесят, и Ник гадал, долго ли они еще смогут вести излюбленную Джонатаном бродячую жизнь. К тому же у него была Лори, никогда не испытавшая настоящей жизни, и Энди, необузданный, как техасский лонгхорн [3].

Каждый из них питал к остальным безмерную любовь и фанатичную преданность, но Ник знал, что Лори нуждается в большем. Ей двадцать два, и она больше разбирается в покере, чем в ухажерах. У нее были почитатели. Боже, сколько их было! Но Брэдены никогда не задерживались на месте достаточно долго, чтобы можно было серьезно увлечься, да и Лори содрогалась при мысли об участи фермерской жены. Она привыкла к свободе в выборе платьев и поступков; к этому ее всегда подталкивал Джонатан, а Флер полагала, что дочь ее благословила своим светом луна и потому она такая хорошенькая, умная и способная добиться всего, чего захочет.

Ник допивал остатки кофе, когда Морган Дэвис покинул свой наблюдательный пост, приблизился к костру и быстро забросал пламя пылью.

— У вас есть несколько минут на умывание, пока я седлаю лошадей, — произнес он, обращаясь к Нику.

Ник поднялся, испытывая чувство благодарности за возможность краткого уединения, хотя и знал, что риск у рейнджера невелик. Ник едва мог передвигаться с ножными оковами и вряд ли способен был побежать или влезть на лошадь. Лори тоже встала.

— Вы останетесь здесь, — сказал рейнджер, — пока не возвратится ваш брат.

— Я вам не арестант, — возразила она.

Дэвис уже уложил одеяло на одну из лошадей и собирался поднять на нее седло. Нарочито неторопливо он снова опустил его, пристально глядя на Лори, и Ник смотрел на разворачивающуюся перед ним битву с растущим беспокойством. У нее нет ни одного шанса против парней типа Моргана Дэвиса — ни единого.

— Да, — мягко сказал Морган. — Пока еще. — Он быстро взглянул на Ника:

— Но он — арестант, и вы лишь усложняете положение. Он не пойдет, если вы не побудете здесь.

Видя, что лицо Лори становится сердито-покорным, Ник понял, что согласен с рейнджером в одном — в том, что необходимо оставить Лори в Ларами. Чтобы отвезти его в Техас, Моргану понадобится не менее пяти недель, а кто выдержит пять недель без единой ошибки? Это все, что нужно Нику: одна маленькая ошибка. И что потом? Ник не может оставить его в живых, иначе Дэвис будет гоняться за ним до самой смерти, такой уж он человек.

Ник знал, что он не убийца. Он убил однажды, спасая своего брата. Интересно, сможет ли он убить, спасая себя?

Он не был уверен.

В любом случае он не хотел впутывать в это Лори.

Глаза его встретили взгляд Моргана, и между ними возникло странное взаимопонимание. Дэвис нахмурился, лицо его помрачнело, он отвернулся и снова принялся седлать лошадь.

Стесненный оковами, Ник заковылял к ручью. Краткое облегчение при мысли о свежей воде и уединении исчезло. Скоро их будет лишь двое: он и рейнджер. Жизнь для одного означает смерть для другого, и оба они только что безмолвно признали этот факт.

Ник поклялся, что не сдастся, но эта клятва не принесла душевного покоя. Его снова охватило знакомое странное чувство незавершенности. Он споткнулся, цепь попала ему под ноги, и он упал наземь. С минуту он лежал, и его переполняло такое сильное отчаяние, что он не мог двинуться.

Если что-то случится с ним…

Джонатан и Флер нуждались в нем. Энди тоже. И Боже мой, Лори! Он понимал это сейчас лучше, чем когда-либо. Ее опыт заставлял его зачастую забывать, что она женщина, которой предстоит открыть предназначение женщины. Она так долго смотрела на него снизу вверх, подражая ему, что он думал о ней скорее как о младшем брате. Но от него не ускользнул электрический заряд, скользнувший между нею и рейнджером, и это испугало его до полусмерти. Она совершенно не понимала, что за человек этот Морган. Он принесет погибель свободной душе, какой была Лори.

Итак, его жизнь или жизнь рейнджера?

Ради семьи Ник знал, каков должен быть ответ.

Глава четвертая

Вскоре после полудня они остановились у ручья, хотя и были уже неподалеку от Ларами.

Прежде чем покинуть утром место стоянки, Лори переоделась в скромную блузку и юбку для верховой езды, не отличавшуюся от обычной, если девушка не сидела на лошади. Лори знала, что женщины в Вайоминге обладают большей свободой, чем где-либо. Они заседали среди присяжных и добилась права голосовать. Впрочем, носить штаны им, разумеется, не позволялось — и она не представляла, когда и как сможет воспользоваться своими женскими уловками.

Рейнджер осмотрел ее наряд с близким к изумлению чувством. Она связала волосы сзади лентой и знала, что коричневая блузка подчеркивает янтарный оттенок ее глаз.

Шляпу она лихо сдвинула набок. Сознавая, что не красавица, девушка понимала однако, что достаточно привлекательна, особенно здесь, где мало женщин.

Поездка прошла в основном в молчании, враждебность змеей вползла между ними. Весь их разговор сводился к коротким приказам рейнджера и изредка к шепоту, которым обменивались она и Ник, но даже в этом чувствовался накал.

Ник снова натер руку о седельную луку и все утро беспокойно ерзал в седле. Когда он вернулся этим утром от ручья, глаза у него были темными и недоверчивыми, рубаха испачкана, и Лори с трудом подавила желание подойти к нему. Она знала этот взгляд, словно предупреждающий каждого, даже близких ему людей, держаться от него подальше. Такое хмурое настроение охватывало его нечасто, и Лори сдержала сочувственные слова: они ему не понравятся, особенно на виду у рейнджера.

На миг блеск его глаз напомнил ей глаза рейнджера, но она отбросила эту мысль. Ник вовсе не напоминал мрачного, лаконичного представителя закона. Единственное, что было между ними общего, горько решила она, — это обоюдное желание избавиться от нее. Но от нее так просто не отделаешься.

Ник сказал, что она будет мешать ему и он не сможет сосредоточиться, если будет беспокоиться о ней. Рейнджер просто-напросто хотел устранить ее с дороги. Но Лори знала, что Ник не сможет так легко сбежать от человека, нацеленного на то, чтобы возвратить его в Хармони. Она уже заметила осторожность рейнджера. Как вообще сможет Ник бежать, когда он столь тщательно скован?

Лори не спорила, но и не собиралась выполнять желания брата. Ей все время казалось, что она — единственный шанс Ника. И она должна подарить его брату — вся семья задолжала ему этот шанс. Все они слишком зависели от него, с упавшим сердцем подумала Лори. Никто не слушал его, когда он говорил о жизни на ранчо. Никто не принял всерьез его размышлений о земельном участке в Вайоминге, приобретенном им на втайне накопленные тяжелым трудом деньги. Семья полагалась на его силу, но принимала ее как должное, никогда не спрашивая, нужно ли что-нибудь самому Нику.

У ручья Морган позволил Нику слезть с лошади, не преминув подчеркнуть, что делает это ради усталых животных. Ник потер саднящие кисти и размял ноги ходьбой. Морган не настоял на проклятых ножных оковах, но ручные кандалы остались на месте.

Лори подавила слабый стон, пытаясь прогуляться: она привыкла к езде на большие расстояния, но не на крупе лошади. Как обычно, рейнджер следил за ними с чуткостью кошки, наблюдающей за мышью, которую она намерена сожрать. Он дал лошадям пригоршню овса и позволил им медленно пить, и Лори поняла, что он относится к ним внимательнее, чем к ее брату, с которым обращался с привычным, но осторожным безразличием.

Рейнджер не казался утомленным и не ослабил бдительности, присущей ему с той минуты, как она его увидела. Лори гадала, есть ли в нем хоть одна чувствительная жилка. Их глаза на миг встретились, но он почти сразу отвернулся. Ник находился в нескольких футах от них, и лицо его казалось Лори бесстрастной маской. Она чувствовала, что ему отчаянно хочется прыгнуть на рейнджера, сделать хоть что-нибудь, чтобы ослабить телесное напряжение, но вот взор его остановился на ней, и она заметила, как он с усилием взял себя в руки.