– Значит, хорошо, что ты вернулась. Может, тебе необходим кто-то, кто подвергает сомнению твой выбор профессии.

– Замечательно. Спасибо тебе. Теперь я вернусь домой и начну думать, что моя работа невыносима. Прощай мой сладостный покой.

Брейден ухмыльнулся.

– В любой работе хорошо то, что всегда можно ее сменить. Твоя работа тебе не подходит.

Алекса ущипнула его.

– И кто это говорит! Ты сам не можешь забыть, что ты военный.

– Я стараюсь.

– Может, лучше поищем магазин музыкальных инструментов? – предложила Алекса. – Купим тебе гитару.

– Пожалуй, хватит на сегодня душевных метаний. Ты не раздумала возвращаться в тетин магазин? Уже поздно. Не хочу оставлять тебя там одну.

– Ты прав. Я все равно устала. Вернусь в гостиницу.

– Хорошая идея, – кивнул Брейден. – Я тебя провожу.

– Я прекрасно дойду сама.

– Провожу, и не спорь.

Брейден всегда ее защищал. Даже в двенадцать лет он присматривал за ней, и с ним она чувствовала себя в безопасности.

Только сейчас о безопасности Алекса думала меньше всего. Отчаянные мысли кружились в ее голове. Она чувствовала себя девчонкой, теряющейся в сомнениях, закончится ли ее свидание поцелуем и захочет ли она ответить на этот поцелуй.

Когда они подошли ко входу в гостиницу, Алекса так ничего и не решила, но взвинтила себя до предела. Брейден, похоже, тоже нервничал, и они в нерешительности слишком долго смотрели друг на друга.

– Ну, спокойной ночи, – наконец обрела голос Алекса. – Чудесный вечер. Я с удовольствием провела время с твоей семьей.

– Черт побери, Алекса, я снова хочу тебя поцеловать. – Он сказал это с таким видом, будто злился, только непонятно, на кого больше, на нее или на себя.

– Кажется, тебе это не очень нравится, – сказала она, занервничав еще сильнее.

Брейден покачал головой, решительно сунул руки в карманы.

– Я не буду тебя целовать, но хочу.

Интересно, а ее мнение его не интересует?

– Ты здесь не один.

И не успел Брейден опомниться, как она шагнула к нему, прижала ладони к его груди и поцеловала в губы.

Его губы чуть раскрылись от изумления, и, воспользовавшись этим, Алекса проникла языком в его рот. Ей так хотелось разрушить стену, которую он возвел между ними, только тревожило, что он чуть расслабится, подпустит ее поближе, а потом снова оттолкнет.

После недолгого сопротивления Брейден обхватил ее за талию, притянул к себе и впился в ее губы. Теперь он был главным, ну и пусть. Ей не нужна власть. Ей нужен он.

Эта мысль так потрясла Алексу, что она отпрянула. Она не хотела нуждаться в мужчине. В любом мужчине. Она боялась остаться беззащитной.

– Алекса?.. – окликнул Брейден, вглядываясь в ее лицо.

Она приложила ладонь к губам, пламенеющим от его поцелуя.

– Я… Спокойной ночи, – выдавила она и бросилась в вестибюль гостиницы.

На какой-то миг ей показалось, что Брейден последует за ней, что, пока она ждет лифта, дверь за ее спиной распахнется. Но кроме нее и портье за стойкой, в вестибюле никого не было.

Войдя в свой номер, Алекса метнулась к окну, выглянула, но и на улице было пусто. Брейден ушел.

А с чего бы ему тут болтаться? Она же от него сбежала.

Точно так, как он сбежал от нее днем.

Ну, хочешь не хочешь, в ближайшие дни им придется общаться друг с другом и расхлебывать заваренную кашу.

* * *

В пятницу утром Алекса с облегчением встретила первые солнечные лучи, пробившиеся сквозь шторы. Она так и не смогла заснуть, всю ночь ворочалась в постели, думая о Брейдене и пытаясь понять, стоит ли оставаться в Сэнд-Харборе или со всех ног бежать домой, пока не сотворила глупость. Брейден заставил ее подвергнуть сомнению все принятые решения: образ жизни, работу, выбранное место жительства и эмоциональную отстраненность от любого, кто с самой ничтожной долей вероятности мог бы ее обидеть.

Брейден точно мог принести ей страдания, но она очень давно не испытывала столь сильного влечения ни к одному мужчине. Она до боли хотела видеть его, касаться его, и это ее пугало. И дело не только в физическом влечении, Алекса чувствовала с ним тесную эмоциональную связь. И это пугало еще больше. Никому никогда не удавалось тронуть ее душу. А Брейден сумел подобраться чертовски близко. Да, она хотела его, но не хотела дать ему власть над собой, не знала, как заполучить его и не потерять независимость. Не дай бог остаться в одиночестве, разбитой и подавленной, как ее мать на долгие годы после развода.

И не только о себе должна она думать. Брейдену сейчас очень тяжело. Его брак распался. С военной карьерой покончено. Он не может смириться с тем, что произошло с его другом, с тем, как в долю секунды они из близких друзей превратились во врагов.

Ей хочется помочь ему, защитить его, но и себя она должна защищать. А раз так, необходимо перестать думать о Брейдене и сосредоточиться на том, что ждет ее в ближайшие часы, – на встрече с отцом.

Алекса выбралась из постели, привела себя в порядок и отправилась в кафе «Бейглы [9]Ханны». Придя раньше отца, она заказала тарелку с разными бейглами, взяла чашку кофе и заняла место за ближайшим столиком. Кафе находилось на набережной, за окнами простиралась гавань и снующие по ней яхты. И этот вид, и сам Сэнд-Харбор создавали у Алексы впечатление безмятежного отпуска. Именно по этой причине отец не любил городок, всегда жаловался, что в тихом, сонном местечке невозможно найти приличную работу, что ему необходимы ритм и энергия большого города.

Может, под отцовским влиянием она неосознанно выбрала Сан-Франциско. Где бы Алекса ни работала, это всегда был большой город, она даже не попыталась пожить в маленьком городке. И так и не узнала, где же ее место. Как и Брейден, в детстве она ставила себе жизненные цели, но если его решения зависели от одобрения его отца, то она просто старалась не устроить жизнь так, как ее мать. Стоп. Не она ли сама сказала вчера Брейдену, что он должен прожить свою жизнь? Может, пора прислушаться к собственному совету?

В ожидании заказа Алекса развернула оставленную кем-то местную газету. На первой странице была фотография Дэниела Стоуна, пожимающего руку президенту Соединенных Штатов. В статье под фотографией рекламировался вечер по сбору средств и его избирательная кампания.

Красивый мужчина, снова подумала Алекса, вспоминая рекламную листовку. Спортивный, честолюбивый, самоуверенный и, судя по взгляду, жесткий, если не жестокий. Повлияла ли на него трагическая смерть женщины, с которой он когда-то был близок, или он всегда был таким? Алекса легко могла бы представить этого человека соучастником преступления, ловко заметающим следы. Или она судит Стоуна слишком цинично?

Открылась дверь, и вместе с порывом холодного ветра появился отец в деловом костюме. Таким она его обычно и видела. Не зная, чего ожидать – а ничего хорошего она по привычке не ждала, – Алекса отложила газету и приготовилась к худшему.

– Я заказала бейглы, – сказала она, пока он выдвигал стул напротив нее. – Вот-вот будут готовы. Я не знала, что ты любишь, и заказала ассорти.

Отец виновато улыбнулся.

– Боюсь, я не смогу остаться. Пришлось сменить рейс. Нарисовалось неожиданное дело. Я пришел попрощаться.

Разочарование было неожиданным и сокрушительным. Алекса снова почувствовала себя маленькой девочкой, перед глазами пронесся первый год после родительского развода, когда отец неоднократно обещал приехать и повидаться с ней, и всегда у него возникали неотложные дела. Но она уже давно не ребенок. Она справится.

– Ладно. – Алекса не добавила «хорошо», не желая успокаивать его, уж слишком часто позволяла ему сорваться с крючка. – Ты попрощаешься с тетей Фиби?

– Уже попрощался.

– Хорошо.

– Алекса, ты выросла красавицей. Умной, талантливой. Я горжусь тобой.

Она мысленно отмахнулась от его комплиментов. Он просто пытался сгладить очередное оскорб-ление, так как опять бросал ее.

– Ты вовсе не должен мне льстить. Это ничего не изменит.

– Я говорю правду. Я знаю, что подводил тебя много-много раз.

– И сегодня тоже.

– Я понимаю, что вряд ли когда-нибудь смогу загладить свою вину.

– Ты никогда и не пытался.

– А ты научилась бить по больному месту, – сухо заметил Роб.

– Училась у лучших. И я говорю не о маме, а о тебе.

Отцу явно не понравилось ее замечание.

– Алекса, я искренне хочу попытаться. Я был бы рад, если бы ты приехала в Лос-Анджелес и провела с нами выходные. Дети с удовольствием познакомились бы с тобой поближе. Ты же их сестра.

Алекса вздохнула.

– Ты никогда не подтверждаешь эти приглашения. Лучше бы вообще не приглашал.

– Алекса, на этот раз я говорю серьезно. Я люблю тебя. Может, не так, как ты хотела бы, но люблю.

Отец умолк, видимо, надеясь услышать в ответ, что и она его любит, но Алекса уже сказала это вчера, а он увильнул от завтрака с ней. О чем еще говорить?

– Вчера ты спрашивала о Шейле, – вновь заговорил отец. – Я не спал с ней. И я не знаю, как она умерла. Но я знаю, что она вела дневник. Она все время что-то записывала в него. Как-то сказала, что собирается издать свои мемуары. Я поддразнивал ее, мол, для этого понадобится еще дюжина дневников, что она слишком молода для мемуаров. Когда я услышал, что она утонула, то не знал, что и думать.

– Ты рассматривал возможность самоубийства? – спросила Алекса.

– К сожалению, предположил именно это. Она говорила мне, что тот, кого она любит, вне ее досягаемости. По всей видимости, она забеременела, а он потребовал сделать аборт. Она согласилась, потому что не готова была растить ребенка, к тому же боялась, что потеряет мужчину, если не выполнит его требование. Но ее мучило содеянное. Она часто выходила на веранду и смотрела на море и страдала из-за принятого решения.