— Чепуха! Я же говорила, что герцог не узнает вас, и оказалась права. Никто бы ни на секунду не заподозрил, что изысканная, большеглазая светская дама, которой все восхищались в «Максиме» — это старомодная герцогиня Роухамптон, прибывшая всего несколько часов тому назад в отель «Ритц» с темными очками на носу.

— А ведь и правда, — удивленно согласилась Корнелия. — Мне самой едва в это верится. Все чудится, будто я во сне, а когда проснусь, то вновь окажусь в Лондоне и примусь горько плакать в подушку, потому что не так красива, как тетя Лили. — Она замолчала на секунду, глядя на себя в зеркало, а потом была вынуждена признать: — Я действительно не так красива и никогда другой не буду.

— Красота — это еще не все, — ответила Рене. — Меня ведь нельзя назвать красивой, не так ли?

— Нет… то есть… не знаю, как ответить на ваш вопрос, — запнулась Корнелия.

— Нужно ответить правду, — сказала Рене. — Я не красавица, и все же мужчины любят меня, но не за мою внешность, а за то, какая я, за мой характер, за мою личность, за ум, за тело и — увы! — за все вместе. Женщина может предложить мужчине не только хорошенькое личико, но нечто гораздо более важное — личность, о которой нельзя забыть.

— Я поняла, — вздохнула Корнелия. — Как бы мне хотелось быть похожей на вас!

— Сначала на тетю Лили — теперь на меня, — чуть насмешливо сказала Рене. — Дорогое дитя, будьте сами собой. Ни одному мужчине не нужна бледная копия другой женщины. Ему нужен кто-то неповторимый, кто-то, о ком он мог бы сказать: «Она не похожа ни на одну из тех, кого я знал раньше».

— Я постараюсь, да, я постараюсь стать такой, — пылко пообещала Корнелия, затем быстро, потому что над крышами уже начинало всходить солнце, переоделась в свое платье. Корнелия полагала, ей придется ехать в отель одной и была тронута, когда, спустившись по широким каменным ступеням, ведущим в апартаменты Рене, увидела, что ее ждет Арчи. В щегольски сдвинутом на один глаз цилиндре, он стоял прислонившись к колонне и фальшиво насвистывал, а на мостовой нетерпеливо переминались лошади, запряженные в закрытую карету.

— Арчи, как любезно с твоей стороны! — воскликнула Корнелия.

— Я решил, что должен проводить тебя домой, — ответил он. — Хорошо повеселилась?

— Это был самый чудесный вечер в моей жизни, и мадам де Валье так по-доброму отнеслась ко мне — и все благодаря тебе!

— Думаю, все сошло гладко, — сказал Арчи. — Должен сказать тебе, я испытал несколько неприятных секунд, когда Роухамптон приблизился к нашему столику. Если бы он узнал тебя, произошло бы черт знает что. «Максим» — неподходящее место для дамы.

— Не вижу причин — почему, — возразила Корнелия и начала хохотать.

Она вспомнила, как в предрассветные часы хорошенькая балерина приподняла юбки и станцевала на столе под аплодисменты и приветствия публики. А еще она вспомнила, как несколько молодых людей пили шампанское из туфельки мадам Габи Десли, известной актрисы, вызвавшей фурор своим появлением после полуночи в шляпе два фута высотой, сплошь украшенной страусовыми перьями, ив дюжине ниток огромного жемчуга, свисавших почти до колен.

Теперь, поостыв, Корнелия представила, с каким возмущением отнеслась бы к такому поведению тетя Лили, и все же во время действа все это казалось весьма безобидным ичрезвычайно забавным.

— Сколько развлечений у мужчин! — неожиданно воскликнула она. — Как тебе повезло, Арчи, что ты не женщина.

— Клянусь Юпитером, да! По правде говоря, я и сам так часто думал, — ответил Арчи. — А вот и «Ритц». Надеюсь видеть тебя у Рене. Мне больше не стоит делать официальные визиты. Если Роухамптон узнает, что я твой кузен, он может что-то заподозрить.

— Мы встретимся у Рене, — согласилась Корнелия, а затем, переполненная благодарностью, наклонилась и поцеловала его в щеку. — Благодарю тебя, мой добрейший кузен, — прошептала она и заспешила в «Ритц».

Оказавшись у себя в комнате, она двигалась очень осторожно, думая с улыбкой, не делает ли то же самое сейчас и герцог из страха разбудить ее. Их спальни разделяла гостиная, но чувство вины могло заставить их обоих прибегнуть к осторожности.

Корнелия сняла очки и увидела в зеркале, что глаза ее мягко и нежно излучают счастье. Она не изменила прическу, потому что Рене одолжила ей мягкий шифоновый шарф, чтобы прикрыть голову по дороге домой. Сейчас, глядя на свои волосы, блестящие и волнистые, уложенные в венок из кос, она не понимала, как до сих пор мирилась с той чудовищно уродливой прической, которую и месье Анри, и тетя Лили считали модной. К несчастью, ей придется терзать свои волосы и дальше, ведь герцогиня должна оставаться неприметной. Это только Дезире, по мере того как ее вкус развивался икрепла уверенность в самой себе, могла быть все пленительней день ото дня.

Пробили церковные часы, и Корнелия поняла, что сидит уже очень долго, размышляя о себе. Наверное, герцог давно спит. У нее возникло безумное желание пересечь гостиную и войти в его комнату. А что, если она сделает это, и когда он проснется, то увидит склонившуюся над ним женщину, с которой флиртовал весь вечер?

По телу Корнелии пробежала дрожь от одной мысли разбудить герцога и оказаться совсем близко от его рук и губ. Но она вспомнила предостережение Рене — это было только начало. Ее муж все еще любит тетю Лили. Ему понравилось новое личико, но это еще не говорит о том, что задето его сердце.

Скорее всего скука медового месяца заставила герцога искать развлечений там, где их можно было найти. Да, придется быть осторожной. Радость чуть поутихла, лицо Корнелии вновь стало серьезным. Она медленно разделась и забралась в постель.

Проснулась она уже в полдень. Стрелки на часах возле кровати показывали десять минут первого и, вздрогнув от ужаса, Корнелия села в постели, потянувшись к звонку.

Что подумает герцог? Наверное, она все испортила тем, что проспала? Затем она вспомнила, что это ему ничуть не покажется странным. В Котильоне ни одна из дам не показывалась до второго завтрака, да и в Лондоне тетя Лили никогда не вставала раньше полудня.

С легким вздохом облегчения Корнелия откинулась на подушки. Как она перепугалась! На звонок торопливо прибежала Вайолет и отодвинула шторы, впустив солнечный свет, заливший комнату золотыми лучами.

— Как прошла ночь, ваша светлость, хорошо?

— Очень быстро, — ответила Корнелия и тут же, не в силах дольше сдерживать радость, рассказала Вайолет все, что произошло. — Ты пойдешь со мной к мадам де Вальме и научишься укладывать волосы. Мари покажет, как это делать. Знаешь, Вайолет, мне так хочется, чтобы ты увидела то платье, которое мадам дала мне! Прелестнее платья невозможно представить, я выгляжу в нем совершенно по-другому!

— Его светлость не узнал вас? — спросила Вайолет.

— У него не возникло ни малейшего подозрения, что он видел меня раньше. Да и откуда? Клянусь, я сама бы себя не узнала. А теперь пора вставать, наверное, нужно передать герцогу, что я буду готова ко второму завтраку не раньше часа дня.

Вайолет ушла выполнять поручение, а вернувшись, сообщила, что его светлость встал поздно и только сейчас заканчивает завтрак.

«Интересно, как он объяснит свою медлительность», — подумала Корнелия, но, когда они оба оказались внизу, герцог не дал никакого объяснения такому позднему началу дня.

Он как всегда держался вежливо и любезно, но в их разговоре по-прежнему возникали длинные паузы, и Корнелия подумала, как не похож ее муж на того беспечного повесу, который развлекал ее прошлой ночью.

Наблюдая за ним сквозь темные стекла очков, она размышляла, неужели все мужчины напускают на себя серьезность в присутствии собственных жен, приберегая веселость и остроумие для других особ, в большой степени достойных порицания?

Какой тягостной была бы их совместная трапеза, если бы в глубине души Корнелия не хранила тайну, приводившую ее в радостный трепет каждый раз, как она о ней вспоминала!

Вчера он добился ее обещания поужинать вместе. Но вначале придется выдумать причину, чтобы провести день одной. Корнелия ломала над этим голову, когда герцог вынул из кармана часы.

— Мы могли бы сегодня съездить на скачки в Лонг-Шамп. Не знаю, правда, будет ли это вам интересно, или вы сочтете шум и толпу слишком утомительными.

— Я люблю скачки, — ответила Корнелия, — и в другой раз с удовольствием поехала бы, но сейчас у меня немного болит голова, поэтому я намерена провести день более спокойно.

— В таком случае, чем вы хотели бы заняться? — спросил герцог.

Она поняла по его голосу, что он настроился на скачки и теперь испытывал разочарование.

— Хочу посетить салоны известных портных, о которых столько слышала, — ответила Корнелия. — А вы обязательно поезжайте на скачки. Моя экскурсия будет вам не интересна, да и к тому же, если головная боль не пройдет, я, возможно, вообще никуда не поеду.

— Вы абсолютно уверены, что не передумаете? — с облегчением спросил герцог.

— Абсолютно, — ответила Корнелия.

— Что ж, очень хорошо. Я прикажу подать вам карету, скажем, в три часа. Думаю, что не успею вернуться к чаю, а пообедаем мы в восемь, если вас это устроит. Парижане предпочитают более поздний час, но мне кажется, нам не стоит изменять английским привычкам, не так ли?

Корнелия, прекрасно понимая, почему он хочет пообедать пораньше, пробормотала согласие. Когда второй завтрак подошел к концу, они вернулись в гостиную.

— Мне пора отправляться на скачки, — объявил герцог. — До Лонг-Шампа путь не близок.

— Желаю вам выиграть, — вежливо произнесла Корнелия.

— Благодарю вас, — ответил он.

Хаттон принес ему цилиндр и бинокль. Герцог ушел, и Корнелия осталась одна. Не теряя времени, она поспешно надела шляпку, закуталась в боа из перьев и сбежала вниз. Там она отменила заказ герцога на карету и сделала другой, велев отвезти ее к апартаментам Рене.

Прошлой ночью Корнелия была слишком взволнована, чтобы как следует рассмотреть обстановку мадам де Вальме! Сейчас же, при свете дня, появилась возможность оценить ее по достоинству. Дом на авеню Габриель принадлежал когда-то богатому аристократу. После его смерти дом разделили на три части, и теперь там кроме Рене жили еще два человека. Один из них был сыном бывшего владельца — инвалид, чьей единственной любовью являлось искусство.