– Если у тебя нет гриля, ничем не могу помочь, – сознался он. – Как насчет твоих кулинарных способностей?

– Еще хуже, чем твои, – призналась я. – Мне не разрешают приближаться к грилю, если я не позвоню в ближайшую пожарную часть.

– Значит, не видать нам суфле на ночь.

– Как насчет замороженного рогалика со сливочным сыром?

– Ты умеешь обращаться с тостером? – спросил он.

– И не только, – решила похвастаться я. – Я даже могу заварить кофе. Французской обжарки, – добавила я. – Это же твой любимый?

– Милая моя, – сказал он с такой улыбкой, которая развеяла все мои страхи. – Это просто супер.

У меня получился целый пир из поджаренных рогаликов, сливочного сыра, клубничного джема и свежей черники со сливками. Мы сидели за кофейным столиком, что располагался на кухне, и кушали в приятном молчании. Я оглядывала кухню, которая теперь принадлежала мне. Даже тут висели картины. Алан сказал, что приедут рабочие, чтобы упаковать картины и отвезти их в хранилище. Я не могла не расстроиться от мысли, что все эти красивые мольберты будут спрятаны на каком-то складе, пока управляющий фондом не решит, что с ними делать.

– Что такое? – спросил Эван.

Я перевела взгляд на него и заметила, что он наблюдал за мной поверх своего кофе, и его бровь вопросительно выгнулась, как будто он пытался разрешить какую-то сложную проблему. Я заставила себя отвлечься от своих мыслей и ножом намазала джем поверх сыра.

– Ничего. Просто задумалась.

– Судя по всему, о чем-то серьезном.

Я засмеялась.

– Не знаю, как насчет серьезно, – ответила я. – Просто меланхолия.

Он протянул руку и погладил пальцами мою руку, которой я все еще держала нож.

– Поделись.

– Я просто думала обо всем этом, – сказала я, взглядом обводя все произведения искусства, которые были в помещении. – Джен рассказал мне про свои планы на фонд. Как он управлял им, не имея почти никаких средств, но, когда он умирал, он сказал, что хотел, чтобы фонд стал успешным. – Мои слова были беспристрастными, но внутри я очень переживала. Любовь к искусству сближала нас с дядей. Осознание того, что все эти замечательные картины унесут, только усугубляли боль от потери дяди. Я сделала вдох и медленно выдохнула, надеясь, что не заплачу. – Я знала, что передача прав на фонд произойдет. Но не думала, что это произойдет так быстро.

– Я знаю. – Слова были такими простыми, но несли в себе столько смысла.

Он действительно понимал. Он тоже любил Джена. У них была такая же связь, как и у меня с Дженом, и мне стало интересно, была ли это любовь к искусству или что-то совершенно другое? Я сделала глоток кофе.

– Почему ты остался? Я имею в виду – после того, как закончил занятия с Дженом?

Он откинулся назад на стуле.

– Ты жалуешься?

– Едва ли. Я просто думала о связях. Джен был моим дядей, но ведь это просто родственная связь, по рождению. Что действительно нас сближало, так это искусство. Наверное, я просто гадала, что же связывало вас.

– Мне нравится искусство, – ответил он. – Но это не моя страсть. Не в том же смысле, как для Коула. И искусство не было главным увлечением Джена.

– Ты так думаешь? Что же тогда? Бизнес?

Он не сразу ответил. Вместо этого он встал и подошел к стойке, чтобы налить себе кофе. В его движениях не было ничего неуклюжего, но у меня было ощущение, что он внимательно подбирает слова.

– Твоему дяде нравилось побеждать.

– Знаю. И знаю, что он был так взбешен, когда Нели досталась «Книгу Сотворения», что сделал все невозможное, лишь бы сделать ее копию.

– Да, – ответил Эван.

Но в его голосе было нечто, что заставило меня задуматься о его ответах. Больше было похоже на шутку, которая была известна только ему. Хотя, он мог просто пытаться так скрыть свое раздражение. Учитывая обстоятельства, с моей стороны было нетактично упоминать книгу.

– Мне жаль, – посочувствовала я.

Он как всегда понял, что я имела в виду.

– Как ты думаешь, почему он изменил завещание? Он знал, как я хотел ее получить. И когда мы последний раз разговаривали на эту тему, он мне ясно дал понять, что оставит ее мне.

– Я не знаю, – честно ответила я. – Мы вообще никогда о ней не разговаривали, тем более как о наследстве. Он, конечно, знал, что мне она нравилась, и что эта книга была моим любимым предметом в его коллекции. И думаю... – Я засомневалась, но заставила себя неуклюже продолжить: – Думаю, он хотел сказать, что доверяет мне и любит меня.

Эван внимательно посмотрел на меня.

– Что-то изменилось. Что-то случилось в то же время, когда он изменил завещание. Что?

Я опустила взгляд и стала рассматривать стол.

– Я облажалась. Джен помог мне. – Я подняла голову, чтобы посмотреть на Эвана, и поняла, что мой взгляд затуманен. Я моргнула и застыла, когда поняла, что по щеке бежит слеза. – Черт, – сказала я и вытерла щеку. – Просто мне было плохо. Думаю, Джен оставил мне книгу, пытаясь сказать, что, несмотря ни на что, все хорошо.

– Энжи...

Он потянулся ко мне, но я оттолкнулась от столика и встала, решительно настроившись вернуться к обсуждению книги. Не все же говорить обо мне или моих секретах.

– Так почему же тебе? – спросила я бодро.

– Что ты имеешь в виду?

– Почему же он собирался оставить ее тебе? Не было бы логичнее оставить ее Коулу?

Я повернулась к кофейнику, но боковым зрением увидела, как он резко дернулся, как будто мои слова обидели его.

– Почему ты так считаешь? – Его голос был низким и взвешенным, и я понятия не имела, что спровоцировало такую реакцию.

– Потому что Коул любит искусство. Он же поехал на стажировку в Рим и преподает в колледже. – Я пожала плечами. – Не знаю. Это звучит логично.

– Наверное, – согласился Эван.

– Так почему ты так хочешь эту книгу?

Эван сосредоточился на намазывании сыра на вторую половинку бублика, и на секунду мне показалось, что он не собирается отвечать.

– Потому что эта книга для меня важна. Она значит для меня очень многое, – признался он.

– Ты имеешь в виду пропавшую картину со щитом? Или что-то другое? – Речь шла о картине, которую написал да Винчи в молодости: фантастически красивый дракон на щите. Картина была настолько невероятной, что отец да Винчи не продал ее заказчику, и что с ней случилось, так и не известно. Но я не думала, что Эван говорит про пропавшую картину.

– Это призма, через которую да Винчи видел окружающий мир. Он видел то, что не видел никто другой. Он видел невидимое. Видел мир таким, какой он есть, и не боялся его.

Я смотрела на него с нескрываемым изумлением.

– Что? – спросил он.

– Просто... Не могу поверить в то, что ты сказал. Это именно то, что мне так нравится в этой книге. Вообще-то, я так думаю про большинство работ да Винчи.

На секунду кончики его губ приподнялись и тут же опустились, предавая его лицу привычную безразличность. Я нахмурилась.

– Эван?

– Энжи, я хочу купить у тебя книгу.

– Купить? – Я явно что-то не так поняла.

– Я хочу книгу. Она мне нужна. Если честно, она нужна мне больше, чем тебе. – Его голос был ровным, как у предпринимателя в разгаре переговоров.

Я же, напротив, совсем не была спокойна.

– Ты, блядь, шутишь, да? Я тебе только что рассказала, как много она для меня значит.

– И она уже сделала свое дело. Что бы Джен ни хотел тебе сообщить, оставляя тебе книгу, он уже сообщил. Ничего не изменится, если ты отдашь ее мне.

– Это изменит все, – возразила я.

И тут я все поняла, ощущение было похоже на удар по лицу.

– Вот черт.

Я резко оттолкнулась от стола, скрип стула по кафелю был очень похож на страх, который меня пронзил.

– Ты сукин сын, – закричала я. – Ты гребаный ублюдок! Поэтому ты передумал? Поэтому согласился уйти со мной из «Дестини»? Зачем ты пришел сюда? Чтобы попытаться соблазнить меня, и чтобы я отдала тебе книгу?

На его лице появилось выражение шока, но я не знала, это из-за моих обвинений или из-за того, что я его раскусила. Я была слишком зла, чтобы остановиться.

– Пошел ты на хер, Эван Блэк. Она моя.

Я хотела ударить его, но вместо этого схватила свою чашку и швырнула ее. Она упала на пол и разбилась вдребезги, раскрашивая брызгами кофе серый кафель и нейтральные бежевые стены.

Я начала задыхаться, когда повернулась, чтобы выбежать из кухни. Я хотела добежать до кровати и рыдать. Хотела ударить Эвана Блэка по яйцам. Сейчас все это здание казалось тюрьмой, и мне захотелось убежать отсюда и спрятаться.

Я хотела убежать сама от себя, но мне некуда было идти, и я не могла убежать от себя.

Я вообще ничего не могла сделать, потому что Эван схватил меня за руку и грубо дернул к себе. Он схватил меня за вторую руку и прижал к стене, пока я боролась с желанием плюнуть ему в лицо.

– Нет, – сказал он. Потом добавил более жестко. – Черт возьми, Энжи, нет.

Я постаралась вырваться, но он крепко меня держал. Я была уверена, что на моих руках останутся синяки.

– Я здесь не поэтому. – Жесткость его слов будто хлестала меня. – Черт, я здесь, потому что хочу тебя. Не потому, что мне что-то от тебя нужно.

Я хотела ему верить, отчаянно хотела, но не могла. Я покачала головой.

– Дерьмо собачье, Эван. Ты обещал моему дяде, что не будешь со мной. И ты был очень верен своему обещанию, пока не узнал, что книга досталась мне в наследство. – Я видела, как его передернуло, и поняла, что попала в точку. – Кевин был прав, – добавила я. – Тебя не интересует ничего, кроме твоих целей.

– Даже не упоминай этого ублюдка в нашем разговоре.

– Мы и не будем разговаривать, – устало говорю я. – Просто выметайся отсюда.