Только сейчас Холланд начал понимать, как опасен на самом деле этот дружелюбно улыбающийся гигант:

— Ну что ж, значит нужно быть начеку и не пропустить возможностей, предлагаемых судьбой. Наша дружба может быть взаимовыгодной.


Плантагенеты прибыли в суровый средневековый монастырь в холодный день в конце зимы. Совет графа Луи и фландрские буржуа устроили гостям подобающую встречу. Однако королевской семье и придворным отвели скудно обставленные комнаты. Их почтили банкетом, но в старом монастыре, конечно, не могло быть и речи о каких-то особых развлечениях.

Неудовлетворенность принцессы Изабел титулом будущего мужа мгновенно забылась при первом же взгляде на него. Луи, необыкновенно красивый юноша, золотистыми локонами напоминал ее брата Эдуарда. Услыхав завистливые вздохи фрейлин, Изабел окончательно успокоилась. Луи обращался с принцессой вежливо, соблюдал необходимый этикет, а та была настолько тщеславна, что вообразила, будто он без ума от нее.

По правде же говоря, поскольку отец графа погиб в сражении при Креси от рук англичан, ненависть Луи к англо-норманнам не знала границ. Он воспитывался при французском дворе и был в душе истинным французом. Король Филипп хотел, чтобы граф женился на Маргарите Брабантской, девушке, близкой сердцу Луи, поскольку они были соседями и говорили на одном языке.

День помолвки выдался серым и холодным, но фрейлины принцессы Изабел были слишком заняты, чтобы замечать плохую погоду. Наряд, который выбрала принцесса для церемонии, мало отличался роскошью от подвенечного. Нижнее платье из тонкой золотой ткани, поверх которого надевался лазурный камзол, вышитый леопардами Англии и французскими лилиями. На голове у принцессы была маленькая золотая корона, сверкающая темно-синими сапфирами.

В процессе одевания Изабел объявила, что чувствует себя неловко в этом платье. Фрейлины принялись закалывать, ушивать, подворачивать, пока не добились нужного результата, но Изабел и тут осталась недовольна и кричала, что наряд выглядит ужасно. Все пришлось отколоть, развернуть и расшить. Прическа заняла еще больше времени, и, когда наконец одна из дам совершенно потеряла терпение, Изабел решила, что готова к выходу и просит всех поспешить в церковь.

Помолвка была скреплена и освящена согласно старинным обычаям, со всей помпой и торжественностью. Но в продолжение всей церемонии взгляды Джоан и Эдуарда встречались и замирали. Джоан горько вздыхала, слушая обеты, которыми обменивались жених и невеста. Потом, опомнившись, послала возлюбленному нежнейшую улыбку. Ни за что на свете она не хотела бы, чтобы он заметил, как ей больно.

Принц Эдуард бессильно сжал кулаки при виде задумчиво-грустного лица любимой и решил прийти к ней сегодня во что бы то ни стало, несмотря на строжайшие правила монастыря, повелевающие мужчинам и женщинам жить в отдельных комнатах, включая супругов.

Несмотря на скромную обстановку и отсутствие развлечений, принцесса выразила желание остаться здесь еще на неделю, чтобы они с женихом смогли получше познакомиться. Король и королева были рады исполнить желание дочери, поскольку этот союз обещал принести процветание обеим странам и сделать Фландрию верной союзницей Англии в борьбе против Филиппа.

К тому времени, как над монастырем спустилась тьма, Луи уже сгорал от нетерпения поскорее вернуться к себе. Он не нашел никаких недостатков в лице и фигуре невесты, наоборот, она выглядела крайне привлекательной. Однако ее одежда и драгоценности настолько роскошны, что он боялся, как бы ему не пришлось залезть по уши в долги из-за ее мотовства. Кроме того, Изабел ни на минуту не закрывала рта, болтая о всяких пустяках, и ему сразу стало ясно, что невеста пуста, тщеславна и невероятно избалована.

Оказавшись в своих покоях, Изабел призналась себе, что в восторге от красавца-графа, сильного, сдержанного и мужественного. Она уже вообразила, что влюблена в него, и начала изводить бесконечной болтовней несчастных фрейлин, пока всем не стало очевидно, что принцесса Изабел влюблена в саму мысль о любви и в ту романтическую чепуху, которой набита ее голова. Фрейлины старались скрывать зевки и едва дождались, пока принцесса уляжется в кровать.

Уже после полуночи закутанная в монашескую рясу высокая фигура, бесшумно пройдя лабиринт коридоров, исчезла в одном из закоулков монастыря. Джоан в ужасе тихо вскрикнула, увидев на пороге своей комнаты незнакомца, но крик тут же сменился вздохом облегчения, когда монах сбросил рясу и она узнала принца Эдуарда, осторожно приложившего палец к губам, приказывая Джоан молчать. Она кивнула и, выскользнув из постели, мгновенно оказалась в объятиях истосковавшегося возлюбленного. Приблизив губы к ее уху, принц шепнул:

— Никто не должен слышать нас, даже слуги.

Он знал, что малейшая неосторожность — и их связь откроется, а Джоан заклеймят прозвищем шлюхи и развратницы, тогда как про него никто не осмелится сказать дурного слова.


Еще до конца недели граф Луи Фландрский сумел ускользнуть в провинцию Артуа, а оттуда в Париж, где король Филипп принял его с распростертыми объятиями. Произошло немыслимое — принцессу Изабел Плантагенет бросил жених.

Королевское семейство немедленно отплыло обратно в Кале, но униженная Изабел, исходя рыданиями, вопила, что ненавидит Фландрию, ненавидит Францию и хочет домой. В Виндзоре безопасно, спокойно и скоро наступит весна.

Король решил выработать условия девятимесячного перемирия с Кале, что дало бы время вернуться на родину и распустить войско на давно заслуженный отдых. Когда он будет готов окончательно завоевать Францию английский флот незамедлительно появится в Кале. После всех побед подданные станут приветствовать его и его сына как героев. Кроме того, королю не терпелось основать новый Орден Рыцарства. Только потом он вновь начнет собирать величайшую армию, которую когда-либо видела Англия. Каждый мужчина будет счастлив присоединиться к победителям, захватившим столь невероятно богатую военную добычу.

В Кале, конечно, останется большой гарнизон, и король велел Уоррику отобрать для него лучших людей. Уоррик приказал остаться сэру Джону Холланду, поскольку у того был высокий чин и он великолепно справлялся со своими обязанностями. Когда же граф не назвал в числе остающихся принца Эдуарда, тот сам вызвался возглавить охрану города.

— Вы, должно быть, шутите, ваше высочество! Король желает, чтобы вы вернулись вместе с ним. Вы герой Креси и войдете в историю под именем Черного Принца.

Но мысль о разлуке с крошкой Жанетт тоской сжала сердце.

— Ради Бога, Уоррик, ведь перемирие подписано на девять месяцев! Не могу же я уехать на такой срок!

— Но ваш отец скоро вернется, ваше высочество. Ему и раньше случалось нарушать перемирие. Он одержим мыслью получить корону Франции. Готов поклясться, что к лету военные действия возобновятся. Это просто хитроумный маневр — вернуться в Виндзор и отпраздновать победу над Францией. Он устроит торжественный турнир, посвятит новых рыцарей в свой Орден и тогда вернется, чтобы идти на Париж.

— Вы, конечно, правы, Уоррик, — упорствовал Эдуард, но мне все-таки кажется, что в Кале нужно оставить члена королевской семьи.

— Согласен, ваше высочество. Я выбрал Эдмунда, графа Кента. Сэр Джон Холланд подчиняется непосредственно ему. А если возникнут серьезные неприятности, мы, в конце концов, всего в двадцати милях по другую сторону Ла-Манша.

Принц Эдуард признал, что проиграл. Как он сообщит Джоан о новой разлуке?

Он откладывал разговор, как только мог, и лишь перед самым отъездом понял, что больше молчать нельзя. Когда Джоан начала раздеваться, Эдуард с изумлением увидел, как стала заметна ее беременность за три недели с тех пор, когда они были в монастыре.

— Милая, ты здорова? — заботливо спросил он. Джоан взглянула на набухший живот. Руки сами собой потянулись к заметной округлости, чтобы спрятать ее от глаз.

— Я ужасно толстая и неуклюжая. Не смотри на меня!

Но принц подошел ближе и отвел ее руки.

— Милая, я никогда не видел ничего прелестнее!

Сердце Эдуарда тревожно сжалось. Как оставить ее? Эдуард нежно прижал к себе Джоан, погладил по волосам. И только в этот момент сообразил, что должен сказать о своем отъезде:

— Это даже хорошо, что я буду далеко. Мы все равно не смогли бы спать вместе.

Она казалась такой маленькой и хрупкой, что Эдуард внезапно испугался: как она сможет родить?

Джоан смотрела на него широко раскрытыми глазами.

— Ты ведь не возвращаешься в Виндзор?!

Принц издал приглушенный звук и, подхватив Джоан на руки, понес к кровати, лег и прижал ее к себе мускулистой рукой.

— Я упрашивал Уоррика позволить мне остаться, но тот сказал, что мой долг — вернуться с отцом.

Губы принца трепетали у виска Джоан; от желания защитить ее и ребенка перехватывало дыхание.

— Я говорил с твоим братом, и Эдмунд согласился переехать в наш дом до моего возращения.

Джоан расслышала тоскливые нотки в его голосе и поняла, что должна быть храброй ради любимого.

— Со мной все будет в порядке, Эдуард. Дай мне руку… чувствуешь, как шевелится ребенок?

Эдуард с благоговейным трепетом положил большую ладонь на бесценный плод ее чрева, воспринимая его как чудо.

Джоан молча вознесла молитву небу: «Милостивый Боже, пусть это будет девочка, не дай нам сына, который никогда не сможет унаследовать корону отца».

— Я чувствую, как он брыкается, — обрадовался Эдуард.

— Она, — мягко поправила Джоан.

Принц, от всего переполненного любовью сердца, согласился:

— Если ты хочешь дочь, значит, и я хочу дочь.


Брайенна наслаждалась своим пребыванием в Бедфорде, но никогда еще не было в ее жизни такой холодной зимы. Может, именно поэтому ей так недоставало дружеского тепла Джоан. При дворе все дни были заполнены обязанностями и развлечениями: каждую ночь, после ужина с королевской семьей — танцы, музыка и смех.