Он не забывал ни Юдит, ни Анну, ни Рут, ни Крузенбург. Пытаясь осмыслить произошедшее, бросив все силы на выход из лабиринта, в котором он заблудился, Тренди все равно мучился ревностью. Что в этот момент делает Юдит, часто спрашивал он себя, почему она ушла? А Анна — она, вероятно, любила Командора, именно его она искала во мне, я всего лишь помог ей отвлечься, стал утешением на время, развлечением, игрушкой. Или Рут — возможно, некогда между Рут и Командором… И Тренди углублялся в книги, дававшие простые и быстрые ответы: все демоны родились в женском обличье, следовательно, Юдит — ведьма, и остальные женщины тоже. Все они русалки, сирены, ундины, злые феи… На следующий день Юдит уже превращалась в невинную жертву ужасного проклятия: Командор околдовал ее и запер в потайной комнате. В такие дни «Дезирада» казалась Тренди волшебным замком — на первый взгляд доступная, но окруженная сбивающей с пути травой. И наконец наступал момент, когда, захлопнув фолиант, Тренди решал, что он нашел лекарство от своих несчастий: надо хорошенько отшлепать Юдит, а потом спрятать ее, изолировать, похоронить навсегда в могиле забвения.

В такие минуты он нуждался в обществе Нюманса. Хватит с него картуляриев, свившихся в безжалостные тиски драконов, пожирающих солнце морских чудовищ, хватит моря, булькающего, словно котел алхимика. И Тренди уходил из библиотеки. Чаще всего это случалось вечером, часов в пять. Наступала ночь. Он возвращался в квартиру, дожидался Нюманса, они ужинали, затем, около девяти, вновь отравлялись копаться в книгах.

Это одиночество предвечерней порой длилось недолго. Тренди прогулочным шагом возвращался к Лез-Алль. Однако осень в этом году выдалась холодной, больше напоминавшей зиму. Иногда поднимался ветер, срывая с веток последние листья и обрушивая их золотым дождем. Из дымки внезапно возникали странные панно, украшавшие глухие фасады домов, огромные светящиеся окна новых башен из стекла и бетона. Однако это не имело ничего общего со сверкающими окнами «Светозарной», ее сиянием, проблесками на следующий день после бури, когда в воздухе летали сорванные ветром с камней лишайники, а из-за облаков наконец показывалось солнце. Что станет этой ранней зимой с Рут, с ее домом, мебелью, пахнущей воском? Тренди вновь видел ее профиль на фоне мокрого стекла гостиной, медные отблески огня в золотистых волосах. Надо подчиниться Нюмансу и больше никогда об этом не думать. Мечтатель, построивший «Светозарную», смело противостоял колдовским нападкам океана, но две мечтательницы, которых дом приютил следом за ним, были захвачены тем же водоворотом. В этом доме, так же как в книгах, на стенах можно было увидеть чудовищных осьминогов, тритонов с телом змеи, Нептуна, хозяина глубин, из которых нет возврата, пытавшегося совладать с домом капитана, и, конечно, Великого Змея.

Тогда Тренди вздыхал и смотрел на улицу. Здесь, в городе, он никогда никого не любил так, как Юдит. После того что он видел на «Дезираде», все казалось ему банальным. Одетые в черное и, несмотря на холод, с большими декольте женщины, новая архитектура, ее сверкающие колоннады, юные торговцы предсказаниями на углу улиц, одетые в красные кожаные комбинезоны, — все это была лишь очередная экстравагантность, мода проходящая, возбуждающая, конечно, но едва ли неожиданная, призванная развеять скуку, заполнить время. Как и все предыдущие, с наступлением нового сезона она изменится. А потом наступала ночь, прозрачная, ледяная, крепкая, как водка.

Возвращался Нюманс, и они составляли план ночных изысканий. Нюманса интересовала иерархия ада. Как-то вечером Тренди позволил себе высказать по этому поводу несколько иронических фраз. Он заметил, что дьяволы, о которых тот ему говорил, объединяются в общество, срисованное с наихудших обществ этого мира. Нюманс высокомерно ответил:

— С незапамятных времен вы считали нас, чернокожих, дьяволами. Из-за цвета кожи.

— Но ты ведь метис! — возразил Тренди.

— Ты такой же, как и все остальные, — вздохнул Нюманс. — Ты ведь думаешь, что Берениса — дьяволица! Если я и хочу узнать дьявола, то лишь затем, чтобы доказать вам, тебе и остальным, что чудовища ада никогда не были чернокожими…

Тренди смутился и больше не настаивал. Около девяти часов, как и всегда, они отправились в библиотеку. В этот час повсюду в городе звучала и звала развлечься музыка, доносившаяся из подвальных отдушин. Десятки девушек в сверкающих туалетах лихорадочно искали лестницы, ведущие в кабачки. Иногда, попав в толпу, они останавливались, поправляли на длинных ногах сверкающие чулки и покупали кулек жареных каштанов. А музыка все гудела, такая же торжественная, как и в первый вечер. Впрочем, из ночи в ночь Тренди казалось, что она усиливается, становится все более варварской. Ему было все равно. Его мало интересовала ночная жизнь города, он не обращал внимания даже на красивых девушек. Ничто для него не могло сравниться с услышанным на «Дезираде» голосом Крузенбург, струящимся по бесконечным коридорам, и грудью Юдит. Ей так шел бархатный лиф, в котором она была в последний вечер. Такие же Тренди видел теперь на бледных манекенах в витринах. Он пережил волшебные часы, которые никогда не повторятся, а вернее, чтобы их повторить, ему необходимо раскрыть секрет, затерявшийся в манускриптах и старых фолиантах. И тогда, молчаливый, одолеваемый мечтами, Тренди покорно шел за Нюмансом в библиотеку.

Ему, до сих пор не верившему ни в Бога, ни в дьявола, ни в закон, разве что в закон наслаждения, теперь довелось испытать наслаждение от неведомых слов, ему открывались неизвестные и бесчисленные имена демонов, их не менее разнообразные обличья, их высокие и низкие деяния, грех и погибель. Особенно его очаровало «последнее слово», которое использовали и для кораблей, и для проклятых душ. Ночь за ночью копаясь среди каталогов и инфернальных антологий, Тренди начал кое-что понимать. Хотя обликов хозяина Черной империи было не сосчитать, как и его многочисленных заклинаний и проклятий, но первая сила, сила мятежного ангела, сброшенного в глубины океана разгневавшимся на него Богом, была прекрасна и уникальна. Be-ли кий Змей, как его называл Нюманс, властвовал над морскими пучинами. Это позже люди, никогда не видевшие моря, выдумали, что его царство находится в геенне огненной. Земля была доброй и нежной, теплым и надежным чревом, море было злым, предательским, вероломным, но желанным. И во всех сказках о дьяволе говорилось, что в память о бывшем ангельском звании он мог заполучить свои жертвы только добровольно. Он предлагал условия, соглашения, договоры. Мореплаватели, алхимики, искатели золота, влюбленные или конкистадоры — все, рано или поздно, их подписывали. Но чаще всего дьявол заключал сделки на море — во время урагана, когда океан разверзает свои бездны и смерть накрывает своим крылом хрупкие раковины кораблей; или в портах, когда моряки ожидают попутного ветра, или во время мертвого штиля, невыносимого из-за голода и жажды на воде, такой близкой и такой горькой. В этих ужасных морских сделках все вертелось вокруг ветра и золота, реже речь шла о бессмертной молодости и никогда о любви. В конце концов, как и на земле, самой главной регалией дьявола была невинность.

Таким образом, на протяжении нескольких недель поглощенный изучением какого-нибудь словаря, опуса, альманаха или книги, Тренди все больше поддавался навязчивым идеям Нюманса. Как и Нюманс, он теперь клялся только властью бездны и повсюду видел ее знак. Возвращаясь домой спать, на граффити, во множестве украшавших улицу, они ради забавы — но была ли это на самом деле игра? — высматривали рогатый и когтистый силуэт, за которым гонялись каждую ночь между листами пергамента. Они с Нюмансом узнали из книг, что даже в квартале Лез-Алль на протяжении веков жили алхимики, пытавшиеся получить золото химическим путем при помощи дьявольских заклинаний.

Как-то ночью в одном каталоге Тренди случайно наткнулся на имя Барберини. Речь, разумеется, шла об известном ему кардинале, авторе «Теологии дьявола». И хотя книга была написана на латыни, это не оттолкнуло Тренди. Они с Нюмансом принялись ее искать, но на месте книги не оказалось. Метис нисколько не расстроился: «Я всегда нахожу все, что мне нужно, я настоящий искатель, и если мы не найдем ее здесь…» Тренди поверил ему. Уже не раз они находили затерянные тома: Нюманс припоминал, что накануне, разыскивая книги по ботанике, он уже натыкался на старинный трактат по искусству выигрывать в лотерею или извлекал из-за батареи антитурецкий пасквиль, возможно, позабытый там с последней войны или спасенный во время последнего наводнения. Однако книгу Барберини он отыскать так и не смог. Три дня и три ночи Нюманс рылся на стеллажах и полках, после чего признал свое поражение. Тренди попытался его успокоить:

— Не расстраивайся. Раз ты ее не нашел, возможно, это доказывает…

— Это доказывает, что я был прав, — прервал его Нюманс. — Они все заодно. Это проклятие, дьявольщина, колдовство Великого Змея. Пора нам перейти к прессе. Надо узнать, кто же такой Командор.

— Надо было с этого начинать…

— Не узнав дьявола, ты не смог бы правильно прочитать журналы!

И Нюманс потащил Тренди в зал под стеклянной крышей, где в больших папках хранилась эфемерная память газет и журналов за многие годы.

Глава 17

По правде говоря, Тренди испытал облегчение. Он продолжал сомневаться, а вернее, у него просто не было времени привыкнуть к наваждениям. Казалось, его должна была бы подготовить к этому любовь; но он все еще не мог отказаться от приобретенной за годы исследований привычки делать умозаключения после долгих наблюдений того, что он для себя называл, возможно, слишком расплывчатым и простым словом — «реальность». Тренди оставался одним из немногих приверженцев истины. Во время ночных прогулок он иногда замечал в глубине одного украшенного лепниной и деревянными панелями дома статую Вольтера, усмехавшегося, казалось, только ему одному. Тренди понимал Нюманса, которому нравился мир, населенный страдающими умами, призраками, тайнами, это было его дело, ему нравилось представлять свою возлюбленную колдуньей, и, возможно, действительно, он мог удержать ее рядом с собой, только заинтриговав псевдотайнами библиотеки. Сам же Тренди уже начал уставать от магических книг и непонятных формул, поисков души в сердце вещей, ужасных преступлений проклятых моряков. Он пресытился колдовскими книгами, рассказывавшими о фантастических рыбах. Даже ангелы начинали его утомлять. Но всякий раз, когда он громко выражал свое неприятие Черной империи, Нюманс отвечал со свойственными ему назидательностью и высокомерием: «Несчастная любовь бывает либо очень глупой, либо очень умной. Если хочешь вернуть Юдит, у тебя нет выбора. Ты должен найти, просчитать и выиграть. Найти средство вновь ее завоевать. А потом удержать. Как я Беренису. Секрет находится здесь, в этих книгах. Как и все другие секреты».