– Хорошо, – кивнула Элен. – Были какие-нибудь звонки по нашему объявлению?

– Пока только три. Я сказала им зайти в десять, десять пятнадцать и десять тридцать.

– Это хорошо, детка. Я спущусь вниз выпить кофе. И не волнуйся насчет этого. Я сделала больше абортов, чем ты перманентов. Поверь мне, это не больнее, чем укол. До встречи.

В «Сэм-Эл Ланченет» было полно народу. Единственные свободные места за стойкой оставались прямо напротив повара, яростно колдующего над шипящим грилем. Элен скользнула на высокий стул и положила свою сумочку из крокодильей кожи на соседний. Секунду спустя рядом оказалась Пегги Палмер. Она переложила сумочку, забралась на стул и улыбнулась Элен.

– Горячая булочка! – проревел рядом повар. – Забирайте!

– Привет, дорогая, – сказала Пегги, улыбаясь, отчего на щеках у нее заиграли ямочки. – Как уик-энд?

– Да, есть что вспомнить, – ответила Элен. – А твой? Ты наконец сделала это с Верблюдом?

Пегги закатила глаза.

– У меня начались месячные. Представь себе. Субботний вечер, и я наконец решилась…

– Какая досада, – сочувственно произнесла Элен. – После всех твоих волнений. И что?

– Он-то ничего… – хмыкнула Пегги. – Я спросила его, что я по его мнению из себя представляю.

– И что он?

– Он сказал, что считает и меня, и себя нормальными взрослыми людьми с нормальными желаниями и нормальным взглядом на вещи. Ты уже заказала?

– Нормальный? – насмешливо фыркнула Элен. – Это он-то, мистер Длинный Нос, нормальный? Ну смех. Мне только кофе. Не понимаю, как ты вообще его терпишь?

– Ох, Элен, он не так уж плох. Он принес мне букет фиалок. Я думаю, я возьму кофе и гренки. Не правда ли, это мило?

– Гренки и два кофе! – выкрикнул повар.

– А что ты делала? – спросила Пегги. – Боб звонил?

– Боб? Я не видела его уже несколько недель. Разве я тебе не говорила, что между нами все кончено? Вчера я встретила одного старичка, который годится в ровесники богу. Его зовут Джоу Родс. Я думала, он окажется грязным стариканом, но он был мил, очень мил. Мы замечательно пообедали в итальянском ресторане на Семьдесят второй улице. Выпили море вина. Это было восхитительно. Он носит носки на подвязках.

– Ты шутишь?

– Нет, клянусь. А в пятницу вечером мне позвонил Чарльз!

– Чарльз?

– Жареный ржаной хлебец! – вопил повар.

– Да, Чарли Леффертс. У меня болела голова, я уже разделась и собиралась спать, но я подумала: «Какого черта!»

– Вы ходили куда-нибудь?

– Нет, – улыбнувшись ответила Элен, – не совсем.

Пегги фыркнула:

– Он опять обслюнявил тебе все пальцы на ногах?

Элен изобразила изумление:

– Боже, неужели я тебе об этом рассказывала? Передай мне пожалуйста сливки, дорогая. Разумеется, он ничтожество. Говорю тебе, у него в голове нет ни одной извилины, но когда дело доходит до постели, ему нет равных. Просто потрясающе. Я бы познакомила тебя с ним, но не хочу, чтобы ты разочаровалась в своем Верблюде.

– Не думаю, что Верблюд будет когда-нибудь сосать мне пальцы, – печально сказала Пегги. – Будь добра сахар. Он очень консервативен.

– Для меня это не новость. Слушай, Пег, ты уверена, что ведешь себя с ним правильно? Может быть, стоит его… ну, вроде как подразнить?

– Апельсиновый сок! – надрывался повар. – Сандвич с сыром!

– Если бы я знала, – обеспокоенно сказала Пегги. – Если я все-таки решусь, он может сделать это со мной, а потом бросит. А если я не решусь, он может разозлиться и все равно меня бросит. Что мне делать, Элен?

– Это слишком важный вопрос, чтобы доверять его решение кому-то другому. Но я думаю, ты права. Ты должна рискнуть. Представь себе, ты выйдешь замуж, а потом обнаружишь, что он слизняк в постели… Что будешь делать тогда? Я думаю лучше, если ты решишься на это сейчас и все узнаешь.

– Я не знаю, – с сомнением проговорила Пегги. – Я бы не хотела его терять. Боже, через месяц мне будет тридцать четыре. А сколько тебе?

– Тридцать два, – ответила Элен.

Некоторое время обе женщины молча пили кофе.

– Омлет и гренки! – завопил повар.

– Как насчет ланча? – спросила Пегги.

– Не могу, дорогая. Предстоит трудный месяц – представляем два новых изделия. Мне наконец удалось убедить начальство временно взять еще одного человека на этот месяц. Мы дали объявление в «Таймс», и Сьюзи Керрэр сказала мне, что уже звонили трое и они придут сегодня утром на интервью. Бог мой, мне действительно нужна помощь со всеми этими специальными выпусками и почтовыми отправлениями. В пятницу у нас торжественный деловой завтрак в «Биксби».

– В «Биксби»? Этой забегаловке?

– Наш Старик договорился с управляющим и тот дает хорошую скидку, – объяснила Элен. – К тому же, выпивка там на уровне, хотя еда паршивая. А все репортеры и издатели так надираются к тому времени, когда садятся за стол, что уже не соображают, что едят.

– Бог мой, – с завистью сказала Пегги, – сколько мужчин…

– Ни малейшего шанса, – отрицательно покачала головой Элен. – Может быть, на одну ночь, но ничего серьезного. Они все женаты или пьяницы, или и то, и другое. К тому же этот прием в «Биксби» посвящен новому электронному бройлеру, так что там будет много издательниц женских журналов. Знаешь, такие суки в больших шляпах…

– Все равно, – не могла успокоиться Пегги. – Боже, столько мужчин… Тогда как я никого не встречаю. Ты знаешь, что у меня за контора. Пятьдесят девок и мистер Нассбаум. Может, мне поменять работу? Знаешь, устроиться куда-нибудь, где есть подходящие мужчины.

– Подходящие? – переспросила Элен. – Ты имеешь в виду живые? Почему бы и нет, милая. Ты можешь получать сто пятьдесят где угодно. Я бы тоже поменяла работу, но где я смогу получать больше ста восьмидесяти?

– Ветчина и булочка с яйцом! – провозгласил повар.

– Ты заправляешь там всей конторой, – сказала Пегги.

– Это точно, – гордо признала Элен. – Но что дальше? Через несколько лет я буду получать две сотни – может быть. И это все. Это практически потолок для женщины.

– Это нечестно, – сказала Пегги.

– А что честно? – пожала плечами Элен. – Ты просто должна работать и держать хвост трубой. Да, боже мой, я чуть не забыла тебе сказать: Сьюзи Керрэр забеременела.

– О, боже, она уверена?

– Оладьи и сосиски! – верещал повар.

– У нее опять задержка, – кивнула Элен. – Это скорее всего наверняка.

– Что она собирается делать?

– А что ей остается? Конечно, идти на аборт. Какой-то ничтожный портовый клерк… Он ей в подметки не годится.

– Но на что-то же он сгодился! – фыркнув, сказала Пегги.

– Это ты хорошо сказала, – усмехнулась Элен. – Вот, что. Разреши мне заплатить по чеку. Ты платила в четверг.

– Но ты давала чаевые, – сказала Пегги.

– А ты платила за такси, – напомнила Элен. – Да черт с ним, давай я заплачу. Ты платишь за следующий. Ты что собираешься делать с Верблюдом, Пег?

– Я знаю, чего бы мне хотелось, но в моем положении выбирать не приходится. Честно говоря, душка, я так давно не занималась сексом, что каждый раз при мысли об этом меня в дрожь бросает.

– Я прекрасно тебя понимаю, – с сочувствием сказала Элен. – Если бы не Чарльз, который позванивает мне время от времени, я бы на стены лезла. Он мне очень подходит. Знаешь, у меня болели плечо и шея? Боль прошла.

– Ты говоришь так, будто он доктор, – рассмеялась Пегги.

– Ага, – промурлыкала Элен. – Доктор Чарльз и его инъекции.

– Яйцо-паштет на гренке! – выкрикнул повар.

– Позвони мне вечером, Пег, – сказала Элен. – Поговорим о Верблюде. Я думаю, тебе следует все тщательно взвесить. Он такой кретин.

– Я знаю, – вздохнула Пегги. – А что ты собираешься делать?

– Да, – Элен сказала с удивлением в голосе. – Что мы собираемся делать?

– Два бифштекса! – сказал повар.

5

Первый претендент уже ждал, когда Элен вернулась в офис. Это был, как она заметила, толстощекий юнец со светлыми бачками, спускавшимися к нижней челюсти. «Принстон, выпуск шестьдесят девятого», – подумала она, кивнула Сьюзи и прошла к себе в кабинет.

Эта была маленькая, тесная комната со стенами отделанными пробковым деревом. К ним кнопками были прикреплены пресс-релизы, графики, вырезки из газет и журналов, фотографии, деловые письма, адреса, лоскуток твидовой ткани, фотография Джона Ф.Кеннеди и белая открытка, в центре которой крупным шрифтом было напечатано одно слово: «Любовь».

Но первое, что увидела Элен, была огромная коробка, увенчивающая ее заваленный бумагами стол. Она разорвала упаковку. Внутри оказались две дюжины лимонно-желтых хризантем и маленькая карточка, на которой было выгравировано имя «Джоу Родс». На обороте мелким бухгалтерским почерком было приписано: «Благодарю Вас, Джоу».

Она тотчас позвонила ему.

– Право, не стоило, – сказала она ему. – Но мне очень приятно. Это самое замечательное и удивительное из того, что случилось со мной за последние годы.

– Элен, – сказал он. – Я должен… Это довольно неловко… Но я должен спросить вас.

– Что такое, милый?

– Не был ли я… ну, знаете ли… не был ли я слишком груб? Не обидел ли я вас чем-нибудь?

– Милый, ты был просто великолепен, – уверила она его. – Невероятно великолепен.

– Господи, помилуй! – сказал он. – Ах! – сказал он. – Ха! – сказал он. – Так, значит? Хорошо, хорошо! Еще один вопрос: вы… вы… предприняли соответствующие… ух… соответствующие меры предосторожности?

– Разумеется. Не волнуйся ни о чем, Джоу.

– Замечательно, – выдохнул он. – Я, конечно же, не хочу, чтобы вы пострадали из-за меня. Это был замечательный вечер, и я благодарен вам за все. Могу я позвонить вам еще на этой неделе?

– Конечно, милый, пожалуйста. Сюда или домой. В любое время.

Она повесила трубку, плюхнулась в свое вращающееся кресло и откинулась на спинку. Задрала юбку и положила ноги на стол. Зажгла свою четвертую за день сигарету. Полюбовалась на золотистые в мягком утреннем свете, пробивавшемся через единственное окно, хризантемы.