Руди кивнул с серьезным видом, окинув Дэниела оценивающим взглядом.

— В таком случае, мистер Камерон, не задержитесь ли вы еще на минутку? У меня есть новости. На Севере серьезные события.

— Война… — начала было Келли.

— Война, само собой, идет своим чередом, — сказал Руди, доставая из кармана газету и протягивая ее девушке. — Я обычно не вмешиваюсь в чужие дела, — пояснил он Дэниелу, — но моя супруга послала меня сообщить обо всем Келли, поскольку она живет одна.

— Ну, что там? — Девушка заглянула Дэниелу через плечо, поскольку он сразу же отобрал газету и стал читать про себя.

— Президент Линкольн издал манифест об освобождении рабов, — тщательно подбирая слова, произнес Руди Вайс.

— Манифест об освобождении?! — удивилась Келли.

— Черт возьми, он все-таки решился! — воскликнул Дэниел и, невесело рассмеявшись, обернулся к любимой:

— Манифестом освобождаются рабы в мятежных штатах на Юге, а не на Севере и не в приграничных штатах! Какой хитрый ход! Ты понимаешь?

Келли недоумевала, не вполне понимая, о чем идет речь.

Дэниел отдал ей газету и с отсутствующим взглядом уселся в ближайшее кресло.

Девушка вопросительно взглянула на Руди Вайса, который застрял на пороге.

— Ваш друг Дэниел Камерон, он все понимает, — тихо сказал Руди. — Рабов освобождают с третьего января будущего года. Рабов «в штатах, поднявших мятеж».

Герр Камерон понимает, что южане не признают законным манифест какого-то Линкольна на территории своей Конфедерации. А вот рабы захотят освободиться. И начнут убегать.

Большинство двинется на Север в поисках пищи, работы и настоящей свободы. Многие впадут в отчаяние. Именно поэтому моя супруга так беспокоится за вас, Келли. Вам надо поостеречься, когда эти люди будут проходить по нашим местам. Я, в свою очередь, считаю, что вам следует опасаться и солдат. Есть люди хорошие, есть плохие, и это не зависит ни от цвета кожи, ни от цвета их мундиров.

Келли кивнула и нервно облизала пересохшие губы. Дэниел обменялся взглядом с Руди и подошел к двери.

— Вы тоже будьте осторожны, герр Камерон, — многозначительно произнес Вайс.

«А ведь Руди, черт возьми, отлично знает, что Дэниел мятежник, — подумала Келли. — Знает, но не придает этому значения. Для него друг есть друг». Причем Вайс считал нужным этого друга предупредить, поэтому он, уже собираясь уходить, обернулся и бросил через плечо:

— Южнее, на кукурузном поле, все еще стоят лагерем солдаты. Похоже, они следят за всеми дорогами. — Он поглядел на небо, потом перевел взгляд на Келли и Дэниела и печально покачал головой. — В воздухе по-прежнему витает запах смерти, а вода в ручье побурела от крови. Грустная это штука, война!

Очень грустная.

И он двинулся но тропке через поле.

Камерон некоторое время глядел ему вслед, потом скомкал в кулаке газету, — Хитрый ход! Черт побери, очень хитрый! Ваш мистер Линкольн не дурак, Келли. — Он вдруг в ярости швырнул скомканную газету.

— Ты-то ведь уже освободил своих рабов! — воскликнула, широко раскрыв глаза от удивления, Келли. — Если Юг не признает полномочия Линкольна, то какая разница, издан этот манифест или нет?

— Я тебе скажу, какая разница! — сердито отозвался Дэниел. — Рабы побегут десятками, сотнями, а может быть, тысячами! Причем некоторые из них будут опасны. Но и это не самое главное, разве ты не видишь.?

Удивленная и обиженная гневом любимого, Келли возмутилась:

— Да! Да, вижу! Линкольн освободил множество людей, скинув оковы рабства!

— Для победы в Гражданской войне он сделал больше, чем любой из его генералов! — сердито оборвал ее Дэниел. — Неужели не понимаешь? Теперь Европа ни за что не признает Конфедерацию. А Англия?! Англия, которая закупала у нас хлопок тюками, но всегда воротила свой аристократический нос от наших так называемых институтов, — ведь она теперь наверняка будет на стороне Линкольна! Нам больше неоткуда ждать помощи. Черт возьми, я всегда говорил, что этот человек, к сожалению, очень умен.

У Келли, до которой мало-помалу доходил смысл сказанного Дэниелом, тревожно забилось сердце. Конфедерация надеялась на финансовую помощь Европы, на признание. И правительству мятежников, судя по всему, почти удалось его получить.

Но Линкольн расстроил все планы, сыграв на том, что англичане презирают рабовладение. Получается, что президент боролся отнюдь не за сохранение Союза, а преследовал гуманную цель освобождения невольников. Война приобрела другой антураж. И в связи с этим повсюду, несомненно, разгорятся страсти.

Дэниел невесело рассмеялся:

— Заметь, Келли, что в Мэриленде рабов не освобождают.

Президент Линкольн не рискнул затронуть интересы приграничных штатов. Невероятно ловкий ход! Я уже слышу звон погребального колокола!

Камерон взглянул на нее так, словно она сама звонила в этот самый колокол. У нее вдруг перехватило дыхание. Он бросал ей вызов, обвинил ее — и ждал еще какой-то реакции?!

— Что ты хочешь? — воскликнула она. — Я противница рабства. И если Линкольн поставит Юг на колени и положит конец войне с помощью этого манифеста, то я буду только рада!

Дэниел разразился нескончаемой бранью.

— Хочешь знать, Келли, что он в конечном счете сделает в Мэриленде? Он позаботится о том, чтобы и здесь освободили рабов, но при этом предусмотрит какую-то компенсацию рабовладельцам.

— Значит, он не глуп!

— Конечно! — Он оборвал фразу на полуслове. — Я все забываю, что ты — это «они», враги. Как я мог?!

— Да! — с вызовом воскликнула она. — Я твой враг. Ты сам мне как-то говорил, что не следует забывать об этом. Помнишь, у тебя погиб солдат из-за того, что замешкался, не решаясь выстрелить в своего друга? Твердите свой собственный урок, полковник!

Камерон угрожающе шагнул к ней, и она, судорожно глотнув, попятилась.

Он остановился.

— Пропади все пропадом! — в гневе выкрикнул он и, повернувшись, направился к лестнице. — Значит, мы враги до гробовой доски, мадам, — добавил он яростно. — Я постараюсь как можно скорее покинуть ваш дом!

Келли смотрела ему вслед, задыхаясь от ярости. Но как только он скрылся за дверью, гнев ее начал стихать.

Вот тебе и любовь! Вот тебе и неуемное влечение, вот тебе и страсть! И вкрадчивый шепот о том, что он не сможет уйти, не простившись с ней…

Пусть идет ко всем чертям, подсказывала гордость. Пусть убирается! Если он хочет видеть в ней врага, что ж, она не станет извиняться за то, что у северян после поражений, унижений, бесчисленных потерь появился наконец про» блеск надежды. 0»(а-то как раз искренне считала дело северян правым.

Дэниел и сам понимал всю порочность института рабства.

Ни один человек не имеет права владеть другим человеком — ни черным, ни белым. К тому же Камерон сам освободил своих рабов. И сейчас он разозлился из-за того, что Линкольн не такой уж простачок, каким его хотели представить политические противники. Провинциальный стряпчий из Иллинойса, возможно, окажется одним из самых великих людей своего времени.

Вбежав в комнату, Дэниел с размаху запустил подушку через всю комнату, следом за ней вторую…

Затем сел на пол и взъерошил волосы.

Черт бы побрал Келли! Черт бы ее побрал!

Вернее, черт бы побрал Линкольна. И эту проклятую войну.

Если бы миссис Майклсон родилась на Юге, она, возможно, поддержала бы другую сторону. Впрочем, она ему никогда те лгала, не притворялась, что сочувствует южанам, и даже не пыталась отстаивать свои убеждения. Она просто отказывалась сдавать позиции.

Камерон вдруг насторожился: снаружи как будто послышался какой-то звук. Поднявшись на ноги, он выглянул в окно.

Должно быть, Келли выскочила из дома, рассердившись на него.

«Надо немедленно уходить», — решил он, взял саблю, прикрепил ножны. Сердце невыносимо заныло.

Он любит ее. Любит красоту ее серо-голубых глаз, золотистое пламя волос, любит ее голос. И ее горячее сердце.

Но последние полчаса еще раз подтвердили, что они враги.

Дав волю своему раздражению, он сам лишил их обоих возможности нежно попрощаться друг с другом.

«Не тяни время, уходи! — пульсировало у него в висках. — Уходи».

Но уже спускаясь по лестнице, он ясно понял, что так просто он не уйдет.

Келли долго ждала в гостиной, сжав кулаки и вытянув руки по швам. Прошла уже целая вечность, а Дэниел все не появлялся. В глазах ее стояли слезы.

Теперь Келли понимала его, возможно, лучше, чем он сам себя. Насколько девушка знала Дэниела — а, видит Бог, она узнала его достаточно хорошо, — Камерон и сам скоро все поймет. Но он ни за что не признает — даже сейчас, — что его драгоценная Конфедерация может все-таки проиграть войну.

Девушка облизала губы, утерла щипавшие глаза слезы и через черный ход вышла из дома.

Ноги сами несли ее вперед. Миновав скотный двор, она уныло побрела на семейное кладбище. Сорвала по дороге полевой цветок, положила его на свежую могилу молодого солдатика-янки. Затем окинула взглядом памятники отцу и Грегори, и на сердце у нее стало еще тяжелее. Сколько? Сколько еще людей погибнет в этом ужасном противостоянии? Сколькими жизнями придется еще заплатить, скольким еще глупцам мужчинам не терпится пролить свою кровь?

Келли присела на могилку мужа и, закрыв глаза, задумалась. Казалось, все, что происходило с ними когда-то, было в другом мире. Он погиб совсем недавно, но с тех пор прошла уже целая вечность. Грегори, обнимая ее, обещал, что через несколько недель он вернется, потому что война закончится. Он был так уверен в победе! Этим недоумкам мятежникам надо просто хорошенько дать коленом под зад, и они уберутся восвояси.

Но все кончилось плачевно: одинокая и потерянная, она спустя некоторое время встречала гроб с его телом на железнодорожной станции.

За этот день Келли стала старше на несколько лет.

Девушка вздрогнула и насторожилась, услышав какой-то шорох возле дома. Прикрыв рукой глаза от солнца, она поглядела в сторону дома. Никого.