– Может быть. – Судя по голосу, Бетси была не слишком оптимистична, но у Лайлы появилась надежда.

Этот друг Джосса может послужить его спасению. Но сначала она должна написать письмо – к счастью, ее письменные принадлежности были в столе, ибо она сомневалась, что ей дали бы их, если бы она попросила, – и Бетси придется тайно вынести его из дома. Эта часть плана представляла сложность.

– А как ты вынесешь его из дома, Бетси? Я не хочу, чтобы тебя поймали.

– Господи, я и сама этого не хочу. – Голос Бетси сделался молящим, когда обе девушки подумали о ярости Леонарда Реми. – Но я могу прятать его за корсажем, пока не увижу моего Бена – он иногда заходит на кухню днем, – и отдать письмо ему. Он все для меня сделает.

– Спасибо тебе, Господи, за Бена!

– Я тоже часто это говорю.

Обе девушки засмеялись. Лайла – впервые после своего неудавшегося побега с Джоссом. Так хорошо было снова улыбаться, и короткая вспышка веселости не совсем прошла, когда Бетси освободила ее от корсета, затем развязала завязки нижних юбок и помогла снять их. В последнюю очередь она стащила с Лайлы чулки и стянула через голову сорочку, быстро заменив ее на белоснежную ночную рубашку.

– Что бы я без тебя делала, Бетси? Ты единственный друг, который у меня остался. – Лайла с искренней любовью улыбнулась своей служанке, пока Бетси застегивала рубашку.

– Я не единственная, кто переживает за вас, мисс Лайла, – серьезно сказала Бетси, подходя вместе со своей госпожой к кровати с балдахином и отворачивая для нее одеяло. Лайла забралась на высокий матрас. – Мама и Мейзи считают, что это просто позор, как ваш батюшка обращается с вами. И мисс Аллен сильно расстроена. Она хотела прийти сюда, чтобы успокоить вас, но хозяин сказал нет. Я думаю, она бы все равно пришла, вы же знаете, она никогда особенно не обращает на него внимания, но никто не осмеливается помочь ей спуститься вниз, а сама она не может.

– Милая Кейти, – сказала Лайла, и глаза ее увлажнились. В горле встал ком, когда она подумала обо всех тех, кого любит: Джоссе, Кейти, Джейн, даже отце, несмотря ни на что, – обо всех них, теперь отстраненных от нее, словно она умерла.

Послышался звук поворачивающегося в замке ключа, сигнализируя о том, что их совместное время подошло к концу. Бетси нервно отступила от кровати. Как и ожидалось, это была Джейн, она пришла, чтобы выпустить Бетси и запереть Лайлу. В первый раз с тех пор, как Лайла объявила о своей беременности, Джейн вошла в комнату. В руках у нее был серебряный чайный поднос.

– Бетси, поднимайся в свою комнату и жди меня там. Я скоро приду, чтобы запереть тебя.

– Да, мэм. – Бетси быстро присела перед Джейн и, бросив неуверенный взгляд на Лайлу, оставила их двоих.

Джейн поставила чайный поднос на прикроватную тумбочку, затем, как раз когда глаза Лайлы с проблеском надежды метнулись к незапертой двери, вернулась и повернула ключ в замке.

– Я наконец убедила твоего отца позволить мне поговорить с тобой, – сказала Джейн, надежно спрятав ключ в кармане своей пышной юбки. – Ох, Лайла, это так тяжело для всех нас! Как ты могла… но нет, я пришла сюда не для того, чтобы бранить. Я просто не могу понять, как ты могла погубить себя с таким мужчиной. Я высказала твоему отцу предположение, что, возможно, ты повредилась умом во время кораблекрушения. Это единственное, на мой взгляд, объяснение, которое имеет смысл. Раньше ты всегда была такой безупречной леди…

Сказанные неуверенным тоном слова Джейн не так сильно жалили. Она была скорее печальной, чем обвиняющей, когда подошла к кровати, шурша своими не по моде пышными юбками. Лайла села, подложив под спину подушку, и прислонилась к резному изголовью, когда мачеха подтащила к кровати стул и села.

– С моей головой все в порядке, Джейн. Я люблю его, и в этом заключается простая истина. Хотела бы я, чтобы вы встретились с ним как с равным, поговорили с ним хотя бы раз, ты и папа. Он… он чудесный. Он образован, он джентльмен, он красив и обаятелен и…

– Давай не будем говорить о нем, – сказала Джейн, не вполне сумев подавить дрожь неприятия, когда потянулась за серебряным чайником. Рука, которой она наливала чай, слегка подрагивала, и Лайла с сочувствием осознала, что Джейн ужасно потрясена раздором в ее семье. Ее любовь к Джоссу имела последствия, которых она никогда и предположить не могла… – Вот, дорогая, выпей это, и мы поговорим, – сказала Джейн, подавая Лайле чашку. Напиток был крепким и очень горьким. Лайла слегка поморщилась от его вкуса. Джейн, должно быть, расстроена больше, чем кажется, если не заварила вкусный чай. Но Лайла была так рада тому небольшому смягчению, на которое указывал визит мачехи, что ей удалось выпить отвратительную на вкус жидкость без единого слова жалобы. – Дорогая, прежде чем я скажу тебе то, что должна сказать, хочу заверить тебя, что, несмотря ни на что, я по-прежнему считаю тебя своей дочерью. Я хочу лучшего для тебя, лучшего для всех нас, как и твой отец. Он так зол, потому что так сильно любил тебя, так гордился тобой, и вдруг ты… совершила такое. Ты же знаешь, какой он гордый. Это просто убивает его!

– Я искренне сожалею, что причинила вам столько боли, всем вам, – отозвалась Лайла, ставя чашку, когда к горлу подкатил ком. – Я никогда не хотела этого! Никогда не хотела, чтобы это случилось… но… я… я не могу сказать, что сожалею о том, что сделала. Я люблю Джосса…

– Пожалуйста, не упоминай имени этого человека! Когда я слышу его из твоих уст, то просто делаюсь больной! – перебила ее Джейн, заметно содрогнувшись.

Лайла села прямее, вздернув подбородок.

– Вам с папой просто придется примириться с этим: я ношу ребенка Джосса. И я люблю его. Я бы вышла за него, если б могла. Пожалуйста, Джейн, если ты любишь меня, помоги! Помоги мне убедить папу освободить его, позволить нам обоим уехать с Барбадоса туда, где его происхождение не играет такого значения!

Джейн сглотнула, отвела взгляд, затем снова взглянула.

– Ты же знаешь, твой отец никогда не согласится на это. Пей чай, дорогая, пока он не остыл.

Лайла рассеянно сделала еще один глоток.

– Я знаю, папа собирается попытаться забрать у меня ребенка. Я ему не позволю.

Джейн снова отвела взгляд.

– Ты не задумывалась, Лайла… Этот… этот ребенок, которого ты носишь, будет смешанной расы. Он будет изгоем. Ты будешь изгоем. Ни один любящий родитель не пожелал бы такой судьбы своей любимой дочери.

Лайла допила чай и отдала чашку Джейн, которая поставила ее на поднос рядом со своей нетронутой.

– Мой ребенок не будет изгоем, если ты убедишь папу отпустить меня и Джосса! Мы сможем уехать в Англию, пожениться…

– Это не изменит его происхождения, Лайла. Ты должна посмотреть на это реалистично. Каким бы привлекательным ты его ни находила, он не для тебя. Лучше бы оставила мысль, что сможешь когда-либо жить с ним.

– Но, Джейн… – Возражение Лайлы было прервано внезапными ужасными коликами в животе. Она осеклась на половине фразы, глаза ее расширились, руки прижались к животу. Боль была резкой, скручивающей, ужасной. С ней никогда такого не было…

Лицо, должно быть, отразило ее страдания, потому что Джейн, побелев, вскочила на ноги.

– Что случилось, дорогая?

– Живот… – Очередной приступ боли снова скрутил Лайму, заставив корчиться в агонии.

– О Боже, о Боже, я не знала, что тебе будет так больно! – пробормотала Джейн, сделавшись мертвенно-бледной. Когда боль чуть-чуть стихла, чтобы смениться новой, еще более жестокой, эти слова проникли в затуманенное болью сознание Лайлы. Глаза ее распахнулись, и она в ужасе уставилась на мачеху, которая в тревоге застыла над ней, корчащейся на постели.

– Джейн, Джейн… что ты наделала? – Это был хриплый крик.

– Дорогая… мы подумали… мы решили, так будет лучше… ты не можешь родить этого ребенка, Лайла! Он будет ублюдком… мулатом!

Очередная боль ножом пронзила живот Лайлы. Она лежала на боку, тяжело дыша, подтянув колени, и в ужасе смотрела на мачеху.

Джейн сходила к шаману и взяла корень, который местные используют, когда хотят прервать беременность. Он был растолчен и подмешан в чай…

– Когда все закончится, когда ты поправишься, ты сможешь выйти за Кевина, и мы забудем весь этот кошмар, как будто его и не было. – Джейн говорила быстро, на верхней губе у нее выступил пот. Глаза ее были большими и потемневшими от страха за Лайлу, а руки мягкими, когда поглаживали лоб падчерицы.

– Уйди от меня, – сказала Лайла сквозь стиснутые от боли зубы, уклоняясь от прикосновения Джейн. – Ты убиваешь моего ребенка!

– Сожалею, дорогая, очень сожалею, что тебе так больно, но это к лучшему, однажды ты поймешь и будешь благодарна… – лепетала Джейн с белым лицом, глядя, как падчерица корчится от боли. Лайла закрыла глаза, чтобы не видеть лица мачехи, всем своим существом сосредоточившись на том, чтобы сохранить крошечную жизнь внутри ее.

Погружаясь в пучину боли, она мысленно повторяла одни и те же слова: «Прошу тебя, Господи, пожалуйста, не забирай моего ребенка!»

Глава 60

Было около полуночи следующего дня. Лайла лежала в постели, бледная и изнуренная, не в состоянии спать, хотя все остальные домочадцы уже давно отошли ко сну. Редкие спазмы еще время от времени скручивали внутренности, но это было ничто в сравнении с той мучительной агонией, которая терзала ее прошлой ночью. Худшее миновало, и она не потеряла своего ребенка.

Джейн и отец были, без сомнения, горько разочарованы. Лайла знала, что никогда не простит их за то, что они пытались сделать. Ее последняя связь с родителями и домом была разорвана этим их поступком.

Теперь она окончательно осознала, на что способны отец, Джейн и Кевин, и испугалась. Для них этот ребенок был чем-то отвратительным, не имеющим права появиться на свет. Они намеревались покончить с ее беременностью. Она не сможет ни есть, ни пить ничего из того, что ей принесут, из страха, что они совершат еще одно покушение на жизнь ее ребенка прежде, чем он увидит свет.