Но он хотел вовсе не этого. Как и все остальные вокруг, Саймон не считал, что она подходит на место жены или его герцогини. На место шлюхи она подходит больше.

Ну, хорошо, на место любовницы. Хотя в чем между ними разница? Разодетая в пух и прах шлюха — все равно шлюха.

Неприятно то, что она действительно расстроилась, после того как Саймон не предложил ей выйти за него замуж. Но ведь она не хотела входить в его семью. Даже если ее необъяснимо влекло к сыну, она презирала умершего герцога и не собиралась отказываться от мести за мать. Это точно не предвещало ничего хорошего для счастливого брака.

Но больше всего ее расстроило то, что какая-то частичка ее души, та, которую она отчаянно пыталась задавить, считала оскорбительное предложение Саймона заманчивым.

Когда он сказал, что хочет видеть ее в своей постели, и довольно откровенно описал, что это значит, Лиллиан вдруг представила, как великолепно это могло бы быть. Она не сомневалась, что он будет замечательным любовником. Она таяла от его поцелуев, а если он пойдет дальше, она просто воспламенится от его ласк.

— Глупая девчонка, — ругала себя Лиллиан, минуя дом и сворачивая в парк.

Она была не готова встретиться с другими гостями или, что еще хуже, столкнуться с Саймоном, когда он вернется домой. В настоящий момент ей казалось, что она не вынесет этого.

Она на самом деле испугалась, что бросится в его объятия и примет предложение. В конце концов, сколько у нее еще будет шансов в жизни? Ей уже за двадцать пять, засиделась. Добавить к этому отсутствие денег, сбившегося с пути брата и несчастье с матерью, и она вряд ли когда-нибудь удачно выйдет замуж. Именно это она имела в виду, когда говорила, что больше даже не считает такое замужество возможным или допустимым.

Лиллиан признавала, что в прошлом она обдумывала вариант стать чьей-то любовницей. Оказавшись на этом месте, можно было обрести какую-то уверенность в завтрашнем дне. Только еще ни один мужчина не вдохновил ее на то, чтобы превратить эту мысль из фантазии в реальность.

До настоящего момента. Несмотря ни на что, Лиллиан могла четко представить, какой стала бы ее жизнь в качестве любовницы Саймона — совсем неплохой.

Лиллиан понимала, что Саймон — настоящий сын своего отца, но это, похоже, уже не имело никакого значения. Несмотря на свое фальшивое благородство, он хотел затащить в постель женщину в качестве любовницы, чтобы удовлетворить свое желание, не думая о последствиях. И все же она не испытывала отвращения. Она по-прежнему хотела его. Так чем она лучше Саймона?

Лиллиан покачала головой. Она бродила по парку и даже не замечала распустившихся цветов и свежей зеленой листвы вокруг. В нынешней ситуации все, о чем она могла думать, на чем могла сосредоточиться, был Саймон. Его прекрасное лицо. Его обворожительный поцелуй. Его удивительное предложение, от одной мысли о котором по телу пробегала дрожь.

Она должна сделать то, ради чего приехала сюда, в этом не могло быть никаких сомнений. Она обязана выполнить свое обещание ради семьи. Но теперь стало совершенно понятно, что сделать это надо как можно скорее.

Пока она полностью не подчинилась чарам Саймона. Пока она не приняла его соблазнительное предложение и не оказалась в его постели.


Глава 12


Наступил новый день, который принес с собой новые дела и новые встречи, но Саймон никак не мог сосредоточиться ни на чае, ни на дружеской беседе с леди, которые окружали его. В голове беспорядочно металось слишком много мыслей.

И прежде всего о Лиллиан.

После вчерашней встречи у озера она скрывалась. Вечером, сославшись на головную боль, она отказалась ужинать и играть в карты. Саймону ужасно хотелось броситься к ней в комнату и увидеть ее, как это произошло в день пикника, но он смог преодолеть свое желание. В конце концов, не может же она прятаться в своей комнате вечно?

Или может?

Сегодня она забрала поднос с завтраком к себе в комнату, не пожелав присоединиться к остальным гостям. Точно так же поступила с ленчем. Саймон был на пределе, он уже был готов нарушить ее уединение и потребовать объяснений о том, что происходит между ними.

К счастью, ему не пришлось этого делать. Леди Габриэле каким-то образом удалось уговорить Лиллиан выйти к чаю, но она старалась держаться от Саймона как можно дальше. Она ни разу не посмотрела в его сторону, не подавала виду, что чувствует его взгляд, когда он смотрел на нее через всю комнату, сгорая от нетерпения поговорить, прикоснуться к ней, как-то объясниться и снова вызвать у нее улыбку на лице. Поразительно, как за такой короткий промежуток времени все это стало важным для него.

Может быть, все пошло прахом. Саймон вздохнул и рассеянно помешал чай. Как глупо, что он послушал совет Риса. Он предложил ей стать его любовницей, и теперь уже ничего не вернуть назад. Она отказала ему, и это тоже нельзя изменить.

Умный человек умыл бы руки и вернулся бы к поиску подходящей невесты. Умный человек забыл бы Лиллиан навсегда.

Очевидно, Саймон значительно переоценил свои умственные способности.

Нет, он должен думать о других вещах. Надо выбросить из головы волнующую и соблазнительную мисс Мейхью. Но к сожалению, если он не думал о ней, то в голову лезли другие, более неприятные мысли.

Мысли о его отце.

Он всегда верил той видимости, которую, оказывается, создавал отец. Они были необыкновенно близки друг к другу, и Саймон никогда даже изъяна в маске отца, которую он надевал для общества, не замечал. Но сейчас чем глубже он вникал во все, тем больше ему казалось, что покойный герцог действительно «нацепил» на себя маску, маску лжи.

Отец много раз позволял политике развратить себя. Он боролся за добро и при этом давал деньги и брал их от тех, кто выступал против тех самых дел, которые он отстаивал.

Но Саймон боялся, что в огромных бумажных завалах его ждет нечто более страшное. Там явно были намеки на шантаж, ложь и грязные секреты.

Саймон встал, сконфуженно улыбаясь всем леди, которые обступили его, пока он пребывал в задумчивости. Они, несомненно, прибыли сюда, ожидая увидеть внимательного хозяина, и Саймону было искренне жаль их.

Но у него были дела. Неотложные обязательства, которые он вынужден выполнить.

— Я должен извиниться, — объявил гостям Саймон. — Мне очень приятно находиться среди вас, но есть дела, которым я должен уделить время, прежде чем мы соберемся к ужину. Надеюсь, вы поймете меня. Желаю вам хорошо провести время.

Не ожидая ответа и видя недовольные, разочарованные и даже злые лица вокруг, Саймон развернулся и, сделав несколько длинных шагов, вышел из комнаты.

В коридоре он почувствовал себя менее напряженным и ускорил шаги в сторону кабинета отца. Но как только он вошел туда и собрался закрыть за собой дверь, чья-то рука толкнула ее.

Саймон в изумлении отступил назад, когда увидел, что следом за ним в комнату вошла мать. На ее лице совершенно четко отражались гнев и разочарование.

— Мадам, — вздохнув, сказал Саймон, — чем я могу быть полезен?

Мать захлопнула дверь и повернулась к Саймону. Он едва не сделал шаг назад, потому что в этот неосторожный момент, кроме гнева и разочарования, заметил в глазах матери что-то еще. Ненависть. И она была направлена прямо на него.

— Чем ты можешь быть полезен? — яростно накинулась она на него.

Ненависть в глазах пропала, но голос звучал напряженно.

— Ты можешь прекратить разрушать все, что я спланировала для тебя. Все, что тебе было дано!

— Я не понимаю, о чем ты говоришь, мама.

Саймон повернулся и, обойдя нагромождения папок с бумагами, подошел к окну.

— Ты очень хорошо знаешь, что я имею в виду. — Мать, не оставляя его в покое, прошла следом. — Ты повел себя отвратительно грубо, когда ушел в середине чаепития. Ты даже порог комнаты не успел переступить, а некоторые дуэньи уже заговорили о возвращении в Лондон, потому что стало очевидно, что оставаться здесь им нет никакого смысла.

Саймон повернулся к матери. Она права. Действительно образовалась проблема. Ему надо найти жену, и сейчас меньше всего надо, чтобы распространялись слухи, которые затруднят поиск. Но почему-то его это не тревожило.

— Мне правда очень жаль, если другим кажется, что я отнимаю у них драгоценное время… — начал Саймон, но мать тут же его перебила.

— Ты действительно отнимаешь у них время! — всплеснула руками герцогиня. — Ты не замечаешь никого из гостей, за исключением самой неподходящей, ты украдкой исчезаешь…

Саймон поднял брови. Сейчас она испытывала его тонкое, как бумага, терпение.

— Пожалуйста, не смей меня обвинять в этом, когда ты сама исчезаешь на часы, а иногда на целые дни, насколько я помню, — даже не старался сдерживаться Саймон.

К его удивлению, гнев и разочарование матери, похоже, иссякли, обнаружив под собой панический страх, которого Саймон никогда прежде не видел.

— Это… это мое дело, Саймон, — тише, чем прежде, ответила герцогиня.

— А это — мое, мама, — пожал плечами Саймон. У него совершенно не было сил давить на нее. — Ты должна понимать, что у меня есть и другие обязанности, помимо этого приема, помимо моего брака. Я обнаружил здесь обстоятельства, с которыми должен разобраться.

— Обстоятельства? — прищурилась герцогиня. — О каких обстоятельствах ты говоришь?

Саймон сжал кулаки за спиной. Мать презирала отца. Если он расскажет о его секретах, то это будет похоже на предательство, а Саймону не хотелось давать ей дополнительные козыри в ее борьбе против, пусть уже мертвого, человека.

Но он довольно хорошо знал мать. Больше всего на свете она ненавидит скандалы. Может быть, если немного приоткрыть ей тайну своих находок, она оставит его в покое и позволит выполнить свой долг.